Моченые яблоки - Магда Иосифовна Алексеева
— Раечка, — говорит он нежно, выходя из ванной. — Ты сейчас будешь смеяться. Славка сегодня едва не забил гол в свои ворота.
Это, разумеется, явное преувеличение, но чего не сделаешь ради единственной жены?
Она, однако, не видит в этом ничего смешного, и слезы уже не звенят в ее голосе, а катятся по лицу.
— Да что случилось? — встревоженно говорит Юлий Викторович. — Где Машка?..
Он вдруг вспоминает, что давно не видел дочери.
— Вот именно — где? — уже вовсю плачет жена. — Наконец-то заметил. Машки давно уже нет, Машка шляется.
— Что значит — шляется? — удивляется Юлий Викторович.
Никогда прежде жена не позволяла себе так говорить о дочери.
— Ты ведь ничего не видишь, кроме своего футбола и своей газеты, а дочку скоро выгонят из института.
— Почему?
— Не почему, а из-за чего. Из-за неуспеваемости.
— Но она всегда успевала.
— А теперь она успевает только на свидания, и то, наверное, опаздывает, потому что красится по полдня.
Вот оно что! Машка влюблена. Ну и прекрасно! Что она еще должна делать в свои годы?
— Она должна учиться! — со злостью кричит жена. — Она должна быть дома до двенадцати часов. Она не должна краситься так по-уродски.
— Ну-ну-ну, — пытается урезонить жену Юлий Викторович. — Откуда столько ханжества? Должна, должна, не должна. Успокойся, вспомни себя, когда бегала ко мне на свиданья.
Но жена не желает так быстро сдаваться.
— Я была старше, — говорит она.
— Ну, — разводит руками Юлий Викторович. — Это уж, как любит говорить Машка, твои трудности.
В это время звонит телефон, и рабочий день заведующего спортивным отделом, так внезапно прерванный общением с женой, возобновляется.
— Ну, начинается трепотня! — раздраженно говорит жена и уходит на кухню.
Испокон веку люди в этом городе, как и в любом другом, рождались, жили, умирали, но только им, нынешним, выпало счастье быть современниками чемпиона Славы Печеночкина и его боевых друзей-чемпионов.
Юлий Викторович накануне последнего в сезоне матча, в котором решалось, быть или не быть им современниками чемпионов, собрал сотрудников своего отдела и произнес речь. Он сказал:
— К вам обращаюсь я, друзья мои! Мы стоим на пороге исторического события: Рубикон должен быть перейден!
И Рубикон был перейден, Карфаген был разрушен, солнце Аустерлица взошло, Париж стоил мессы и так далее и так далее в том же духе.
Когда трибуны устали орать и наступила секунда тишины, многие услышали, как кто-то сидящий справа от ложи прессы сказал:
— Ну, теперь и помирать можно.
И не было в ту минуту на стадионе человека, который не согласился бы с этим. Счастье было так полно, пожар восторга в сердцах так неистов, что залить его было нечем.
На другой день сотрудники спортивного отдела, чувствуя себя именинниками, устало и снисходительно принимали поздравления. Они сидели в холле редакции, развалившись в креслах, вытянув ноги, и сам редактор вышел к ним в холл и очень мило шутил с ними, а уходя сказал:
— Всем премия в размере месячного оклада.
Словом, это был триумф, это было счастье, это бывает раз в двести семьдесят лет.
Но (как вскоре выяснилось) город и его отцы не желали понимать, что это бывает один раз в двести семьдесят лет. Всем так понравилось, что они, как царевна Несмеяна (помните, топнув каблучком, она говорила: «Хочу, чтобы печка вертелась!»), так вот они сказали: «Хотим, чтобы это повторилось снова».
Как будто в жизни что-то может повториться.
Для дочери Юлия Викторовича, Машки, каждое утро наступала весна. Меж тем приближался январь и вместе с ним зимняя сессия.
— Ты собираешься за ум взяться? — спрашивала мать.
Но Машка, похоже, не собиралась этого делать, она по-прежнему пропадала вечерами, прогуливала лекции и дома вела себя так, будто уже обрела некие самостоятельные права на себя.
— Что хочет, то и делает! — возмущалась жена. — Какое она право имеет делать что хочет?
Юлию Викторовичу становилось смешно, но, опасаясь гнева на свою голову, он предпочитал помалкивать.
А однажды случилось невообразимое. Дочь, как всегда, пришла домой поздно, и не одна. Юлий Викторович уже спал, но жена растолкала его и, не в силах вымолвить ни слова, только тыкала пальцем в стенку, за которой слышались звуки мужских шагов.
— Ты должен, ты должен, — выговорила она наконец. — Ты должен пойти и что-нибудь сделать!
— Что я могу сделать? — обескураженно возразил Юлий Викторович. — В конце концов ей двадцать лет. В ее годы ее бабушка, моя мать, уже родила меня.
Но это было слабым утешением для жены, и она всю ночь проплакала, уткнувшись в подушку.
Юлий Викторович тоже не спал от сознания, что ночью в комнате дочери — чужой человек.
— А он мне не чужой! — дерзко сказала Машка, когда наутро родители потребовали объяснения. — Вот он вернется, и мы поженимся.
— Откуда вернется? — спросил Юлий Викторович. — Он что, в армии еще не служил?
— При чем тут армия? — неопределенно ответила Машка.
Зимой наступило затишье после футбольной бури. Или скорей — перед футбольной бурей, потому что начинать сезон в ранге чемпионов — это что-нибудь да значит.
Что это значит — никто в городе не знал.
Юлий Викторович Потехин, как человек во всех отношениях опытный, предвидел неприятности.
— Тут как ни поверни, — жаловался он Никифорову, — окажешься в дураках.
— Да что тебя мучает? — беспечно говорил драматург. — Ведь выиграли же!
— На всю жизнь, что ли, выиграли? А как начнем проигрывать?
— Ну и что? Законы игры: если никогда не проигрывать, кто же станет выигрывать?
Потехин недовольно морщился.
— Опять ты со своей игрой! Тут уж не игрой пахнет.
— Почему вы так скупо пишете о команде? — спросил, вызвав Потехина к себе в кабинет, главный редактор. — Не слышу звона фанфар!
— Может быть, не надо больше фанфар? — высказал предположение Потехин.
— Нет, нет, нет, — решительно оборвал его редактор. — Город хочет читать о своих любимцах, о своих героях, наконец! Так что не скупитесь, пожалуйста!
Команда в это время находилась в зарубежной поездке, и сотрудники из отдела Потехина висели по ночам на телефонах, чтобы изловить тренера, возвращавшегося в свой зарубежный отель только под утро после очередного приема.
— Все хорошо! — весело отвечал тренер на вопросы ошалевших от бессонницы сотрудников.
Наутро нетерпеливые болельщики читали в газете, что команда чувствует себя прекрасно, все в отличной форме, Вячеслав Печеночкин особенно тщательно тренируется после полученной им легкой травмы, разрабатывая левую ногу, что тренерский совет предложил игрокам новые хитроумные комбинации и те их уже отлично освоили и т. д. и т. д.
Потехин хоть и сомневался в том, что все это следовало писать и тем более печатать, уговорил себя, однако, не расстраиваться, тем более что и
