Иван Лазутин - Родник пробивает камни
— Что это за биржа?
— Это своего рода актерско-режиссерское торжище. Если актеру осточертел Борисоглебск или Зелепупинск, то он может приехать на московскую биржу и договориться о работе в Кыштымском или Котласском театре. Я серьезно. Это кто-то здорово придумал.
— А представители солидных театров переступают порог этой биржи?
— Вся Россия-матушка, кроме Москвы и Ленинграда.
— А это почему так?
— Эти два города идут по мировому олимпийскому классу.
Таранов снова сделал какую-то пометку в календаре. Владимир догадался, что, разговаривая с ним, секретарь парткома ни на минуту не забывал еще о чем-то другом, более важном.
— Понял тебя. Советую — толкнись на эту биржу. И если что получится, зайди ко мне.
Владимир встал. Он одновременно испытывал два противоположных, взаимоуничтожающих чувства — раздавленность и окрыленность. Почти братская забота Таранова до беспомощности растворила его силы своим благородством и бескорыстием. А те планы, которые только что были начертаны перед ним секретарем парткома, открыли Владимиру глаза на вещи, которых он раньше не только не видел, но и не допускал: возможность московского варианта его актерской судьбы. Завод готов помогать. А еще покойный дед не раз говаривал: «Хорошо помогать лошади, которая тянет». Значит, нужно тянуть…
— Ну что же, по рукам? — Таранов протянул Владимиру свою сильную, упругую кисть.
— По рукам!
— Брылева видишь?
— Почти каждый день.
— Как он там, старина?
— Гибнет.
— Что?!
— Спивается. Если бы вы посмотрели, в каких условиях он живет…
Телефонный звонок оборвал разговор. Таранов долго и подробно разговаривал с кем-то о встрече иностранной делегации рабочих, которые хотят посетить завод и музей. Когда разговор был окончен, он подошел к Владимиру и, словно их беседу никто не прерывал, сказал:
— Передай Брылеву, пусть обязательно зайдет ко мне. Только до середины сентября, не позже, а то я укачу в отпуск.
— Сегодня же передам. Он вас очень уважает.
Уже почти на пороге Таранов остановил Владимира и, прищурившись, пригрозил пальцем.
— Слушай, Путинцев, а с Худяковым вы зря отмочили солдатскую шутку. Бедолага поднял такой шум, что в отделении милиции от смеха хватались за животики. Нужно было как-то полегче. А то ведь, говорят, сделали из него голубого ангела-херувима, только волосы медные.
Владимир хотел что-то сказать, но Таранов, склонившись над столом и пробегая глазами какие-то записи, замахал рукой — не время.
— Там все утрясли. Да скажи ребятам, чтобы на допросах держали себя потверже. И били в одну точку — просто по-товарищески пошутили. Бывай.
Подходя к воротам цеха, Владимир подумал, что счастье к человеку приходит не только в розовых снах, но и в каждодневной, будничной яви. «Таранов… Какая хватка! Такие рождаются для большого дела. Таким по плечу капитанские мостики любых кораблей — речных, морских и океанских. А ведь он тоже недавно стоял у станка».
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В официальных документах Министерства культуры это ежегодное сборище актеров и режиссеров России называют «Консультационный пункт по формированию театральных трупп». Актеры этот консультационный пункт попросту окрестили биржей. Как правило, работа биржи начинается в первых числах августа и заканчивается в конце месяца или в начале сентября. Для нее отводят окраинные клубы Москвы или летние сады. Съезжаются на биржу со всех концов России: директора театров, главные режиссеры, очередные режиссеры, актеры, художники, завмузы… Одни — директора и главные режиссеры — приезжают, чтобы взять недостающих актеров или очередных режиссеров; другие — актеры, художники, режиссеры — чтобы попытать счастье в новом театре.
На этот раз биржа была в Саду имени Баумана. Все считали, что место выбрано удачно. В прошлом году приходилось тесниться в фойе заводского клуба на Красной Пресне. Было дымно, душно, далеко от основного столичного транспорта. А здесь все под рукой: центр, театры, министерство, стоянки такси и троллейбусов и, наконец, великолепный буфет с горячими обедами, отличным турецким кофе и коньяком. А главное… Главное — тут можно показаться и выбрать нужного работника театра. Да и дни, как на счастье, стояли солнечные, жаркие. Наплыв «биржевиков» был бурный, дружный. В списках у дежурного инспектора Министерства культуры зарегистрировано уже около двухсот театральных работников России. На огромном стенде в тупичке боковой аллеи было наклеено более сотни объявлений, извещающих, что одному театру требуется молодой социальный герой или молодая героиня не старше тридцати лет, другому — заведующий музыкальной частью, третьему — актриса на роли старух и художник, четвертому — заведующий постановочной частью и актер на роль Сатина…
С утра до вечера у стенда объявлений табунится пестрая толпа. Казалось, все здесь в порядке вещей. Рыба ищет, где глубже, а актер — где лучше. Все вроде бы шло в рамках той благопристойной рабочей необходимости и целесообразности, которые продиктованы самой необычайной природой труда артиста, вызвавшей к жизни создание этого особого Консультационного пункта по формированию театральных трупп.
Но было в этой бирже и что-то унижающее человеческое достоинство. Было… Своего рода человеческое торжище, замаскированное безобидной казенной мотивировкой — «специфика кадрового формирования театральных трупп».
Вот, например, эта худенькая девушка с тоненькой талией…
Кто она? Откуда? Почему у нее такое печальное лицо? Что погнало ее из какого-нибудь Мелекесса или Урюпинска в столицу? Судя по ее виду, ей не больше двадцати. В лучшем случае она только что окончила двухгодичную театральную студию в одном из областных театров вроде Воронежа, Архангельска, Омска… Но, вдохнув однажды запах кулис, она уже считает, что на всю жизнь связала свою судьбу с театром. И платят-то ей каких-нибудь шестьдесят — семьдесят рублей в месяц. Но она — актриса! Она мечтает играть настоящие роли. Своими тайными помыслами и дерзкими мечтами она чем-то напоминает того мифического солдата, который в ранце своем носит маршальский жезл. Может быть, ей уже посчастливилось быть награжденной зрительскими аплодисментами за эпизодическую роль? Ох, эти аплодисменты!.. Кто хоть однажды припал к чаше с этим дурманящим ядовитым зельем, тот не в силах от нее оторваться даже тогда, когда она пуста. Где остановилась эта девушка? В какой гостинице? Да и смогла ли она получить место в гостинице, когда солидные командированные люди с трудом добиваются в этот летний месяц койки в окраинной гостинице за выставкой? Она одиноко сидит на скамейке, а мимо, не замечая ее, важно проходят пожилые актеры и актрисы. Одни о чем-то спорят, другие над кем-то подсмеиваются, третьи возмущаются нахальством бездарной актрисы в Н-ском театре, которая подмяла под свою власть всю труппу и получает первые роли только потому, что муж ее — главный режиссер. И все они идут мимо и мимо… Одни, особенно пожилые, заслуженные, проходят чинно, торжественно, даже чопорно. Привыкшие подниматься на театральных подмостках до величия королей и падать — в других пьесах — до раболепия холопов, они порой и в жизни, когда необходимо произвести нужное впечатление, умеют собеседника восхитить благородством манер и поступков и рассмешить ужимками балаганного шута. Одним словом, артисты. Вот эти двое пожилых и солидных — кто они? Над чем они так заразительно смеются? Это, очевидно, судя по осанке и возрасту, или директора, или главные режиссеры. Они тоже, увлеченные беседой, прошли мимо скамьи, не удостоив даже взглядом молодую актрису с тонкой талией хрустального бокала. Оба они на бирже чувствуют себя как хозяева, держатся важно, независимо. Не дойдя до конца центральной, самой широкой, аллеи сада, они успели несколько раз учтиво раскланяться и небрежно бросить приветствие попадающимся им навстречу актерам — молодым и старым — и прочим собратьям по искусству.
Туалеты актрис предельно продуманы. Это же не репетиция в театре. Это московская биржа… Здесь нужно произвести впечатление, уметь показаться… Нужно непринужденно и тонко обратить на себя внимание Директора или Главного, чтобы те, подослав своего «гонца» (а ими бывают, как правило, приезжающие в качестве директорской «свиты» один-два молодых бойких актера), попытались через него выведать: откуда актриса, из какого театра, каковы ее планы и… о, как это важно… какова ее тарифная ставка. И если эти три момента отвечают интересам Директора или Главного, тогда «гонец» приступает к тому самому основному, за что окрестили консультационный пункт биржей. Начинается своего рода сговор-торговля. Какие сыграны роли, каков возраст, состав семьи, кто муж, сколько детей… И не дай бог, если муж тоже актер и тоже хочет сменить театр… А ему, Директору или Главному, нужна только актриса и только по ставке второй категории. Тогда всякие разговоры холодно и вежливо обрываются и уже в течение всей работы биржи не подошедшие друг другу служители Мельпомены стараются не замечать друг друга при встречах.
