Антти Тимонен - Мы карелы
Отчасти Васселей угадал и причину своей неожиданной отправки на фронт. Краем уха он слышал, что приехал какой-то Микко Хоккинен, важная шишка из органов разведки. Мало ли их приезжает, всяких шишек — и военных, и не военных. Васселею даже в голову не пришло, что эта важная шишка — его давний знакомый Мийтрей, встречи с которым он давно жаждет. Не знал он также, что Мийтрей обладал весьма большими полномочиями и принимал участие в ночном совещании. Не догадывался Васселей и о том, что именно Мийтрей попросил как можно быстрее выпроводить Васселея из Киймасярви. Мийтрей должен был пробыть несколько дней в селе и затем вместе с Таккиненом отправиться в важную поездку по границе, договариваться с пограничными властями о содействии мятежникам.
Тампере показался Кайсе-Марии тихим, мирным городом, где ничто не напоминало о войне. Такое же впечатление произвел сперва на нее и Хельсинки, однако за дни, проведенные там, ей пришлось многого наслышаться и насмотреться, увидеть закулисную возню, которую вели дипломаты, разведки разных стран, тайные и легальные организации русских белоэмигрантов, разные карельские общества, финансовые тузы и государственные мужи, и за внешней оболочкой мирного города ей представилась изнанка военного Хельсинки, слишком даже военного, от которого она хотела отдохнуть в тихом Тампере.
Поезд пришел рано утром, и Кайсе-Марии не хотелось беспокоить семью сестры в такую рань, тем более что день был воскресный. Она медленно шла по улице, освещенной редкими утренними огнями. В воздухе кружились хлопья снега… Шли первые пешеходы, проезжали извозчики, погоняя продрогших от долгого стояния лошадей. Большой ресторан в конце улицы был еще закрыт, но в огромные, ярко освещенные окна было видно, как хозяева его готовятся к приему воскресных гостей.
Кайса-Мария оглянулась: по другой стороне улицы, небрежно размахивая тростью, шел, чуть поотстав от нее, мужчина, которого она приметила еще в Хельсинки. Неужели у них в Тампере нет своих шпиков? Или, может, им денег некуда девать? Надо же, послали из Хельсинки следить за ней. И чего им надо? Ведь там, в Хельсинки, прекрасно осведомлены, к кому и зачем она поехала в Тампере. Какая грубая работа! Даже зло берет. Хоть бы шпика сменили. А то послали того, что и в Хельсинки по пятам ходил. Только шляпу сменил на меховую шапку да вместо пальто надел короткую шубу. А трость та же. Денег не хватило, что ли, на новую трость?
Кайса-Мария быстро пересекла улицу и пошла навстречу шпику, глядя ему в глаза. Мужчина растерялся, но продолжал идти, помахивая тростью. Поравнявшись, он улыбнулся нагловатой улыбкой, сделав вид, что принимает ее за уличную женщину. Кайсе-Марии хотелось ударить сумочкой по его широкой физиономии. Уж если бы двинула, так кровь брызнула бы из носа. Сумка была тяжелая, в ней был браунинг и несколько запасных обойм. Но, вздернув голову, она прошла мимо, и шагов через двадцать круто повернула и пошла следом за мужчиной. Шпик попался опытный: он не обернулся, но знал, что за ним идут. Шпик свернул на боковую улочку. Кайса-Мария пошла вперед, чувствуя спиной, что теперь он опять идет за ней.
— Господи! — воскликнула сестра за дверью, узнав-голос Кайсы-Марии. Щелкнул замок, и дверь распахнулась. — Откуда ты в такую рань? Да входи же. А то напустишь холода.
Лена-Илона, сестра Кайсы-Марии, была лет на пять старше ее. Лицом она была очень похожа на Кайсу-Марию, но была полнее и ниже ростом. Она работала какой-то служащей на обувной фабрике. Муж служил инженером на машиностроительном заводе. Квартира у них была небольшая, но уютная — две комнаты и кухня…
— Я из Хельсинки, — ответила Кайса-Мария.
— Из Хельсинки!
— Да. Туда приехала из Восточной Карелии.
— А я-то уж… — разочарованно проговорила сестра.
— Кто там? — спросил из спальни сонный голос мужа.
— Кайса-Мария. Завоевала Карелию и приехала.
— Вот как! — позевывая, ответил муж. — Значит, завоевала…
— Вари кофе, а я пока посплю, — сказала сестра, едва Кайса-Мария успела снять пальто.
Из детской комнаты выглянула маленькая девочка, с озорными глазками.
— Тетя, ты?
— А ты чего не спишь? — рассердилась мать. — Марш в кровать!
— Тетя я, твоя тетя. — Кайса-Мария взяла девочку на руки. — Как живем, Пиркко? Слушаемся ли мы папу и маму?
Она открыла саквояж и достала пакет с конфетами и куклу. Отдав гостинцы, велела девочке идти спать, а сама начала хозяйничать на кухне.
Когда вода в кофейнике закипела, на кухню пришла Лена-Илона.
— Весь сон перебила, — недовольно проворчала она.
— На улице, что ли, мне надо было ждать?
— Дождешься ты своей участи.
— Я вижу, не рада ты мне. Почему? — спросила Кайса-Мария. Кроме сестры, у нее больше родных не было.
— Почему? В десять утра пойдешь на привокзальную площадь, там сапожники скажут почему.
Сапожниками называли в Тампере рабочих обувной фабрики, которых в городе было несколько.
— Там что, митинг будет?
— Будет. И полиция будет со своими дубинками. Будут лупить кого попало. И все вы, завоеватели Карелии, — раздраженно говорила сестра.
— Ты пойдешь туда?
— Не пойду. Там мне делать нечего. И в вашей Карелии тоже. О господи! Когда у нас мирная жизнь настанет? Ты знаешь, на кого сейчас наша фабрика работает? Все на армию, солдатскую обувь шьем. На войну.
— Я это знаю.
— Конечно, ты знаешь это… Ну и сестрица у меня! А ты знаешь, что в соседнем доме одного рабочего взяли и что шестеро детей, мал мала меньше, остались без куска хлеба? И все потому, что он был против вашей войны… Листовки распространял.
— Почему это ты мне говоришь? Меня винишь?
— Почему? Кого же мне винить? С солдата спросу мало. Ему сунули винтовку в руки, сказали: «Марш!» — и ему делать нечего. А тебе-то кто велел? Да разве это женское дело! Я-то знаю вас. За людьми следите, друг за другом шпионите. Небось и сейчас за собой какого-нибудь филера привела. Подумать только! Шестеро детей… и отца взяли. Финского рабочего бьют и мордуют, а он должен еще и налоги платить, чтобы эту полицию содержать…
От истерических выкриков сестры на душе Кайсы-Марии стало так горько, что хотелось заплакать. Она пыталась отвлечь сестру, говорить о чем-то другом, спросила, как у них с деньгами. Если надо, она может помочь. Деньги у нее есть.
— Не нужны мне твои деньги, — отрезала сестра. — Свои есть. Хоть немного, но зато честным трудом заработанные.
После смерти матери старшая сестра заменила Кайсе-Марии и ее брату мать, она всегда была нежной, заботливой. Потом началось какое-то отчуждение. Слишком они все были разными по характеру. Брат с юных лет, еще на заводе, увлекся рабочим движением. Мир Лены-Илоны после замужества все больше ограничивался ее домом и семьей. А Кайса-Мария мечтала о чем-то необыкновенном. По натуре она всегда была непрактичной в житейских делах, романтиком. Вышла замуж за сына богатого банкира, но такая судьба ее не устраивала. Хотелось чего-то большего, чем быть просто важной дамой. Когда муж погиб, Кайсу-Марию начали интересовать такие дела, которые, по мнению Лены-Илоны, совершенно были не к лицу женщине. Кайса-Мария увлеклась этой таинственной и опасной игрой. Она знала, что пропасть между ней и сестрой все больше увеличивается, но все же не ожидала такой неприязни со стороны Лены-Илоны.
Выговорившись, Лена-Илона ушла в спальню и начала там что-то раздраженно шептать мужу. Слышно было, как Антеро бурчал что-то, видимо, успокаивая ее. Но шепот, сестры становился все громче, перерастал в крик. Кайса-Мария не хотела присутствовать при семейной ссоре. Она торопливо накинула пальто и вышла.
Ресторан на углу Хямэнкату был уже открыт. Кайса-Мария заказала легкий завтрак. Есть не хотелось, но надо было где-то убить время.
Столик ее оказался у большого окна, из которого была видна вся площадь, и она увидела, как по улице, проходившей под железнодорожным мостом, появилась первая колонна демонстрантов с транспарантами.
«Руки прочь от Советской Карелии!»
«Долой разбойничью войну!»
«Братский привет народу Карельской Трудовой Коммуны!»
По улице к площади также шли демонстранты.
Выйдя из ресторана, Кайса-Мария услышала тревожные голоса:
— Полиция!
— Сейчас начнется!
Демонстранты остановились перед цепью вооруженных дубинками полицейских. Люди, толпившиеся на тротуаре, бросились бежать с площади, чтобы не оказаться в начавшейся свалке, и Кайса-Мария невольно оказалась подхваченной этим людским потоком. В подъезде одного дома она заметила своего шпика. «Только этого не хватало, чтобы меня увидели среди демонстрантов, бегущих от полиции», — подумала она и свернула на боковую улочку.
Весь день Кайса-Мария бесцельно слонялась по городу. Зашла в кафе, погрелась, выпила чашку горячего кофе. Сходила в кино на дневной сеанс. Смотрела какой-то бессодержательный фильм. Кто-то в широкополой шляпе от кого-то убегал, кто-то с большим кольтом гнался за кем-то, на глазах красивой женщины дрожали крупные слезы.
