На широкий простор - Якуб Колас
Было что-то жуткое в этих переливах пламени, в фантастическом полыхании в глубинах затянутого мраком неба. Ночь сразу посветлела, тьма расступилась, стало светло, как перед восходом солнца. Из поредевшей мглы выступали неясные очертания лесов на далеком горизонте, хаты с унылыми, низко опущенными кровлями и высокие стволы одиноких деревьев возле хат. Встревоженные этим необыкновенным явлением собаки заливались отчаянным лаем и жутко завывали, как бы предчувствуя какую-то беду и несчастье.
Люди просыпались, глядя в окна, и, пораженные красно-розовым цветом крыш и деревьев, выбегали на улицу, со страхом всматривались в зловещие отсветы пожара, недоуменно спрашивали себя, что это горит, и старались отгадать, где так разгулялось страшное зарево, кто горит и в чем причина пожара. И тревожное чувство беспокойства и страха западало в людские сердца. А там, где люди жили в близком соседстве с пожаром, где отчетливо слышался шум огненной стихии и ясно виднелось, как взлетали к небу языки пламени и целые вихри искр в хвостах черного и белого дыма, — там было еще страшней и тревожней. И люди там не гадали, где горит и что горит, а просто говорили: горит имение такого-то пана.
…Тихо отдыхает в глубоком сне поместье пана Длугошица — то самое поместье, где зимой было так шумно и весело, где гремела военная музыка и шляхта веселилась вместе с блестящим офицерством. Старинный панский дворец, исконное гнездо родовитой польской фамилии, прикрыв пологом тьмы свою башню, хмуро вырисовывается на фоне темного неба. Конюшня, амбары, хлева и овины сливаются с мраком, и кажется, что они еще ниже прижимаются к земле.
Тихо в поместье пана Длугошица, но в этой тишине, по темным закоулкам усадьбы, движутся неизвестные пришлые люди с винтовками и гранатами. Молчаливо, бесшумно, держась поближе к строениям, делают они свою таинственную работу. Там и сям вспыхивают маленькие огоньки. Слышится условный свист. Свист повторяется в разных концах двора. Неизвестные люди покидают усадьбу и полем идут к лесу. А в имении в разных местах вспыхивают огни, взвиваются вверх, разгораясь все с большей и большей силой, озаряют двор, сад и кровавым отблеском ложатся на каменные стены высокого дворца. Небольшая группа людей торопится к лесу. Скрывавший их полог ночи раздвигается, и вот уже все поле, залитое светом пожара, выступает из тьмы, и на нем ясно виднеется группа людей — человек семь. Они уже возле самого леса. А когда люди достигают опушки, они останавливаются и оглядываются на поместье пана Длугошица. Бушует огненная стихия, высоко в небо выбрасывая потоки пламени.
— Ну, хлопцы, работа сделана на заказ! — говорит один и смеется. Отблески пожара делают его лицо суровым и беспощадным.
— Пойдем! — отзывается другой.
— Идите, хлопцы, не ждите меня, — говорит первый. — А я постою тут немного, полюбуюсь.
Шесть человек углубляются в лес и сразу же исчезают из глаз, а он, Тимох Будик, остается один на опушке и долго наблюдает, как бушует огонь. Но эта позиция ему не нравится. Он оглядывается, подыскивая лучшую точку для наблюдения пожара. Его взгляд останавливается на могучем густом дубе. Подходит к дубу, поправляет на плече винтовку и лезет на дерево. Вот уже он влез до середины великана-дуба. Становится на толстый сук, спиной упирается в шершавый ствол. Вот это позиция!
Как высокая золотая рожь под ветром, колышется пламя, то расстилаясь над землей огненными прядями, то взвиваясь вверх яркими лентами, выбрасывая огромные столбы светлого внизу и черного вверху дыма.
Тимох не может оторвать глаз от этого дикого неистовства огня, пожирающего строения и уничтожающего панские богатства.
Буйство пожара находит живой отклик в душе Тимоха: гибнет змеиное гнездо его вековечных врагов! И, по мере того как разрастается пламя, обвивая и облизывая своими палящими языками соседние строения и деревья, вырывая из крыш и подбрасывая высоко в небо огромные пуки трухлявой соломы и множество искр, нарастает и восторг Тимоха. С его лица, озаренного отблесками огней, не сходит горделивая усмешка человека, поднявшегося против несправедливости. Но и на этом лице появляется иногда выражение озабоченности. Тимох тревожно посматривает на панский дворец. Кажется, что дворец тоже пылает, но, когда ветер отклоняет пламя в другую сторону, становится видно, что дворец еще не тронут пожаром, а стоит, высоко подняв свою башню, презрительно и гневно взирая на эту бешеную свистопляску огня.
Неужели Тимох ошибся, дал маху, когда поджигал этого ненавистного панского идола? Тимох всматривается пристальней и на минуту как бы замирает. Но вот с его лица сходит тревожная озабоченность, а в темных блестящих глазах вспыхивают искорки безудержной радости: из высокой дворцовой башни, словно из гигантской трубы, вырвался беловатый дым. С каждой минутой дым становился все более густым и темным. Вспыхнули огоньки в окнах дворца. Блестящими золотыми струйками побежали, поплыли вверх.
Нет, Тимох не ошибся. Тимох сделал свое дело, выполнил то, о чем много думал в тяжелые дни своей горемычной жизни. Среди гудения пожара, треска и грохота падающих перегорелых балок и стен слышатся отчаянные вопли панских прислужников.
И вдруг чуткое ухо Тимоха улавливает конский топот. Всматривается Тимох в ту сторону — дорогой и полем от пылающего в огне имения пана Длугошица мчатся на конях польские уланы. Доскакав до леса, они веером рассыпаются у опушки и по обеим сторонам дороги. Группа всадников, человек двенадцать, едет отдельно плотно сбитой группой. Это преимущественно офицеры. Группа направляется в ту сторону, где сидит на дубе Тимох Будик.
«Наверное, будут оцеплять лес, чтоб поймать поджигателей, — догадывается Тимох. — А что, если послать им с дуба гостинца?» Недолго думая Тимох достает из-за пояса гранату, принимает удобную для броска позу, ожидая подходящей минуты. Держась одной рукой за сук, Тимох со всего размаха швыряет гранату навстречу подъезжающим всадникам. С замиранием сердца ждет, спрятавшись за широкие плечи великана-дуба. «Раз… два… три…» — считает
