Том 1. Романтики. Блистающие облака - Константин Георгиевич Паустовский
Море свежело. На западе горел кровавый свет. Мрачный дым лежал на востоке.
– Ветер идет, – предупредил матрос, свертывая брезент над деком.
Неуютность вечера, задувавшего изредка в лицо холодными и крепкими порывами, слепые огни парохода в буром мраке, шум волн, скрип снастей и пустынная палуба вызывали беспокойство. На пароходе почти не было пассажиров. В Керчи многие сошли, испугавшись близкого шторма. С Кавказского побережья пришли телеграммы, что бушует шторм в девять баллов и около Туапсе погибло парусное судно.
Спрятавшись за люком на корме, Батурин, Берг и Глан закусили консервами с белым хлебом. Глан принес из камбуза кипяток. Чай казался изумительно вкусным и крепким, ветер и ночь – молодыми. Радовало сознание, что до самого Батума не надо ничего делать, некуда торопиться, – только курить, смотреть на волны, рассказывать разные истории и спать на палубе, укутавшись с головой в пальто.
Пароход уже качало. Он тягуче скрипел, дрожал от вращенья винтов и хлопал черной кормой, как гигантской ладонью, по серой волне. Соленые брызги попадали в лицо, и Берг с наслаждением облизывал губы.
Батурин долго стоял, спрятавшись за рубкой, и курил, потом лег рядом с Бергом и спросил тихо:
– Берг, у вас не было сына?
Берг поднялся на локтях, посмотрел на Батурина и ответил:
– У меня есть ребенок, – сын или дочь, я не знаю, Почему вы спрашиваете?
– Так, подумал о детях. Где это было?
– В Ленинграде… – неохотно ответил Берг. – Вы помните: я вам рассказывал о дочери профессора… она ждала ребенка от меня. Я тогда не дорассказал…
– И вы ее бросили?
– Да, – ответил, поперхнувшись, Берг, сел и закурил.
Спички гасли одна за другой.
Пароход вскинуло, он косо пополз вниз. На мостике засвистели.
– Начинается, – пробормотал Берг. – Попали в шторм, поздравляю. Бросим говорить о прошлом. Это невесело.
– Невесело? – переспросил Батурин и затих.
Уснул он не скоро. Было холодно. Они качались, тесно прижимаясь друг к другу, и поминутно просыпались, Хотелось курить, но ветер гасил спички и выдувал табак из папирос. Только у самой палубы, спрятав голову за люк, можно было лежать и собирать по частицам драгоценное человеческое тепло, приносившее непрочный сон. Ветер налетал из темноты с угрюмым гулом. Острые звезды белели в кромешном небе.
Батурин забылся; казалось, прошла минута, не больше, но ему приснилось множество снов. Кто-то тряс его за плечо. Он поднял голову и разглядел в темноте Нелидову. Пароход шел без огней. Батурин сел и вздрогнул, – с ревом катились мимо ветер и море. Корма взлетала, застилая звезды, и падала, окунаясь в чернильную воду. Труба яростно хрипела. Ветер рвал в клочья жирный дым. Лицо дрожало под его ударами и леденело. Тонкое и короткое пальто Нелидовой ветер трепал и бил им по лицу Батурина. Он услышал легкий и свежий запах ее платья.
Нелидова наклонилась и крикнула:
– Вы с ума сошли, вас снесет! Идите в кают-компанию, там никого нет. Смотрите, что творится!
– Полный шторм! – крикнул в ответ Батурин. – Чудесно! Как вы думаете, дойдем до Новороссийска?
– Не знаю… Не все ли равно? Подвиньтесь, я сяду. В каюте мне страшно.
Берг и Глан проснулись. Нелидова села между Бергом и Батуриным, и они закрыли ее полами пальто. Она сильно вздрагивала. Пробежал матрос с мокрым плащом, наклонился и крикнул:
– Эй, пассажиры, смывайтесь в каюту, – зальет!
Берг пошевелился.
– Не надо, – сказала Нелидова. – Посидим еще. Спать все равно не будем.
Шторм гремел и надвигался с востока стеной, закрывая звезды.
– Не смотрите на восток, – посоветовал Берг Нелидовой, – страшно. Смотрите на палубу, на нас, на свои руки, вообще на простые и знакомые вещи, – будет легче. Глотайте воздух, иначе укачаетесь.
Так они сидели тесно и тихо, изредка перекидываясь словами, потом сразу вздрогнули: сквозь рев шторма доносились странные оборванные звуки. Глан пел незнакомую песню:
Уходят в море корабли,
Пылают крылья,
В огне заката крылья-паруса…
А на берег блистающею пылью
Ложится-падает вечерняя роса.
– Вот сумасшедший, – прошептал Берг, но сразу стало спокойнее; человек поет: значит, шторм не так страшен, как кажется. Глан пел тонким печальным тенором.
Ветер засвистел в снастях с нарастающей яростью, испуганные звезды скачками понеслись к горизонту. Голос Глана сорвало, унесло в ночь, и пушечным ударом на пароход обрушилась водяная гора. Шторм крепчал.
– Пойдем, смоет. – Батурин встал, качнулся и схватил Нелидову за плечо.
Ветер обрывал пуговицы на пальто, по ногам несло брызги.
В кают-компании мутно светила лампочка. Пароход валился с борта на борт, трещал и хрипел. Чемоданы с шорохом ездили, цепляясь за привинченные стулья, в умывальниках, за стенами кают, плескалась вода. Шторм трубил за наглухо завинченными иллюминаторами с космической силой.
– Ну, попали, – пробормотал Берг. – Разобьет, пожалуй, эту коробку.
– Вы боитесь моря? – спросила вскользь Нелидова.
Она сидела с ногами на красном бархатном диване. Лицо ее было измучено. Серое пальто потемнело от брызг.
– Нет, – резко ответил Берг. – Я бывал и не в таких переделках. Хоть я и еврей, но ни моря, ни воды не боюсь.
Нелидова усмехнулась. Глан дремал, сдувая со щеки назойливую муху, вздрагивал и осоловело поглядывал на тусклые лампочки.
Батурин сидел около Нелидовой. Для устойчивости он оперся локтями о колени, положил голову на ладони и, казалось, глубоко задумался. Он прислушивался к шуму шторма и думал о Вале. Он нащупал в кармане ее записку, вынул и, качаясь, теряя строчки, прочел:
«Раз я любила, но не так, совсем не так, больше дурачилась… Я спасла ему жизнь, после этого он сказал мне, что ненавидит меня, и ушел».
«Может быть, мы погибнем, – думал Батурин, и его пугала не смерть, а лишь то, что перед смертью мокрое платье прилипнет к телу и свяжет движения. – Стоит ли спрашивать, – пожалуй, бесполезно».
Но все же он спросил Берга, глядя на пол каюты:
– Берг, отец той женщины, о которой мы недавно говорили, был профессор?
– Да.
– Что он читал?
– Он был профессор-клиницист, врач.
В каюту вошел капитан. Вода капала с его плаща на пол. Он отогнул рукав, посмотрел на часы, хмуро взглянул на Нелидову, закурил и сел к столу. Все молчали.
– Четыре часа, – сказал хрипло капитан и закашлялся. – Штормяга крепчает, и барометр падает, – получается паршивая комбинация!
– Выдержим? – спросил Берг.
Капитан не ответил, бросил папиросу в полоскательницу и вышел.
– Берг, – позвал Батурин, – садитесь здесь.
Он показал на диван рядом с собой. Берг сел, привалился на бок. Слова капитана ему не понравились, начиналась тоска.
– Он
