Эльмар Грин - Другой путь. Часть первая

И они оба поулыбались тому немудрому виду мести, который изобрели для Арви. Потом Оскари подмигнул мне лукаво и сказал:

— Но как ты думаешь, к чему он тебе все это выложил? А к тому, что это теперь как бы наш козырь в разных взаимных расчетах с ним. Не понимаешь? Представь такое. Мы приходим к нему и говорим: «Ладно, Арви. Идем на мировую. Забудем обиду, но при условии, что ты продашь Акселю пять гектаров пашни из тех, что прилегают к озеру между лощиной и дачей Муставаара». Ловко, а?

Я ничего не понял — такое это все было невероятное и невыполнимое, что он тут наплел. А пока я переваривал его слова, Ууно ввернул:

— Можно бы и дачу туда же. Чужой там человек. По заграницам больше живет, чем у нас. Черт его поймет, что за тип. Давно пора проверить.

Но тут уж я не выдержал и рассмеялся. Ну и чудаки же они были, мои товарищи детских игр, Ууно и Оскари! Вот чудаки-то, господи прости. Придумают же такое, чтобы меня утешить. Отобрать у Рикхарда Муставаара дачу! Хо-хо! Сразу видно было, что они понятия не имели о Рикхарде Муставаара. Да и Арви Сайтури, разве он расстанется хоть с одним гектаром земли, если сам всю жизнь только тем и занимался, что искал, где бы прихватить еще и еще. Одно дело одолеть его в драке, а попробуй подступись к нему там, где на его стороне закон. Да, наивные они были люди, мои славные соседи и товарищи. Но это шло у них от глубины сердца, и потому я не стал им объяснять, в чем главная нелепость их плана. Я только сказал со вздохом:

— Да, заманчиво все это, что и говорить. Жаль только, что я деньгами не обзавелся на такой случай.

Но они и на это нашли ответ:

— Ну и что же? А ссудная касса на что? Или мы поручиться за тебя не сможем? В любое время — только пожелай. Не такая уж страшная сумма тебе потребуется.

Ууно сказал:

— Я из своих могу дать сотню тысяч на первое время.

А Оскари продолжал:

— Дом тебе продадут в рассрочку с небольшими процентами. Лошадей первое время можешь брать у нас. Машины тоже.

Ууно подхватил:

— Молотить можешь у нас. В нашей риге сушить. Лодкой обзаведешься. Сети купишь. И будет у тебя на столе в дополнение ко всему щука, окунь, ряпушка и лещ.

Оскари сказал:

— Навезем к твоему дому торфа из нашего болота. Раздвинешь свой огород пошире и сад разобьешь.

И Ууно прибавил:

— Жену работящую возьмешь в дом. Детишки будут. И все у тебя в жизни станет на свое место. Разве плохо? И еще не раз тряхнем стариной: выйдем в праздник на дорогу и сразимся в «килла-тиукка». Теперь уж мы отпилим руллу покрупнее, чтобы палка Муставаара ее не расколола.

Вот какую заботу обо мне они проявляли, мои добрые товарищи детства, у которых я не догадывался бывать почаще. Даже руллу они не забыли. И надо полагать, что они все это уже продумали давно, дожидаясь только моего появления в Кивилааксо. Такие славные это были ребята. И пусть все сказанное ими было пустой мечтой, но с этой минуты перед моими глазами то и дело вставал тот кусок земли, который выступал углом в сторону моего дома от усадьбы Сайтури и дачи Муставаара. Да, глупо все это было, конечно, чего там говорить! Но тем не менее как-то весело и легко стало у меня на сердце от их разговора, словно еще что-то новое, важное и приятное открылось для меня на финской земле, ранее мною не замеченное.

Я посмотрел на них с улыбкой и подивился тому, какие они оба стали крупные и кряжистые. Когда-то, в далеком детстве, мы втроем не могли одолеть Рикхарда Муставаара. Теперь же любой из них, пожалуй, справился бы с ним один на один, несмотря на его громадность и грозный взгляд. Такая исходила от них обоих спокойная уверенность и сила. Откуда она у них появилась? То ли это выработалось в них от постоянной борьбы с Арви Сайтури, который столько лет и так и этак подбирался к их земле, или по какой-то другой причине. В меня это почему-то еще не вошло, несмотря на все мои высокие достоинства. Как видно, что-то очень важное прошло в моей жизни мимо меня или я сам прошел мимо.

Я стукнул каждого из них шутя кулаком по груди и потом попробовал схватиться с Оскари. Но навстречу моему зажиму под его одеждой напряглись такие крупные мускулы, что я скорей выпустил его и просто так втиснулся между ними обоими, чтобы вместе прогуляться по владениям старого Матти. В то же время я не переставал высматривать Антеро. Но он был занят вместе с молодежью внутри дома, где шла подготовка к выступлениям. Сценой должна была служить веранда в той части, где были сняты перила и висел темный холщовый занавес. Артисты еще не показывались, но пианино уже стояло там, вытащенное из внутренних комнат.

Пока мы осматривали сад старого Матти, где яблоки, густо облепившие ветки, уже близились к зрелости, прозвенел звонок, снова созывающий гостей к веранде. И скоро началось представление. Оно, правда, не содержало в себе ничего особенного. Сначала были пропеты песни из тех времен, когда зародилась эта деревня. Пели хором и в одиночку. Хор был общий, из певцов Матин-Сауна и Алавеси. На пианино для всех играла внучка старого Матти. Одну протяжную старинную песню спели две пожилые женщины. Две песни спела своим чистым, серебристым голосом Матлеена. Одна старушка пропела несколько рун из «Калевалы», подыгрывая сама себе на кантеле.

А потом были показаны старинные финские танцы. Первый танец исполнил сам старый Матти со своей верной подругой жизни. Они, конечно, получили самое горячее одобрение зрителей. После них несколько старинных танцев исполнили молодые люди, переодетые в одежду тех времен. Среди них была также Эстери. Эх, жаль, не догадался сюда приехать Юсси Мурто, который сидел в это время у себя в Туммалахти и думал. О чем он думал там своей огромной светлой головой? Что еще было для него неясно? Посмотрел бы здесь на свою красавицу Эстери — и прояснилось бы в его голове все.

Потом пошли новые песни и новые танцы. Здесь приезжие молодцы из Алавеси показали себя мастерами похлестче, чем парни и девушки из Матин-Сауна. Но этому не приходилось удивляться. Они в своем рабочем доме уже привыкли выступать из года в год чуть ли не каждый вечер и в деле этом приобрели постепенно навыки настоящих артистов. Двое из них оказались акробатами и показали несколько трудных фигур. Четверо вышли на веранду с гармонью, скрипкой, флейтой и медными тарелками. Первую вещь они сыграли вполне благопристойно, исполнив мелодию той песни, где говорится, как парень шел вокруг озера на голос девушки и никак не мог дойти, потому что она тоже шла вокруг озера на его голос. А при исполнении второй мелодии они передрались. И эта драка тоже звучала как музыка, но было в ней столько смешного, что даже круглощекая белозубая внучка старого Матти, подыгрывавшая им на пианино, не выдержала и рассмеялась, забыв про игру.

А в заключение была показана короткая пьеса, где парень, работавший лесорубом в лесу, мечтал о каких-то далеких волшебных красавицах, не замечая, что рядом есть своя красавица, которая его любит. Скоро он стал получать письма от какой-то незнакомки и влюбился в ту, что скрывалась за этими письмами, влюбился, не зная ее. В этих письмах раскрывалась такая славная женская душа и такой ум, что он уже не интересовался ее наружностью, готовый соединить свою судьбу с такой, какой бы она ни оказалась. Как-то раз он провалился в болото, и своя девушка его спасла. Из благодарности он постепенно полюбил и ее, но скоро признался, что жениться на ней не может, потому что не менее сильно любит ту, что в письмах. Тогда она принялась разговаривать с ним фразами из их взаимных писем, и он, сообразив, с кем имеет дело, схватил ее в свои объятия. Красавицу девушку играла, конечно, Эстери.

После всего этого начались общие танцы на лужайке перед верандой. Танцевали молодые и пожилые, а внук старого Матти заботился о пластинках на проигрывателе. Даже я прошелся раз в круге вальса с одной незнакомой женщиной из этой деревин. Все они опять переоделись в свои нынешние платья, гораздо лучше к ним пригнанные и выделявшие у каждой то, что ей было выгодно выделить. Матлеена оделась в легкое голубое платье, близкое к цвету ее глаз и к цвету озер вокруг.

Но любуясь женщинами, я не забывал высматривать Антеро. Сперва он долго пропадал внутри дома, занятый подготовкой артистов к выступлению. Потом я видел его в рядах зрителей среди детей. В танцах он тоже участвовал, но только раз прошелся с Матлееной, танцуя больше с другими женщинами этой деревни, молодыми и пожилыми. И поэтому мне никак не удавалось его перехватить.

То и дело теряя из виду его серый костюм, я переносил взгляд на голубое платье и белокурую голову рослой Матлеены, надеясь на то, что, пока она здесь, он тоже никуда не денется. Но вдруг она сама исчезла. Этого я не ожидал. Поднявшись на веранду, я долго и напрасно выискивал ее глазами. Солнце зашло еще в самом начало танцев, и хотя до темноты было далеко, но уже давали себя знать сумерки. А в этих сумерках стало еще труднее разглядеть серый костюм Антеро среди других таких же, схожих по цвету костюмов.