При опознании - задержать (сборник) - Василий Фёдорович Хомченко
Ипполит взял протянутую ему Лагиным бумагу, читал молча, держа ее на отдалении, лицо его серело, наливалось бледностью. Прочтя, сказал Лагину:
— Огласить это с амвона я не могу. Здесь все написано в оскорбительных выражениях. Это кощунство.
Лагин выхватил бумагу у Ипполита.
— Это саботаж, гражданин священник. Вы отказываетесь исполнить приказ исполкома.
— С амвона читать не буду, — твердо повторил Ипполит. — Читайте сами. Церковь передаю в ваше распоряжение. Ключи можете получить хоть сейчас же.
Сорокин, а за ним и Булыга с хлопцем в кожанке пробрались сквозь толпу прихожан к Ипполиту и Лагину.
— Михаил Игнатьевич, и вы, Максим Осипович, — обратился к ним священник, — того, что от меня требуют, я не могу выполнить. Я хочу, чтобы меня поняли: читать это в присутствии верующих нельзя. Это грозит эксцессом. Максим Осипович, вот прочтите…
— За этот самый… за бунт вы и ответите, — осмелел Лагин.
Сорокин попросил у Лагина постановление. Лагин подозрительно посмотрел на него, но бумагу отдал.
Булыга наклонился к Лагину — тот был ему по грудь, — сказал вполголоса:
— Браток, давай сделаем все это после службы.
— В прятки играть не станем, мы откроем людям глаза, — посмотрел тот снизу вверх на Булыгу.
Из толпы прихожан послышался гневный бас:
— Дак это ж они хотят царкву снистожить!
Толпа загомонила, подалась ближе к алтарю. То ли нарочно, то ли по неосторожности пискнула, мяукнула гармошка. Булыга вскинул руку:
— Тихо, сельчане, тихо! Никаких скандалов и безобразий! — И скомандовал комсомольцам: — А ну, брысь из церкви!
Гармонист, прятавшийся за спинами комсомольцев — все же стыдно было перед деревенским людом, — первым шмыгнул к двери; за ним, опустив головы, выскользнули и остальные комсомольцы.
— Что делается, что делается, — тяжко вздохнул Ипполит, а на выдохе зашелся частым кашлем.
Сорокин читал постановление. Оно было написано и безграмотно, и, действительно, в таких выражениях, что не только в церкви — на обычном сходе неловко было бы прочесть. Оскорблялось и все духовенство, и все без разбора верующие. Огласи его в церкви — беды не миновать.
— Ну что? — спросил Булыга у Сорокина, когда тот закончил чтение.
Сорокин протянул бумагу Булыге:
— Это… это… Да вы сами почитайте.
Лагин хотел было взять постановление.
— Я прочитаю! — выкрикнул он злобно, срываясь на визгливый фальцет.
Сорокин спрятал бумагу за спину.
— Не позволю, — сказал, сдерживая дрожь в голосе. — И попрошу для продолжения разговора выйти из церкви. — Он первым направился к двери.
— Кто вы такой? — снова сорвался на визг Лагин. — Я уполномоченный из уезда.
— А я уполномоченный из Москвы, — ответил Сорокин, когда они все четверо вышли из церкви.
— Позвольте ваш мандат! — Лагин, обеими руками прижимая к груди портфель, ни дать ни взять боевой щит перед атакой, встал на пути Сорокина дерзко и воинственно.
Сорокин только взглянул на него с высоты своего роста, и была в этом взгляде плохо скрытая насмешка.
Тогда хлопец в кожанке, не произнесший до этого ни единого слова, по-военному козырнул Сорокину и представился:
— Сотрудник губернской чека Сапежка. Предъявите документы.
Сорокин достал из кармана френча мандат и протянул чекисту. Тот читал недолго, монгольские глазки-треугольнички радостно засветились, излучая удивление и мальчишеский восторг. Потом Сапежка козырнул и передал мандат не Лагину, протянувшему за ним руку, а Булыге. Тот начал читать вслух, почти по слогам:
— «Выдан настоящий уполномоченному наркомата просвещения РСФСР… производить осмотры и брать на учет… Советским учреждениям надлежит всячески содействовать товарищу Сорокину…» — Булыга так же, как и Сапежка, козырнул Сорокину, спросил удивленно:
— Неужто из Кремля? Ну, браток, извини. Что ж ты вчера ничего не сказал. — Он дал и Лагину прочесть мандат, не выпуская его, однако, из рук. Сказал тому: — Ну, вник, кто у нас? Не тебе чета, хоть и нет у него такого портфеля.
Булыга подозвал Анюту и ее комсомольцев.
— Вот что, милая невестушка, — погрозил ей пальцем, — чтоб это было в последний раз. Ишь ты ее, с гармошкой в церковь привела. Сама додумалась или подучили?
Анюта растерянно молчала, поглядывала на Лагина в расчете, видно, на его заступничество.
— Вечером проведем сходку, — говорил Анюте Булыга. — Так ты со своими хлопцами пробегись по селу, оповести. Вникла? А ты, Тимох, — повернулся он к бубначу, — давай-ка сюда. — Кучерявый хлопчина в расстегнутой рубашке под пролетария — подскочил к председателю, вытянулся. — Тебе, Тимох, особое задание. Слетаешь на выселки и там разбубнишь про сходку. Начнем, как коров с поля пригонят. Ну, еще в колокол ударим. Вник? Все, точка. Приврев! — протянул Анюте руку на прощание.
Лагин, присмиревший, подавленно молчал. Переживал свою неудачу — не удалось закрыть церковь. Первая неудача. До этого он закрыл уже две церкви и синагогу. Правда, синагога не то, что православный собор, — половина обычного дома. Он, казалось, стал еще меньше ростом. Портфель спрятал за спину.
— Скажите, кто сочинитель этого вашего документа? — спросил у Лагина Сорокин. — Не сами вы?
— Постановление это одинаковое для всех церквей, которые решено закрыть, — уклонился тот от прямого ответа.
— Очень опасный документ, — сказал Сапежка. — Я доложу в губернию и о нем, и о том, что вы провоцируете людей на бунт. — Сапежка посмотрел в глаза Сорокину — ждал одобрения.
Тот утвердительно кивнул.
— Товарищ Сорокин, — стал просить Лагин, — напишите мне на постановлении, что вы запретили закрывать церковь.
— А я не запрещал. Закрывайте, только не таким образом. Надо, чтобы люди сами поняли: церковь — зло, им она не нужна. А о ваших методах борьбы с религией я тоже напишу в губком и в Совнарком.
— Правильно, — завилял Лагин. — Думаете, я по своей охоте это делаю? Ничего подобного. Вы так не думайте. Я выполняю поручение. — Он записал фамилии Сапежки, Сорокина, номер и дату выдачи сорокинского мандата. — Мне же надо оправдаться.
Стали расходиться. Булыга напомнил Сорокину, чтобы тот вечером, когда ударит колокол, пришел на сходку, и вместе с Сапежкой направился в сельсовет. Сапежка был уполномоченным губчека по борьбе с бандитизмом в здешнем уезде.
Гомель. Губкому
…Неоднократно встречался с фактами возмутительными. Уездные исполкомы, вынося постановления о закрытии той или иной церкви, не учитывают обстановку, политический момент и при реализации этих постановлений вызывают у населения нежелательные реакции. Ведя борьбу с религией, совершают противоправные и аморальные действия, оскорбляют верующих и служителей культа. Так называемая культурно-просветительная антирелигиозная пропаганда сводится к психологическому и даже физическому надругательству над попами и другими церковными служителями. Разрушаются храмы, являющиеся памятниками славянского зодчества, уничтожаются старинные книги, иконы… Хулиганские частушки, которые организованно распеваются вблизи церквей во время службы или под окнами домов священнослужителей, карикатуры
