Антон Макаренко - Книга для родителей
Понятно, гораздо хуже обстоит дело с теми подростками, которые так и не победили в себе стремления к «уличной воле». Проскитавший некоторое время по детским домам и нигде не найдя для себя приемлемой жизни, каждый раз меняя детский дом на всю ту же улицу и постепенно укрепляя тягу к ней, привычки, свою уверенность в собственной «непоправимости», ненависть к порядочной рабочей жизни, ко всем ее представлениям, со временем такой подросток превращается в квалифицированного бродягу и хулигана.
Органы народного образования и в этом случае еще пытаются помочь ему. Очень много в этом деле помогают органы ГПУ как в РСФСР, так и в УССР. Опыт коммун ГПУ, сравнительно еще молодых, показывает, что даже этих детей ни в коем случае нельзя считать за безнадежных. Во всяком случае, намерения борьбы с ними или исправления их с помощью домов заключения или даже специальных детских закрытых домов, так называемых реформаториев, менее полезны, чем открытые рабочие коммуны.
Коммуны эти отличаются от учреждений народного образования тем, что при них организовано настоящее производство, например, в Москве1 — фабрика коньков, где для воспитанников введена более строгая дисциплина, нежели в детском доме. Постепенно расширяя свое производство, привлекая к его интересам детей, приучая их иметь собственный бюджет и карманные деньги, такая коммуна одновременно бдительно следит за поведением коммунара, за организацией его быта, дает ему новые культурные и политические наставления. Наряду с созданием крепкого ядра юношей расширяется и самоуправление, в дальнейшем дисциплина становится традицией целого коллектива, и поэтому «врастание» новых коммунаров происходит уже легче, и они скорее приходят к нормальному специальному самосознанию.
В конце концов только очень небольшая часть беспризорных остается вне советского общества и попадает в допры2 или на Соловки. Нельзя сказать, что так получается потому, что их сама природа назначила быть отбросами общества. Природа ничего не определяет в поведении человека — все определяют люди и материальные обстоятельства. Правда, что мы еще не всецело овладели всеми влияними и средствами, которые имеются в нашем распоряжении, мы еще не умеем охватить все наше детство и юношество так, чтобы в человеческом составе у нас были наименьшие потери. Очень часто материальные и людские средства мы не умеем использовать как следует, и маловато у нас людей, которые овладели делом борьбы с беспризорностью, несмотря на, казалось бы, очень большой опыт. Речь идет о том, что для дела воспитания беспризорных необходимы очень большие усилия. Работа с беспризорными очень тяжелая и неблагодарная, и мало есть желающих отдаться ей целиком. Много работников сразу бросают эту работу и идут на другую спокойную и лучше оплачиваемую.
Только благодаря этому мы не можем похвалиться победой над всеми наследиями беспризорности: некоторая часть детей все же в конце концов попадает в допры. Однако нужно оговориться. Хоть такое мрачное положение познает и большинство беспризорных, т.е. уличных детей, и очень редко до этого доходят дети из семьи, тем не менее главные причины преступлений и гибели некоторой части нашего юношества не надо выискивать лишь в плохом влиянии улицы. Как уже считается, в большинстве на улицу попадают дети, которых распавшаяся семья подготовила к улице и к дальнейшей преступной карьере.
Совершенно отдельно надо рассматривать историю беспризорной девочки.
В детских домах теперь почти половину жильцов составляют девочки, тем не менее на улице девочек почти что не видно, редко можно встретить девочку, которая просит милостыню, да и то посылают ее на это дело больше родители или в целом та семья, где она живет. Известные хулиганские ватаги беспризорных почти не имеют в своих рядах девочек.
Причины этого заключаются в том, что сама наша общественность по старому обычаю готова помогать девочке. После смерти родителей скорее девочку возьмут на воспитание, нежели мальчика, потому что с ней спокойнее и легче, она не так склонна к протесту, как мальчик. К тому же девочка благодаря привитому с раннего детства пассивному отношению к жизни не так быстро и не так легко пойдет на улицу, ибо улица ей страшнее, нежели мальчику. Она будет жить в тяжелейших условиях, знать невзгоды и обиды, но на улицу не пойдет. Тут играть роль и инстинктивная боязнь всяких цепляний мужчин, о которых девочка в определенных условиях имеет реальные представления.
Надо еще отметить и то, что для девочки есть такая постоянная «профессия», как нянька. В няньках жить гораздо тяжелее, нежели на улице, зато девочка тут защищена от очень ранней половой катастрофы.
Благодаря помощи многих наших организаций, отдельных особ и особенно комсомола даже и эти няньки в большинстве попадают в детский дом.
Из детского дома девочки почти что никогда не убегают. Надо отметить, что случается это не лишь благодаря пассивности натуры девочек, а благодаря тому, что девочкам легче жить в детском доме, нежели мальчикам: педагоги с ними всегда ладят, потому что девочка сдержаннее, послушнее; одевают их лучше, да это не так трудно и сделать, ибо девочки аккуратнее относятся к своему убранству и сами умеют кое-что пришить или зашить.
В детском доме и работа для девочек легче и им по вкусу; по старому обычаю мы девочкам определяем лишь швейные мастерские, как бы продолжаем их воспитание в направлении домашнего хозяйства. Вследствие этого создается своеобразная природная гармония: девочка и сама из семьи приносит фатальную потребность — заниматься лишь домашними делами, а мы добавляем специальную швейную подготовку. К тому же в наших швейных мастерских очень мало еще элементов настоящего широкоорганизованного швейного дела. Всегда у нас есть кустарная мастерская, в лучшем случае с ручными машинами.
Тем не менее эта специальная панская «привилегия» до известного времени делает из девочки в детском доме очень беспрекословную и удобную воспитанницу, чем очень довольны многие педагоги, которые не желают глубже заглянуть в будущее и оценить его с точки зрения социальной значимости.
Правда, когда воспитание девочек заканчивается, педагоги замечают, что политическое и общее развитие у девочек слабовато. Приходится педагогам сталкивиаться и с другими неприятностями. Наиболее сознательные девочки, особенно комсомолки, начинают тяготиться своей швейной квалификацией, тем паче, что эту квалификацию и использовать должным образом негде, начинают искать других путей к жизни, а в этих исканиях педагоги не всегда умеют помочь. Очень способные девчата тянутся на рабфаки, но и там им не так легко, потому что долголетнее сидение за машиной не дало им необходимой подготовки и развития. На рабфаке им до многого приходится доходить собственными усилиями.
Но все эти неприятности всплывают под конец воспитательного процесса. Но, как они ни тяжелы, девочка не пойдет уже на улицу. Она не станет беспризорной…
Беспризорность девочки очень редко приводит к катастрофе, очень редко девочка заканчивает свое воспитание в добре. А это лишь потому, что девочка почти не бывает на улице. Когда мы теперь наблюдаем многих девочек в наших детских домах, там почти не находим девчат, которые имели бы более или менее продолжительный уличный стаж, преимущественно же большинство их на улице совсем не были. Зато и самый маленький уличный стаж для девочки великое несчастье, и его позабыть не так-то легко…
Остановимся еще на одном моменте, который имеет очень большое значение. Говоря про девчат, мы отмечали, что полезно и даже нужно в некоторый степени игнорировать их прошлое. Опыт подтверждает, что такое игнорирование, намеренное забвение всей мерзости, всех несчастий, которые окружали детскую жизнь, — это наилучшая педагогическая позиция и, может быть, наиболее целесообразная, потому что никто не станет обвинять детей за все то, что с ними случилось. То же самое упорно рекомендовать и в отношении мальчиков.
Настоящая советская педагогика, а с ней и все общественное советское мнение решительно запрещают какую-нибудь возможность даже говорить о каких-то специфических природных склонностях человека к преступлению или бродяжничеству. Разговоры о том, что так называемые преступные типы, будто бы с самого рождения предназначенные к уголовной деятельности, мы считаем за дикие предрассудки, которые могли расширяться лишь в обществе, основанном на насилии и эксплуатации. Это общество не могло не довести немалую часть человечества до преступлений. Настоящие причины преступности заключаются в организации буржуазного общества, и, чтобы прикрыть это нездоровое свойство общественного строя, надо было выдумывать теории о преступных типах и о специальной преступной наклонности.
