Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Селезнев. Мост и три березки — точно, но почему петля? (Бросил взгляд на мертвеца). Чей? Наш? Нет, красный. Уберите, господа, накройте, что ли. Неприятно… Но почему петля? Кого-то вешали и не успели… Снимите, пожалуйста.
Поручик снимает веревку.
Не нравится мне это место. Мы слишком торопились, прибыли на две минуты раньше. И, кажется, попали в западню… Не верю я Стрешневу… Назад, господа! По коням!
Селезнев, поручик и капитан исчезают. Через некоторое время появляются Соловей, Ласточкин и Узоров.
Соловей (садясь). Ползете, как ужи… я говорил, скорее надо было.
Ласточкин. Как ни ползи, все ведь ползешь, а не бежишь.
Соловей. «Ползешь», «ползешь»… С вами лягушек ловить, а не генералов.
Входит адъютант.
Адъютант. А мне-то говорили — разведчики, герои… Ведь я же видел его в бинокль.
Соловей. Я следил по вашему секундомеру: генерал пришел на две минуты раньше срока.
Адъютант. Я ж говорил вам… ах! (Махнул рукой.) Давайте часы… какую операцию провалили! Оставайтесь здесь в засаде. Они обязательно станут тут петлять. Хоть офицера мне достаньте. (Уходит.)
Соловей (указывая на мертвеца). Отнесите этого соседа. Чего он тут сидит?
Узоров. Эх, дядя, вечная тебе память. Не обижайся, все там будем.
Соловей. Я займу место для наблюдения, а вы тут сидите. Свистну — вскакивайте. (Уходит.)
Узоров. Гриша, ты что делать хочешь?
Ласточкин. Письмо писать буду.
Узоров. Вот писатель — беда. Мы с тобой за линией фронта, под носом у белых, а он — письмо.
Ласточкин. Оставь меня, Митя, пока роздых есть — пропишу жене.
«Эх, жена, жена-красавица,Миловидная моя,Миловидная моя,Подколодная змея».
Узоров. И не ври. Любишь.
Ласточкин. Если сам врезался, других в свою компанию не тяни. Я человек семейный. Любят девок, а с женами живут. Мечтай про Настасьины глаза и молчи. (Пишет, как прежде, под собственную диктовку.) «Дорогая супруга моя Анна Ивановна, стремлюсь поскорее прописать вам, что мы, ивановцы, вчера находились в большом бою. Прошу вас не страшиться по этому случаю, я жив-здоров, сыт, одет, обут. Бой шел десять с половиной часов, то есть с утра до темной ночи. Мы шесть раз бегали в атаку и пять раз катились кубарем с горы, зато в шестой раз свое взяли. Теперь нам стало известно, что мы совершили громадное дело и получили благодарность. Мы очень рады за свой полк, за свою Ивановскую губер…». Митя, как писать — губерню или губернию?
Узоров. Губернию.
Ласточкин (продолжая писать), «…за свою Ивановскую губернию. Узоров Митрий, который за Талкой живет, здесь жениться собрался на самой пустяковой девке, и отговорить его невозможно».
Узоров (быстро). Григорий.
Ласточкин (так же). Я.
Узоров. Шорох?
Ласточкин. Шорох.
Узоров. Ползут?
Ласточкин. Ползут.
Узоров. Мимо?
Ласточкин. Сиди. Мимо. Я это умею. Кинусь и паду на него… Крикну — тогда помогай. (Исчезает в кустарнике).
Мертвая пауза. Затем неясный шум, говор. Входят Ласточкин и Настя.
Настя. Кто вы такие?
Ласточкин. Не кричи. Сядь, косы заплети. Умойся!
Узоров. Настасья!
Ласточкин. Тише, страдатель!
Настя (опустилась на землю, закрыла лицо руками, рыдает). Хата сгорела… сети, баркас… двор… Матушку с батюшкой казнили… Одна я, безумная, нищая, голая.
Узоров. Настенька, тут голосить нельзя. Тут война.
Настя (Узорову). Ты ли?
Узоров. А то кто же?
Настя. Не гоните меня, а то мне — топиться.
Узоров. Меня искала?
Настя. Ох, нет, ох, не до того мне теперь.
Узоров (Ласточкину). Что же нам с ней делать?
Ласточкин. Дай ей хлеба. Мясо там осталось. Посоли. А ты, девица, приберись. Что это? Насмехались, что ли, над тобой?
Настя. Нет, меня дома не было. (Уходит в заросли.)
Ласточкин. Дурак, у нее родителей казнили, а ты с любовью лезешь.
Узоров. Что ж с ней теперь делать?
Ласточкин. В полку оставим, санитаркой. Она бойкая.
Настя возвращается. Голова повязана платком, одежда приведена в порядок.
Настя (уже без слез). Увиделись, да не так.
Узоров. Поешь, милая.
Настя (взяла хлеб). Нет, не хочу.
Слышен короткий свист. Ласточкин и Узоров бесшумно исчезают в кустах.
Настя. На всем свете война. Теперь мне что? Где куст, там и дом.
Вблизи выстрелы, крики.
(Ничего не слыша). Ах, какая я потерянная стала! Совсем обозналась. Он тут сидел, ласковый, городской. Он ли? Грезится мне что-то. Хлеба дали. Господи, за что ты посылаешь нам такие мучения! (Увидела веревку. Подняла и резко отбросила в сторону.) Страшно как… Куда же они делись?
Ласточкин, Узоров и Соловей вводят обезоруженных поручика и капитана, сопровождавших Селезнева.
Соловей. Теперь, господа офицеры, и потолковать можно. Курить дать? Папироски не наши — ваши. Не жалко.
Капитан. Поручик, приказываю у этой сволочи ничего не брать и не разговаривать.
Вдруг с земли вскакивает Настя.
Настя (Соловью). Дядь, отдай мне этих, подпусти к ним.
Ласточкин отстраняет Настю.
Они ведь жгут нас, дядя… за что же их прощать? Убивайте их на глазах, жгите их… пустите меня к ним.
Соловей. А то, может, пустить?
Поручик. Это что же — бабий самосуд?! Соловей. Месть это народная… горькая, правая…
Входят Фрунзе, Стрешнев и адъютант. Узоров вытягивается.
Фрунзе. Разведчики Ивановского полка?
Узоров. Так точно.
Фрунзе. Вы офицеров сейчас взяли?
Узоров. Мы.
Фрунзе. А девица что же тут делает? Здесь ведь опасно.
Узоров. Она ничего… она — так.
Настя. И не так, а надо правду говорить. У меня белые дом спалили, баркас, сети… родителей казнили… Вот я ходила как потерянная по степи да на своих набрела. Я теперь с ними буду ходить, а то мне — один конец.
Узоров. Разрешите, пожалуйста, в полк зачислить. Она очень смелая.
Фрунзе (Насте). Вы рук не опускайте. Такое горе может и до безумия довести, а вы не поддавайтесь. Идите к ивановским, они — дружные люди, в обиду не дадут, я их давно знаю.
Настя. Я уж и сама их признала.
Фрунзе. Вот видите. (Стрешневу.) Вы, Ипполит Антонович, тоже моих ивановцев теперь признали. (Насте). Они за вас отомстят, все спросят. (Узорову.) Конной разведке полка передайте мой поклон.
Адъютант. Жаль, товарищ командующий, что эти разведчики одну операцию сейчас провалили.
Фрунзе. Какую операцию?
Адъютант. Была возможность пленить корпусного генерала Селезнева.
Стрешнев. Мы решили ответить на его письмо. Он недавно был здесь.
Фрунзе (нахмурился). Зачем это? Не надо. Наш контрудар основан на военной хитрости, внезапности, дерзости, но не на вероломстве. Зачем мне этот генерал? Не надо. Нет. Мы разобьем их в прямых боях. За нас — окровавленная родина, сожженные селения, месть оскорбленной, потрясенной, поруганной души. (Узорову.) Передайте мой привет ивановцам.
Фрунзе уходит, за ним — Стрешнев и адъютант.
Узоров. Ох, Настя, перепугался же я.
Настя. Чему же?
Узоров. Шутишь. Это ведь был сам Михаил Васильевич.
Настя. Какой вежливый, обходительный… как ты. И говорит: рук не опускайте. Я теперь рук не опущу, любимый. Научи ты меня воевать…
