Тамаз Годердзишвили - Гномики в табачном дыму
— Хватит, сколько можно! Знаешь ведь, не выношу эту песню, — ворчу я как можно деликатней. Повышать голос нельзя, тогда она действительно заплачет. Не помню, чтобы я позволял себе кричать на нее… (Хотя нет, помню, был единственный случай, но… но — не помню…)
— Почему не выносишь, сынок?
— Перестань, что ты переживаешь…
— А ты не вынуждай.
— Что ж, привести в дом какую-нибудь дрянь и нарушить наш покой?!
— А ты подумай, что будет с тобой без меня. Не вечно жить матери. Кто за тобой присмотрит? На кого надеешься?
— Ни на кого.
— Тогда женись, пока не поздно.
Это единственная причина наших ссор.
И я глупо, бестактно пошутил:
— Ладно, приведу такую, чтобы всех вас за волосы таскала!
— Как знаешь, сынок.
— Дай же поспать, видишь, устал!
— Спи, сынок, спи…
— Иди поцелую! Что ты из-за каждого пустяка обижаешься? Я правда устал и правда хочу спать.
Никто на свете не целует так сладко, не ласкает так нежно, как моя мама! Какими мягкими становятся ее иссохшие, огрубевшие от работы пальцы! Какими бы холодными ни были, теплеют, лаская меня.
Один-одинешенек, сирота…
Гнетущая тишина. И духота. Оставаться в комнате нет сил. Пойду прогуляюсь.
Мама стоит в дверях.
— Не возвращайся очень поздно, сынок.
— Хорошо, мам. Если запоздаю, не жди, ложись спать.
— Знаешь ведь, не усну, пока не вернешься.
— Ладно, рано вернусь.
— Будь осторожен!
Я запер дверь…
Звон обручального кольца вывел меня из задумчивости: соскочив с пальца, оно безудержно катилось по ступенькам. Пока я добежал до нижней площадки, огромная крыса набросилась на блестящий предмет, схватила его зубами и метнулась к дыре в углу. И дожидалась там, пока я сбегу вниз. Потом глянула на меня злорадно и скрылась из глаз…
Моя «жемчужина» сияла белизной у подъезда. Ну-ка, поехали. А куда, собственно, поедем? Не знаю.
Солнце зашло, и горожане высыпали из домов. В скверах, садах, на переходах — всюду полно людей. Осторожно, моя «жемчужина», осторожно! Люди погружены в свои мысли, у каждого свои заботы.
— Гиви!
В окне показалась голова супруги Гиви.
— Его нет дома!
— Где он?
— Еще не приходил с работы. Только что звонил, до полуночи задержится.
— Что у него случилось?
— Готовят машину для выставки в Измире. Заходи, что ты снизу…
— Спасибо, как-нибудь в другой раз.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Сандро!
На веранду выбежали все четыре девочки Сандро.
— Где папа?
— Записывается на киностудии.
К девочкам присоединилась их мать, жена Сандро.
— Он так простужен, совсем лишился голоса, не представляю, как будет записываться. А кроме того…
— Что озвучивают?
— Заходи, что ты с улицы разговариваешь…
— Спешу.
— Не знаю. Какой-то документальный фильм…
— Скоро придет?
— Недавно уехал. У них вечерняя смена.
— Ладно, я поехал.
— Поднялся бы!
— До свиданья!
Так-то вот, моя «жемчужина». Если и Гайоза не застану дома, не знаю, куда тебя покатить. Больше друзей у меня нет.
— Гайоз!
— Кто там?
Опять супруга, значит, и его нет дома.
— Не узнаешь?
— Ой, Гиорги! Как жаль, заехал бы чуть пораньше! Гайоз полчаса искал машину, еле поймал такси.
— Куда он спешил?
— К больному вызвали.
— Всего тогда…
— Не зайдешь?
— Нет.
— Что передать?
— Ничего, позвоню.
— Может, надо что?
— Нет, ничего…
Итак, все заняты, моя «жемчужина», одни мы с тобой бездельничаем…
— Поплывем назад? Очень припекает…
— Погоди, вон те девушки уйдут, тогда.
— Они не уйдут.
— Откуда ты знаешь?
— Они уже три дня на нашем пляже. Никого к себе не подпускают, все за нами следят…
— Брось… Придумаешь…
— Точно, точно. Когда они приходят, мы всегда в воде. Я не говорил тебе, ждал, когда они уйдут, и тогда выводил на берег.
— Что за удовольствие врать? Не могу больше, жарко, поплыли назад.
— Ложись на спину и передохни. Вот-вот уйдут, они всегда уходят в этот час.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Только сумасшедшие вроде нас жарятся тут в четыре часа дня.
— А если не уйдут?
— Уйдут. Обедают в это время.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Сказал же, наблюдаю за ними. Хорошие девочки. Одну звать Аленой, другую — Ниной.
— Где ты с ними познакомился?
— Наши ребята хвалили их…
— «Наши ребята»! Пошли они… Нашел кому верить!
День был тихий.
Ни малейшего ветерка, ни малейшего дуновения, нечем дышать. Огромное солнце, казалось, вот-вот рухнет с неба, так отяжелело и накалилось.
— Смотри, Тамаз! Ты говорил — уйдут!
— К нам плывут!
Молодые люди, словно дельфины, вынырнули из темно-синих волн, раскинули мускулистые руки, легли на спину.
Вдали покачивался на волнах белый пароход.
— Лежи тихо, будто не замечаем их.
— Здравствуйте, ребята!
— О-о! И в черном море водятся русалки?! Ну и напугали! — Тамаз обернул к ним голову и приложил руку к широкой груди. — Слышишь, как колотится сердце?
— Такого богатыря напугали мои слова? — засмеялась блондинка. — Здравствуйте, я — Алена.
— Тамаз, — Тамаз склонил голову, снова приложив руку к груди.
— А я Нина.
Нина была в резиновой шапочке.
— Тамаз, — Тамаз перевернулся в сторону Нины.
— А ваш друг немой?
— Нет, он Тенгиз.
— Я знала, что вас звать Тамаз, а вашего друга Тенгиз, — Нина по-русски твердо произнесла звуки грузинских имен.
— Посреди моря в самое невероятное поверишь, но наших имен никто здесь не знает. А я вот в самом деле знал ваши имена.
— Откуда? — заинтересовалась Нина.
— Мой друг давно влюблен в вас! — Тенгиз опередил Тамаза с выбором. — Так что Алене придется довольствоваться моей особой.
Девушки фыркнули.
— Красивые, черт бы их побрал! — по-грузински заметил Тамаз.
— О чем вы секретничаете? — в один голос спросили девушки.
— Сказал другу пару слов на родном языке. Нельзя?
— Можно, но это не считается хорошим тоном, — улыбнулась Нина.
— Могу перевести. Угодно?
— Угодно.
— Очень красивые, говорю, девушки, — с подчеркнутым акцентом произнес по-русски Тамаз.
— Посреди моря и комплименты приятно слушать.
— Ваш друг правда немой? — спросила Алена.
— Почему? Одну, но очень значительную фразу сказал.
— И ничего больше не может сказать по-русски?
— Может, просто не в духе.
— Хотите, научу вас русскому? — Алена подплыла к Тенгизу. — Ой, как я устала! — Она положила руку на широкое плечо Тенгиза. — Передохну немного, можно?
— Что вы тут делаете так далеко от города? — буркнул Тенгиз.
Девушки переглянулись.
Тенгиз осторожно обхватил Алену за спину и «стал тонуть». Алена вцепилась ему в волосы И сначала потрепала в порядке наказания: «Вот тебе, вот тебе», а потом вытащила из воды.
— Что, мой друг тонет? — притворился испуганным Тамаз.
— Не бойтесь, он в надежных руках, — ответила Нина. — Алена — кандидат в мастера.
— По плаванию?
— Нет, по художественной гимнастике.
— Хвалит меня, чтобы и я не осталась в долгу, — рассмеялась Алена. — Сама уже мастер.
— По художественной гимнастике?
— Нет, по плаванию. Видите, какая красивая.
— Да, очень, — вздохнул Тамаз.
— Чего вздыхаете? — лукаво спросила Нина.
— Устал я…
— И я устала, — сказала Алена. — Давайте поплывем к берегу.
— Давайте.
Они плыли, временами останавливались передохнуть, рассказывали веселые истории, смеялись, дурачились. Тенгиз перехватил взгляд Нины, устремленный на Тамаза, потом кинулся «спасать» Алену, кричавшую ему: «Ой, тону, тону!»
