Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
В приемной он даже не посмотрел в сторону Светланы, которая сидела одеревенев, — она все слышала через неплотно прикрытую дверь.
«Вот и отвоевался, Николай Сергеевич, — мысленно сказал сам себе Балатьев, остановившись в коридоре и не зная, куда идти. — Впрочем, теперь только и повоюю. В штрафном батальоне». Отошел подальше от двери приемной, из которой с минуты на минуту могла выскочить Светлана. Больше всего боялся он попасться на глаза именно ей. Чем оправдает он свой поступок? Даже Светлана, тонкая, любящая, не простит ему этой глупости с припиской, этого несусветного просчета.
Завернул за угол коридора, добрел по нему до упора и остановился, уставив взгляд в пол. Куда деваться? Направить стопы в цех? Так он уже не начальник. Домой? А там что? Забиться в угол и выть от беспомощности, как загнанный зверь?
Услышав голоса за дверью, возле которой стоял, поднял глаза и увидел дощечку с надписью «Плановый отдел».
— Плановый отдел, — произнес машинально и вдруг вспомнил, что, подписывая роковой отчет, сделал уточняющую надпись.
Вряд ли отчет сохранился, как не сохранилась, само собой разумеется, и злополучная сводка о суточной работе цеха, где он вписал: «Лошадь обедала», а если вдруг сохранился, то хитрюга начотдела разве отдаст ее? Этот спектакль наверняка разыгран не без его ведома. Но стоп. Сейчас начальник отдела сидит на оперативке, и если обратиться к его сотрудникам…
С бьющимся от проснувшейся надежды сердцем вошел в комнату, где мог найти спасение. Здесь были одни женщины. Подойдя к той, что показалась приветливой и доброй, попросил дать на полчаса папку с месячными отчетами мартеновского цеха за текущий год. Не подозревая, что оказывает медвежью услугу начальнику отдела, женщина вручила папку.
Перелистав в коридоре дрожащими пальцами отчет и убедившись, что он в целости и сохранности, Николай сразу воспрянул духом и совершенно другим человеком, другой походкой и даже с другой выправкой отправился отбивать оставленные позиции.
Уже по тому, как вошел он в приемную, как решительно рванул дверь в кабинет, Светлана поняла, что события сейчас развернутся жаркие.
Кроханов, видимо, философствовал о честности, потому что Николай успел услышать: «…вранье — конь ненадежный, на нем далеко…» Это незаконченное изречение оказалось последним — возвращение Балатьева ввергло директора в состояние столбняка.
Громко, чтобы слышали не только сидевшие в кабинете, но и Светлана в приемной, Балатьев сказал, положив отчет перед секретарем райкома:
— Видите эту цифру? Пять тысяч пятьсот одиннадцать тонн. Поставлена плановым отделом. А вот это написано мною. Читаю: «Фактически выплавлено пять тысяч одиннадцать тонн. Пятьсот добавлено по распоряжению директора завода. Нач. цеха Балатьев».
Баских вскочил со своего места с такой стремительностью, словно у его уха прозвучал выстрел.
— Так кто льет сталь из рота?! Он или ты?! — с перекошенным от гнева лицом накинулся он на Кроханова.
В кабинете все замерло. Даже стулья потрескивать перестали, даже дыхания слышно не было. В этой тиши особенно гулко прозвучали шаги Баских и его слова:
— Завтра в семнадцать ноль-ноль на внеочередное бюро, товарищ директор!
Вслед за Баских из кабинета устремился Балатьев — хотелось как можно скорее попасть на воздух, под холодный ветер, чтобы немного освежить разгоряченное лицо. Очень уж подействовала на него эта смена высот — из пропасти поражения до вершины победы. Заторопились так же Шеремет и Подгаенок, жаждавшие обменяться с Балатьевым впечатлениями в связи с неожиданным поворотом событий. Но этому помешал Дранников. Догнав Балатьева, он заботливо взял его под руку и увел.
А вот уральцы из кабинета не вышли — их придержал Иустин Ксенофонтович Чечулин. Прикрыв поплотнее дверь, чтоб ни одно слово не проникло в приемную, он подсел к столу Кроханова, положил на него скрещенные руки и заговорил приглушенным от сдерживаемого гнева голосом, впервые позволив себе в обращении с директором пренебрежительное «ты»:
— Расскажу я тебе, какой у нас на Урале в артелях неписаный закон был. Вожаку, покудова толково дело вел, все прощалось — и пьянство, и бабство, и разгул. Но ежели он карты передернул, сшулерничал — его власти конец. Кто по-совестливее был — сами уходили, у кого духу не хватало — грязной метлой гнали. Так вот постарайся умотать отсюдова подобру-поздорову. Иначе на бюро все придем… — Иустин Ксенофонтович обернулся, чтобы удостовериться, согласны ли с ним остальные.
— Придем! — ответили сразу несколько человек.
— Званые и незваные! — подхватил начальник листобойки.
И уж совсем удивительно было услышать от заведующего конным двором Аникеева:
— И все на белый свет выволочем!
— Тогда не обессудь, потому как прощать тебе не за что, — закончил свою отповедь Иустин Ксенофонтович.
…Значительный участок пути Балатьев и Дранников прошли молча — каждый по-своему переживал перипетии разразившегося скандала. Но вот Балатьев услышал рядом странные гортанные звуки и, посмотрев на спутника, увидел, что тот давится от смеха.
— Что это вы так развеселились?
— Ну и спектакль! Высокого класса, ей-богу! — Дранников с трудом произносил слова — сдерживаемый смех сводил скулы. — Всякое в жизни видывал, но такого… Такого не приходилось. Ну, кажется, убит человек наповал, стерт в порошок и по ветру развеян, панихиду уже отслужили, а он… Мало того, что воскрес из мертвых, так еще и лягается! — На всякий случай оглянувшись, Дранников разразился хохотом.
— А я вот не верю, что вы рады, — холодно бросил Балатьев. — Знаю ведь, чем дышите.
— Я и вправду не рад, — откровенно признался Дранников. — Мне лучше с Крохановым оставаться, чем с вами. Но посмеяться… Посмеяться, когда смех одолевает, вовсе не грешно.
Балатьев ценил прямоту в людях, пусть даже она была вот такая циничная, как у Дранникова. По крайней мере знаешь, с кем имеешь дело, понимаешь, чего можно ожидать от человека. Элементарных принципов порядочности Дранников все же не лишен. Во всяком случае, удара в спину он не нанесет. Последнее время даже протягивает руку помощи. Вот хотя бы в истории с Заворыкиной, так и не выплывшей наружу.
— Спасибо вам за записку. — Балатьев наградил своего зама теплым взглядом. — Она уверенности мне прибавила.
— Не мог я иначе, Николай Сергеевич. Слышу — Кроханов собирает очную оперативку, стало быть, кому-то выволочку устраивать приготовился. Еще подумал: что, если дознался о Заворыкиной? А тут как раз она идет, во всю свою сковородку сияет, этак занозисто бюллетенчиком помахивает. Ну и помчал, чтоб упредить события. Оказывается, Кроха с другой стороны на вас нацелился, да из пушки калибром покрупнее. Только пушка не туда сработала. Обратный выстрел получился, в него же.
— Интересно, как эта
