Павел Лукницкий - Избранное

Когда Кендыри, обойдя башню, снова вернулся к тому месту, ни Зуайды, ни Рыбьей Кости среди камней уже не было. Кендыри самодовольно подумал, что в искусной игре у него появился новый, небольшой, но вовсе не лишний козырь.

Глава десятая

Перед лицом твоих врагов

Ты в этот час — один.

Ну, что ж! Кто шел на тех врагов,

Все были, как один.

Прибавь к ста тысячам шагов,

Достойный шаг один.

И осветится весь твой путь

Бессмертием, как Млечный Путь!

1

Слуга Азиз-хона, Мир Али, — тот самый Мир Али, который когда-то увел из селения Дуоб мать Ниссо, Розиа-Мо, — вторые сутки дежурил с пятнадцатью басмачами в скалах, там, где река Сиатанг впадает в Большую Реку. Азиз-хон велел ему, не обнаруживая себя, пропустить караван на ущельную тропу и затем незаметно идти за караваном по пятам, чтобы отрезать путь к отступлению.

Мир Али в точности выполнил приказание Азиз-хона: караван спокойно повернул от Большой Реки на сиатангскую тропу и углубился в ущелье; следом, крадучись, двинулись басмачи.

К концу дня растянувшийся караван находился примерно на середине пути от устья реки Сиатанг до селения. Впереди ехал верхом Шо-Пир. Он был доволен своим путешествием в Волость. Хотя ему и не удалось повидать секретаря партбюро Гветадзе, который уже с месяц странствовал, знакомясь с ущельями верхних притоков Большой Реки, караван назначенных для Сиатанга товаров был составлен отменно: в нем было все необходимое ущельцам. Помог Швецов, принявший Шо-Пира как старого, закадычного друга. И хотя впервые за несколько лет Шо-Пир снова стал в Волости Александром, да не Александром, а Сашей Медведевым, он ясно осознал, что не тот он теперь, — и опытней, и самостоятельнее, и умнее стал он с тех пор, как пришел в Сиатанг.

То и дело поворачиваясь в седле бочком, Шо-Пир поглядывал на идущих за ним завьюченных лошадей.

Местами тропа была так узка, что высоко подтянутые вьюки проходили с трудом. Левая их половина нависала над клокочущей внизу рекой, правая цеплялась за отвесные скалы. Лошади, пугливо кося глазом, шли по самому краю обрыва, камешки из-под копыт сыпались в реку. Шо-Пир останавливал караван, спешивался, вместе с караванщиками осторожно проводил лошадей через опасное место поодиночке. Дважды за минувший день на неверных и узких карнизах пришлось снимать вьюки и, балансируя над пропастью, переносить их на плечах.

Следом за Шо-Пиром на крупном осле ехал зимовавший в Волости дородный фельдшер Ануфриев. Он не привык к горам, страдал головокружением, охал, бледнел всякий раз, когда тропа вилась над пропастью. Пешком идти ему было тяжело, ехать на лошади над такими отвесами он боялся, и потому Шо-Пир еще три дня назад, отдав его лошадь под вьюк, предложил ему одного из самых сильных и спокойных вьючных ослов, из тех, что шли в хвосте каравана. Ануфриев почувствовал себя лучше, меньше жаловался на судьбу и даже вступал в непринужденные беседы с Шо-Пиром, когда тот шел рядом, закрепив повод своего коня на луке седла и предоставив коню идти без всадника.

Позади каравана, замыкая его, ехал верхом комсомолец Дейкин, посланный в Сиатанг, чтоб организовать там первый советский кооператив. К трудностям пути Дейкин относился с полным безразличием, настроение его было прекрасным, грозная красота ущелья нравилась ему. Мурлыча себе под нос песенку, он с удовольствием разглядывал острые зубья гранитных вершин, косматые перепады реки, камни, на которые осторожно ставил подковы его маленький конь, растянувшихся перед ним длинной цепочкой ослов, лошадей вдали, то и дело исчезавших за ближайшим, огибаемым тропой мысом.

Чем больше приближался караван к селению, тем чаще фельдшер Ануфриев задавал Шо-Пиру бессмысленные вопросы: какую квартиру получит он в Сиатанге; не будет ли протекать крыша во время дождей; можно ли там достать ковры, чтобы завесить стены обещанной ему комнаты; одолевают ли там самого Шо-Пира блохи и комары?… Фельдшер давно надоел Шо-Пиру, но, думая о том, что, сбавив жирок, Ануфриев постепенно привыкнет ко всему, чего сейчас опасается, и не желая ссориться с ним, Шо-Пир отвечал на все вопросы с неиссякаемым благодушием.

— Так ты говоришь, — спрашивал фельдшер, — Даулетова сама амбулаторию мне приготовила? А скажи, как с одою там будет: канавку мне подведешь или ведрами придется таскать? Для больных, знаешь, воды много нужно, ведрами, пожалуй, не натаскаешься!

— Можно и канавку, — думая о другом, отвечал Шо-Пир, положив руку на круп шагающего осла. — Напрасно, товарищ Ануфриев, беспокоишься!

— А что, скажи-ка на милость, Даулетова жизнью своей довольна? Не верится мне, чтоб так уж удобно устроилась.

— А что ей надобно особенного? Довольна, устроилась… Живем душа в душу.

— Ну, да что ей! — ворчливо соглашался фельдшер. — Девка молодая, не то, что я… Если б не заработок, разве б я поехал сюда? А она так, от прыти одной стремилась. Насилу уберегся от нее осенью. Тащит меня к вам — и никаких!… Девушка напористая, даже бояться я стал ее! Как еще полажу с ней в Сива… Сио… Тьфу, черт, никак не запомнить этих названий! Словом, в Сиютюнге твоем, а?…

Но тропа становилась узкой. Шо-Пир вынужден был выйти вперед, взять своего коня за повод, внимательно рассчитывать, можно ли здесь пропустить вьюки без задержки? Снова бледнея, Ануфриев отставал от него, и Шо-Пир радовался, что болтовня фельдшера оборвалась.

Приглядываясь к местности, Шо-Пир определил: скоро, вот, кажется, за следующим мысом, будет пещера, где девятнадцать дней назад он расстался с Ниссо… Все эти дни он думал о Ниссо беспрестанно.

Шо-Пир постарался отвлечься от неотступных мыслей, представил себе Весенний праздник, который наступит послезавтра. Хорошо, что караван подоспеет в Сиатанг как раз к этому событию. Конечно, сегодняшний переход уж очень велик, следовало бы где-нибудь переночевать и прийти в селение завтра, но единственная годная для ночевки площадка осталась позади. Нет, лучше двигаться без задержки: вечерняя тьма придется на широкий участок пути, а потом выйдет луна, лошади чуют тропу, не сорвутся, к полуночи, пожалуй, до селения дотянутся…

Далеко опередив караван, Шо-Пир смотрит вперед, вдруг останавливается: ему чудится далекий крик. Действительно, кто-то кричит непонятно где впереди, что ли? Или, может быть, Дейкин кричит в хвосте каравана?

Шо-Пир озирается, прислушивается. Сверху на тропу падает маленький камень, конь Шо-Пира испуганно пятится. Что за чушь?… Шо-Пир, закинув голову, смотрит наверх, долго вглядывается в высокие скалы, замечает на одной из них фигурку человека в халате, — человек размахивает руками, должно быть, хочет обратить на себя внимание…

«Кого это нелегкая туда занесла?» — соображает Шо-Пир, стараясь представить себе, как мог забраться человек на эту высь. Зрение у Шо-Пира прекрасное, ему кажется… Нет, в самом деле… Ну конечно же, это Карашир… Что ему делать там?

Шо-Пир машет ему рукой.

Карашир кричит во весь голос, но ветер относит его слова. Он снова кричит, надрываясь, показывает рукой в сторону селения Сиатанг.

— А… а… и!… А… а… и… А… и… ооо! — слышится Шо-Пиру. Карашир повторяет и повторяет свой крик, Шо-Пир видит, как Карашир пересекает себе горло ладонью и жестами старается изобразить, будто бы держит в руках ружье. Шо-Пир напрягает слух, размышляет и, наконец, скорее догадывается, чем слышит:

— Басмачи!… Басмачи!… Азиз-хон!…

И тогда сам выкрикивает те же слова, и Карашир подтверждает их кивками головы и взмахами рук. Шо-Пир оглядывается; из-за мыса выезжает на осле фельдшер Ануфриев, за ним тянется весь караван. Шо-Пир машет рукой, веля Караширу спуститься, но сразу же понимает: здесь спуститься нельзя.

В грозную весть не хочется верить! Но само появление Карашира на этих скалах подтверждает ее. Лицо Шо-Пира краснеет, он снимает с плеча винтовку, полученную им в Волости, заряжает ее. Карашир, убедившись, что его предупреждение понято, исчезает. Шо-Пир ищет его взглядом, но скалы наверху пустынны, как прежде.

Шо-Пир сразу становится прежним — быстрым в расчетах, готовым встретить опасность, уверенным в себе красноармейцем. Он мгновенно оценивает обстановку: тропа узка, даже повернуть караван в этом месте нельзя; слева обрыв к реке, справа — отвесные скалы. Любая засада здесь грозит каравану гибелью, всякая паника приведет к неминуемой катастрофе, — испуганные лошади начнут сталкивать одна другую с тропы. Обстрел сверху, камни, сброшенные оттуда, были бы неотвратимы, но наверху — Карашир, значит, басмачей там нет, и, очевидно, им туда не пробраться, засада где-то впереди. Значит, продвигаться вперед нельзя, но если удастся благополучно дойти до пещеры, люди в ней могут укрыться. Басмачи вряд ли захотят уничтожить вьючных лошадей, — они предпочтут захватить караван. Укрепиться самим в пещере, перегородить камнями тропу впереди и позади каравана, — и можно отстреливаться… Три винтовки — у Шо-Пира, у Дейкина, у Ануфриева; охотничье ружье, переданное Шо-Пиром старшему караванщику. Патронов маловато, — по двадцать на винтовку, всего шестьдесят.