Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

— Обязательно, — убежденно ответила Воинова. — После института я стала нефтепереработчиком, а последние шесть лет на синтезе спирта, и убедилась, что это самое интересное дело.

— То-то вы радуетесь, и даже с гвоздикой в петлице! — сказал Сошкин, хорошо знавший нефтяницу-технолога и ее печатные труды.

— Это не гвоздика, а петуния! — Воинова бережно потрогала ладонью чуть вялые лепестки. — Михай преподнес. Мой сынище. Специально утром отпросился с работы. Как же! На синтез-каучук поступил монтажником и готовится в вечерний институт. К себе я его не взяла, чтобы не плодить семейственности, — смеясь, добавила она.

Когда Щелгунов вместе с другими поднялся на трибуну и посмотрел сверху на собравшихся, его так и опалил озноб волнения.

«Подумать только: начинается великий прогресс химии! Такой гигант строим! — воскликнул он мысленно. — Если бы сейчас стоял здесь Владимир Ильич Ленин!.. Он, знавший всю беспросветную нищету и темноту дореволюционной Татарии, тоже, наверно, волновался бы! Да, есть еще у нас безродные, Карягины и пучковы (хороший семьянин Щелгунов ненавидел Пучкова не меньше, чем рутинера Безродного), но мы будем бороться против них, Владимир Ильич!..»

— …предоставляется слово секретарю обкома товарищу Щелгунову, — объявил Дронов.

— Слово мое будет коротким, друзья! — начал Щелгунов, подойдя к барьеру. — Я работал здесь, когда на площадке закладывался первый камень. Помню бараки, где людей натискивалось, как сельдей в бочку. Черствые буханки хлеба приходилось рубить топором. По время было послевоенное, и никто не жаловался. Наоборот, народ радовался тому, что в Татарии обнаружено сказочное богатство: нефть и газ, гордился тем, что создается гигантское предприятие на берегу красавицы Камы, столько лет катившей свои воды по землям, на которых вымирали от нужды и всяких болезней башкиры и татары, чуваши и марийцы…

«Верно говоришь! — подумал Ярулла, стоявший у трибуны среди почетных гостей. — Тяжело жилось народу!»

— Я помню, как разведчики искали нефть в Башкирии. Это было нелегко. Но мы не отступали перед трудностями, потому что знали: дар земли — нефть даст нам возможность переустроить народную жизнь.

Забыв о своем обещании говорить коротко, Щелгунов увлекся. В памяти его встало прошлое Татарии: гнилая солома крыш, ухабистые дороги. Казань с ее убогими слободами, где на одном из базаров возчик, приехавший из деревни, предлагал горожанам взять на воспитание беспризорного мальчика. Впоследствии этот мальчик — Габдулла Тукай — стал выдающимся поэтом Татарии, но, даже получив известность, не смог вырваться из тисков нищеты и совсем юным сгорел от туберкулеза. А скольких скосили холера, оспа и голод, душивший Поволжье из года в год!

— Что тут было раньше? — спрашивал Щелгунов. — Фабрика с сотней рабочих считалась огромным производством, однако народ здесь трудолюбивый, и недаром Ленин горячо выступил за создание Автономной Татарской Республики. Он верил, что при советской власти начнется расцвет этого края, а ведь тогда еще не знали о здешней нефти — могучем двигателе экономики. И вот помолодела, похорошела сегодня татарская земля. Неузнаваемо выросли люди. Возьмите такой факт, как нынешний весенний сабантуй в Светлогорске. Народу набралось тысяч двадцать. Весело, шумно было. Но ни одной драки. О чем это говорит? О том, что люди полюбили свои молодые города и берегут красоту нового быта. Это главное, что мы создали, товарищи!

— Верно! — крикнул из толпы Юрий Тризна и сконфузился — так резко прозвучал его голос.

— Верно! — кричал Ярулла, хлопая жесткими ладонями и весело поглядывая вокруг.

Неподалеку от него стояли празднично одетые Ахмадша и Равиль.

А Надя? Она исчезла. Напрасно Груздев поглядывал по сторонам: девушки нигде не было. Тогда он, рассеянно слушая выступавшего вслед за Щелгуновым Сошкина, всмотрелся в лицо Ахмадши. Нет, совсем на походил Низамов на счастливого молодожена и тоже все вертелся на месте, ища кого-то взглядом.

Предоставили слово Дронову, но он только теребил себя за бороду, глядя на теснившихся вокруг трибуны людей, потом, подстегнутый тревожным взглядом Дины Ивановны, произнес убийственно сухо:

— Товарищи, на нашем химическом комбинате будет семь таких производств, как синтез-спирта, примерно по десять цехов в каждом. Кто хочет остаться здесь после завершения строительства, должен помнить, что нам потребуются рабочие высоких квалификаций. На каждого инженера не больше шести рабочих, и все высшего разряда. Так что нажимайте на учебу, условия для этого мы создали. — Дронов еще постоял молча и отошел в глубь трибуны.

— Неречисто сказанул, — со смехом бросил ему Сошкин.

Дронов, столько раз участвовавший в пуске объектов, смущенно махнул рукой:

— Заело громкоговоритель!

Многие прочитали в этот день в «Советской Татарии» о «покорителе девона». Под крупным заголовком красовался портрет Дины Ивановны, дальше шло описание ее боевой работы на нефтяном фронте и сообщалось, что она выдвигается на Ленинскую премию. Это было очень радостное событие. Но конечно, не воспоминание о нем выбило из колеи Дмитрия Дронова, а появление Ахмадши Низамова, вынесенного волной народа к самой трибуне и спутавшего мысли бывалого оратора.

После митинга все двинулись к продуктопроводу, где был установлен смотровой фонарь и кран для отбора проб, чтобы увидеть, как пойдет готовый спирт с очистительной колонны. Большая толпа, нарушая правила, сгрудилась на площадке.

Вышло так, что Ярулла с сыновьями и Дмитрий Дронов оказались рядом. И опять Дронов, близко взглянув в твердо выточенное лицо Ахмадши, ощутил тошноватый холодок в груди.

— Ну, как поживаешь? Женился, говорят?..

У Ахмадши даже губы пересохли, а во взгляде появилось детски жалкое, растерянное выражение. Однако он и слова не успел вымолвить, вмешался Ярулла:

— Нет, еще не женился, а невеста есть. Очень хорошая девушка.

— Хороших девушек много на свете, — сдерживаясь, чтобы не вспылить и не наговорить отцу грубостей, сказал Ахмадша.

— Много — для пустого человека.

Дронов смотрел на них и все больше взвинчивался. Бог знает что он наговорил бы им, но подошла «покоритель девона», холодно кивнула Низамовым и, взяв мужа под руку, увлекла его к фонарю. Оборвалась старая дружба, и ни Дроновы, ни Ярулла — каждый по-своему уязвленный — не пожалели о ней в эту минуту.

— Неужели ты мог бы поссориться с ними? — упрекнула Дина Ивановна. — Для меня — и для Наденьки прежде всего — это было бы очень неприятно. И разговоры начались бы. Смотри… Смотри: спирт идет!

В фонаре светлой струей плеснулась бесцветная жидкость, но едва собравшиеся успели придвинуться к продуктопроводу, как уровень в нем поднялся до половины и сразу спирт пошел сплошным потоком.

— Гостям — первую пробу! — крикнул Алексей Груздев и подошел к крану с ведром в руке.

— Не разрешаю! — запротестовала Анна Воинова, не поняв шутки. — Предупреждаю: необходима очистка через активированный уголь! Хоть мы и химики, но от такой «пробы» можно ноги протянуть.

— Знаем. Не впервой! Это когда из хлеба гонят, можно пить прямо из-под крана.

— Спирт идет рекой, а даже лизнуть не дают! — притворно огорчился Денис Щелгунов. — По-нашенски: добрался — и рога в землю.

— Кто хочет бодать землю, приходите после концерта ко мне домой, — весело оглядываясь, громко сказала Воинова. — У нас сегодня еще одно событие: мой Михай отличился — сделал меня бабушкой.

— Когда же он успел жениться? — удивленно спросила Дина Ивановна.

— Целый год ухаживал. Мне в голову не приходило тревожиться. Но в один прекрасный день влетает он ко мне в страшном волнении, в испуге: «Мама, я должен жениться, у Люси будет ребенок!» И вот, пожалуйста, только-только восемнадцать лет исполнилось, а уже сына имеет и в восторге. Крупный мальчишка родился. — Анна нахмурилась, но добрая улыбка неудержимо пробивалась на ее славном лице. — Как вам это нравится?

«И у нас с Надей мог бы родиться ребенок!» — сказал себе Ахмадша, стоявший поблизости. Его, правда, покоробило оттого, что Анна Воинова высмеивала сына при посторонних (ни Ярулла, ни Наджия так не поступили бы!), но, отдавая должное своим родителям, Ахмадша подумал о них холодно; нежное чувство к ним погасло.

— Как ты не понимаешь, что я ее не люблю! — сказал он на днях матери, снова и снова заводившей речь об Энже, которую старики с непоколебимым упорством считали теперь его нареченной.

Но Наджия, ставившая всем в пример собственное замужество, не хотела ничего понимать: не любила ведь Яруллу, выходя за него замуж, а прожила с ним жизнь завидно для многих.

— Энже — хорошая девушка, — твердила она. — Скромная. Умница. Работящая и очень красивая. Чего еще требовать от будущей жены?