Горожане - Валерий Алексеевич Гейдеко
— Что ж, приводите их вместе с собой, — безразлично сказал Колобаев и тут же другим, более приветливым голосом: — Да, Игорь Сергеевич, чуть не забыл. Я разговаривал с Котельниковым — он интересовался вами, просил обязательно передать привет.
— Спасибо, — машинально ответил я, а сам подумал: что бы это значило? По старой дружбе Котельников и Фомич перезванивались довольно регулярно, и, понятно, что так или иначе всякий раз говорили о директоре комбината. Но прежде что-то не водилось за Колобаевым такого: передавать привет да еще информировать, что заместитель министра интересовался мною. А что интересоваться — я весь на виду…
В другое время этот психологический нюанс всерьез заинтересовал бы меня, но сейчас все мысли были заняты другим — предстоящим заседанием бюро горкома партии. Стало быть, третейский суд переносится в другие стены. Тогда особенно важно, как выступит Тамара. За Авдеева я спокоен, от Плешакова я ничего хорошего не жду, а вот Печенкина… К ее рассудительному голосу могут прислушаться. Она находилась за пультом управления в тот момент, когда ядовитые стоки хлынули в Алгунь, она изнутри знает обстановку на станции, наконец, она может выступить беспристрастным свидетелем в споре между Авдеевым и Плешаковым. Только вот на чью сторону станет Тамара? После вчерашнего визита у меня не было особой уверенности, что она будет поддерживать меня. Эх, кажется, не вовремя взялся я помогать с квартирой! Впрочем, ей-то что — больше всего я ставлю под удар себя, даю повод для кривотолков. Хотя и она тоже девка гордая — может и в лицо швырнуть ордер: дескать, раньше не нужна была Печенкина, а теперь вон как забегали и квартиру отыскали быстренько! Нет, сколько раз я убеждался: добрые дела надо делать вовремя!
Придвинул к себе бумаги, взглянул на утреннюю сводку. Три стройные колонки цифр: полугодовой, месячный планы и план текущих десяти месяцев. Два цеха насторожили меня: картонный и беленой целлюлозы — там было всего восемьдесят два и восемьдесят шесть процентов. Придется побеспокоить главного специалиста по авралам. Я потянулся было к трубке телефона, напрямую соединявшего меня с Черепановым, но передумал. Что-то не готов я к разговору, хотя и дел всего-то — дать указание, чтобы он принял под жесткий контроль два отстающих цеха. Можно, конечно, вопрос поставить и по-другому: как он допустил, что весь месяц раскачивались и только в последнюю неделю принялись наверстывать план, но это разговор особый, а пока надо на ходу спасать дело. Здесь Вадим — мастак, виртуоз, надо отдать ему должное. Он любит, как сам говорит в таких случаях, ставить вопрос ребром. Древесно-подготовительный цех задерживает пиловочник? «Старик, где сырье? Не знаю, не знаю, с лесобиржи мы спросим особо, ну, а ты тоже ушами не хлопай: хочешь жить — умей крутиться!» Нет вагонов для отгрузки? «Алло! Начальник станции? Почему саботажем занимаетесь?»
Черепанов шутит и угрожает, травит по ходу дела анекдоты, которых знает великое множество, и с канительным, нудным делом, когда все должно было бы держаться на нервах, на крике, справляется весело и небрежно. При этом очень точно натягивает именно те сто один — сто два процента, которые нам нужны. Если бы месяц состоял из нескольких авральных дней, как было бы прекрасно!
Помедлил немного, потом решительно снял трубку:
— Вадим? Загляни!
Внимательно посмотрел на Черепанова. Почему-то показалось, будто он виновато отвел от меня глаза — всего на несколько секунд, но и этого было достаточно, чтобы я задумался. Может, почувствовал раскаяние? Только в чем? В том, что «подключил» Федотова? Или есть за ним еще что-то, о чем я не знаю и не догадываюсь?
— Какие у тебя планы?
— На месяц? На год? Или на всю жизнь?
— Нет, на сегодняшний день. Вернее, на ближайшие несколько часов.
— Да вот, «телегу» прислали. В фанерном цехе что-то с вентиляцией не в порядке. Пойду разберусь.
— Дай-ка мне. — Я протянул руку за телефонограммой. — А ты лучше двумя этими цехами займись, — показал я сводку. — Опять придется авралить.
Вадим ленивым движением приподнялся с кресла.
— Я свободен?
— Подожди.
Не знаю, что толкнуло меня, заставило остановить его. Надежда еще раз выяснить наши отношения по-доброму, без публичных исповедей и обвинений? Все-таки не чужие мы люди, сколько лет бок о бок, неужели не сможем договориться друг с другом?
— Вадим, ответь мне, пожалуйста, — я начал говорить медленно, тщательно подбирая слова: — Только давай договоримся: ответь честно, как на духу, а если не можешь или не хочешь, лучше не отвечай вообще.
Черепанов еле заметно напружинился, тверже уперся в подлокотники кресла.
— Авдеев говорил мне, что ты давно вставляешь ему палки в колеса. Это правда?
Он помедлил с ответом, потом сказал с некоторым вызовом:
— Ну, допустим, правда.
— Так, спасибо. Тогда еще один вопрос. Почему ты это делаешь?
— Да не нравится мне он, твой Авдеев! — крикнул Вадим. — Крутится вечно перед глазами, сует нос везде и всюду. Вот и доигрался!
— Погоди, погоди! — остановил я Вадима. — Почему он занялся партизанщиной? Только потому, что и ты и Плешаков вместо помощи в угол парня загнали.
Черепанов полез в карман за сигаретами, вытащил их, потом демонстративно бросил пачку на стол.
— Да брось ты сказочки рассказывать! Ладно, допустим, в бредовых его идеях есть рациональное зерно. Малюсенькое такое зернышко… Ну и что? Много ли изменится, если внедрить его проект? Все равно, что море кружкой вычерпывать…
— А у тебя, что, есть другие идеи?
— Представь себе, есть.
— Интересно было бы послушать.
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
Черепанов потянулся за сигаретами, сказал иронично:
— Ладно, послушай, может, пригодится когда-нибудь. Что я, — на слове
