Семен Бабаевский - Свет над землёй
— А почему же его нет?
— Покамест еще не успели приобрести.
— Да вы и не думали поспешать. — В зале ветерком прошумело оживление. Сергей продолжал: — Нет, тут причина не в отсутствии электричества, а в том, что не лежит у Чебцова душа к технике: хлопотно с ней, вот он всю жизнь и будет болеть о налыгачах. Оно спокойнее, и вот почему. Приведу только один пример. Доярки из фермы Чебцова перешли речонку вброд и побывали на ферме колхоза «Светлый путь», а когда вернулись домой, то устроили своему председателю скандал. Женщины попались горячие, ну и досталось Чебцову… И вот как-то встретил меня Чебцов и говорит: «Ты наш депутат, мы тебя избрали, а только прошу тебя — не допускайте в свои колхозы наших колхозников». — «Это почему же их нельзя допускать?» — спросил я. «Да, видишь ли, какое дело: побывают они, допустим, на молочной ферме «Светлого пути», и тогда беда — нравственностью портятся. Спокойствия от них нету…» Чебцову хочется отгородить своих людей от соседей, и это ему очень выгодно. А рощенцам невыгодно. Невыгодно и то, что наши соседи с севера, марьяновцы, не идут с нами в ногу. С этой трибуны Кривцов ни словом не обмолвился о соревновании марьяновцев с рощенцами, но зато со спокойной совестью называл свой район отстающим, называл так, как будто в этом есть какая-то заслуга. И еще говорил о «тепловом резерве». А о каком же «тепловом резерве» шла речь — умолчал. О том, который дает в Марьяновскую Усть-Невинская ГЭС. Так почему бы Кривцову не подумать о своем «тепловом резерве»? Разве станица Марьяновская стоит не на берегу Кубани? Так за чем же остановка? Оказывается, за маленьким: у руководителя советской власти нет инициативы…
Снова послышались реплики:
— Зато у Кривцова есть знатная звеньевая, и он называет ее «царица полей»!
— Была, да вся вышла.
— На одной «царице» теперь далеко не ускачешь!
— А кому какое дело до чужого района?
— Какое дело до чужого района? Да разве же он чужой? Нет, товарищ, марьяновцы нам не чужие, поэтому и хочется к планам электрификации рощенцев пристегнуть не только наших ближних соседей, но и еще десятка два районов, а потом бы и весь край.
Сергей сошел с трибуны, шум рукоплесканий провожал его. И когда он сел и стал причесывать пальцами растрепавшиеся волосы, Николай Николаевич поднялся, подождал, пока в зале наступила тишина, и объявил перерыв.
43
Утро выдалось морозное, ясное. Солнце, встав над заснеженным городом, заливало слепящим светом улицы, крыши домов, билось, пламенея, в окна. В небольшом зале с высокими белыми стенами было в этот час светло — лучи солнца просачивались сквозь шелковые шторы и мягко падали на столы, стоящие буквой «П». Здесь открылось заседание первого пленума — решались организационные вопросы, и для Сергея уже не явилось неожиданностью то, что Кондратьев был избран секретарем и членом бюро краевого комитета.
В коридоре Кондратьев взял Сергея под руку, отвел в сторону и, поглаживая седой висок, сказал:
— На наше счастье погодка установилась, можно уехать машиной. Как ты думаешь?
— Я-то поеду на машине.
— А почему «я поеду»?
— Да ты же теперь здесь…
— Нет, поедем вместе, всей делегацией.
— Выезжать сегодня? — спросил Сергей.
— Да. Я только на минутку зайду к Андрею Петровичу. Подожди меня здесь.
Поджидая Кондратьева, Сергей уселся на диване, выкурил папиросу, закрыл глаза и так, сидя, хотел вздремнуть… Дробно стуча каблуками, к нему подошла девушка-секретарь Оля, та самая Оля, с которой он познакомился в приемной Николая Николаевича еще в первый свой приезд в Ставрополь. Блестя глазами, Оля подарила Сергею очаровательную улыбку и, робея, протянула ему телеграмму. Сергей развернул влажный, пропитанный клеем лист, читал, перечитывал и не верил тому, что там было написано. Телеграмма гласила: «Сергей Тимофеевич радуйся Иринушка родила двух мальчиков здоровье хорошее сердечно поздравляю Наталья Кондратьева».
— Сергей Тимофеевич, поздравляю, — сказала Оля.
— Спасибо, Оля… И я просто… Как-то все это…
Сергей говорил бессвязно, мысли его путались: он все еще перечитывал телеграмму — строки сливались, и на их месте, как на фотопластинке, появилось смеющееся лицо Ирины.
А в кабинете, куда вошел Кондратьев, солнце заливало широкие окна, — скользкий, только что натертый паркет был исписан бликами. Тишина. Глухо бьют часы. Андрей Петрович Бойченко и Николай Петрович Кондратьев сидят на диване.
— Николай Петрович, надо нам именно теперь всерьез подумать о твоем преемнике.
— Да, этот вопрос откладывать нельзя.
— Кого бы ты рекомендовал?
— А может, Андрей Петрович, у тебя уже есть кто-нибудь на примете?
— Ну, есть у меня на примете или нету, а первое слово все же за тобой.
— Да, это так. Я рекомендую Тутаринова.
— Не согнется?
— Думаю, и устоит и не согнется. Правда, молод еще, но…
— Что «но»? — перебил Бойченко. — Мы же с тобой тоже когда-то были молодыми.
— Вот об этом я и хотел сказать.
— Молодой, верно, — проговорил Бойченко. — Но мы поможем… Ты ему кое-что подскажи, посоветуй, — наказывал Бойченко. — В самом районе придется сделать небольшую перестановку. На место Тутаринова, я думаю, можно рекомендовать Савву Остроухова, — растущий работник. Вторым там Алдахин? Боюсь, не сработаются. Уж очень разные характеры. — Бойченко посмотрел на блестящие окна, подумал. — А что, если бы вторым сделать Нецветову?.. Ну, это мы решим потом, на бюро.
— Андрей Петрович, — Кондратьев встал, подтянул на гимнастерке пояс. — Может, мы сейчас, до бюро, и поговорим с Тутариновым?
— А где он?
— Тут, меня поджидает.
— Зови.
Сергей вошел четким, почти строевым шагом: так он, бывало, появлялся перед генералом. Сжимая в кулаке липкий, пахнущий клеем листок, Сергей не мог сдержать улыбку, и губы его дрожали. Это заметил Бойченко. Он измерил Сергея взглядом, как бы желая сравнить, что изменилось в этом молодом человеке за три года, и, видимо, нашел изрядную перемену, предложил сесть к столу. Кондратьев стоял в сторонке, заложив руки за спину.
Разговор начался с того, что Бойченко одобрительно отозвался о выступлении Сергея на конференции.
— Весь край знает твои намерения — а намерения эти хорошие, — так что у тебя теперь, как говорят, и карты в руках: на рощенцев будем равнять весь край.
Затем он начал расспрашивать о том, как идет техническая учеба. Сергей слушал и что-то несвязно отвечал, но смысл сказанного улавливал плохо, — в голове гуляли иные мысли, и отбиться от них не было никаких сил.
— Андрей Петрович, погодите… что-то я плохо соображаю, — сказал Сергей, вставая и виновато глядя то на Бойченко, то на Кондратьева. — И ты, Николай Петрович, послушай, какая новость… Вот, читайте! У меня два сына!
Минут через десять, когда и телеграмма была прочитана, и теплые слова поздравления были сказаны, все трое сидели у стола. Говорил Бойченко:
— Новость ты нам сообщил весьма важную… Мы вот с Николаем Петровичем хотя уже и давно не испытывали такого приятного чувства, а и нам было радостно читать телеграмму Натальи Павловны. Но и у нас есть для тебя важная новость, послушай. Мы тут посоветовались и решили рекомендовать пленуму Рощенского райкома избрать тебя первым секретарем. Занимай этот пост — и в добрый час… Погоди, погоди, потом скажешь… Знаю, работа эта нелегкая, тут потребуется много сил и бессонных ночей, а главное — умения…
— Андрей Петрович, не смогу… Рано мне еще, ведь я — то себя знаю.
— Положим, не только ты себя знаешь. — Бойченко покосился в сторону Кондратьева. — И тебя кое-кто знает.
— Поможем, Сергей, — сказал Кондратьев и так посмотрел на Сергея, что тот по взгляду понял: отказываться нельзя. — В районе у тебя есть надежные помощники — колхозный актив, и мы же тут, не за горами… Да и речь твою на конференции надо приложить к жизни. Кто без тебя это сделает?
Сергей сидел с низко опущенной головой; жесткие его волосы, растрепавшись, падали на лоб.
— Ну что ж, — сказал он после короткого раздумья, — если поможете и если то, о чем я говорил… Короче сказать — согласен…
В тот же день рощенцы выехали домой на двух легковых машинах, с трудом пробрались по еще не наезженной, в снежных завалах дороге и в станицу попали только поздно вечером. Глаша Несмашная и Варвара Сергеевна пошли ночевать к знакомым, а Савву Остроухова Сергей пригласил к себе. Кондратьев, уже попрощавшись с ними и отворив калитку, на минуту задержался и сказал:
— Сергей, поговори с Саввой Нестеровичем о нашем предложении… А завтра вдвоем приходите в райком.
На пороге Савву и Сергея встретила Марфа Игнатьевна, — глаза ее смотрели тепло, и вся она, счастливая и помолодевшая, была так обрадована и взволнована, что и радость ее и волнение сразу же передались и Сергею.