Максуд Ибрагимбеков - Запах жизни
Джавадов внимательно посмотрел на Энвера.
— Но ты же не будешь отрицать, что у Гасан-заде громадный опыт, в конце концов стаж...
— Стаж, — сказал Энвер. — У Магомета, рассказывала мне бабушка, был осел, на котором пророк катался целых сорок лет, но этот осел так и не стал святым.
— А справедливость, — сказал Джавадов, — я не мог бы отстранить человека, ученого с именем, от конструкторской деятельности, от конструкторской работы, это было бы несправедливо и... негуманно. Ты отклонил его плохой проект — правильно, отклони и второй, если он будет плохой... Это справедливо...
— Ты прекрасно знаешь, что Гасан-заде балласт и мешает другим.
— Это не так. Все, кто хоть что-то стоит, свое получают... Я еще не знаю, какими будем мы в его возрасте, а ему ведь шестьдесят четыре года... Вот каким ты будешь в шестьдесят четыре года, ты знаешь?
Энвер засмеялся. Джавадов увидел еще кое-что, и Энвер почувствовал, что Джавадов увидел.
— Что случилось?
— Ничего не случилось.
— Что-то случилось, — сказал Джавадов, — если захочешь, расскажешь, ладно? А с Гасан-заде ты встретишься завтра на свадьбе, я вас специально посажу рядом, обсудите проект... Гости приглашены на восемь, ты приходи чуть раньше, ладно?
Он напоминал о свадьбе, по всему было видно — он уверен, что пригласил Энвера на свадьбу давно, а сейчас просто лишний раз напоминает, и Энвер совершенно равнодушно, каким-то уголком сознания, отметил это.
Потом они поговорили о деле, из-за которого, собственно, Джавадов его вызвал, это продолжалось часа полтора, и Джавадов спросил за это время еще раз, не хочет ли Энвер ему что-нибудь рассказать, и Энверу очень захотелось рассказать, но мешала сделать это завтрашняя свадьба, на которой Джавадов не будет знать, как себя вести из-за Энвера.
Он открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. В гостиной было полутемно, доносились звуки музыки, шум толпы, там смотрели телевизор, он прошел на кухню, у газовой плиты сидела на стуле и смотрела на что-то внутри духовки сквозь прозрачную дверцу Сачы-хала, ее блестящие глаза смотрели, не мигая, и это был взгляд человека, который находится далеко от своего реального местонахождения и времени. Так, наверное, смотрели на огонь ее далекие предки-огнепоклонники. Сигарета тлела в ее безвольно откинутой руке. Энвер посмотрел на ее кисть: обтянутая сухой блестящей кожей, с глубокими бороздами морщин и вытянутыми вздутиями синих вен, она казалась неживой. И Энвер почувствовал, что он снова смотрит в бездну. Это прошло в тот же миг, когда Сачы-хала, заметив его, смущенно засмеялась.
— Добрый вечер, родной мой, — сказала она. — А я, знаешь, задумалась что-то. А думы у меня простые, все прошлое вспоминаю. Иногда думаешь, господи, во сне я это вижу или наяву грезится. Человек же как живет: сперва будущим, потом только прошлым. Я сейчас опять прошлое вспоминала. Самое ценное — воспоминания, чем больше накопит их человек к концу жизни, тем богаче он. И еще — все успеть надо сделать... Иначе, когда ничего уже не можешь, с ума сойти можно. А ну, помоги мне, сынок!
Энвер вынул из духовки лист с пирогом. Он постоял еще несколько минут на кухне, собираясь что-то сказать Сачы-хале, но так и не придумал ничего. Он обрадовался, когда в кухню вошла жена.
— Садись обедать, или, вернее, ужинать, — сказала она хмуро. — Так и заболеть недолго, посмотри на себя, половина от тебя осталась. -
Он сел обедать здесь же, на кухне, ел без аппетита, толком не замечая, что ест. Спросил, где сын.
— У соседей, — сказала жена и начала рассказывать, как сегодня их сын и два его товарища отправились в магазин покупать подарок соседскому мальчику — имениннику...
Он почувствовал, что жена смотрит на него.
— Ты ведь меня не слушаешь, — сказала она.
— Я вспомнил, — попытался он вывернуться, — как раз сейчас вспомнил, что мы приглашены завтра на свадьбу...
— К Джавадовым?
— Энвер кивнул.
— Ты знаешь, — сказала жена вполголоса, чтобы не услышала Сачы-хала, она знала, что это будет неприятно Энверу, — мне показалось, что у тебя вчера из-за этого немного было испорчено настроение. Или мне показалось? Он тебе только сегодня сказал?
Энвер вспомнил, что у него действительно было из-за этого испорчено настроение, сейчас это ему показалось удивительным.
— Завтра Новруз-байрам, — сказала Сачы-хала, — а люди свадьбу устраивают. Грех. Не перед богом грех, а перед собой... Сегодня праздник отпразднуй, через день свадьбу, тоже праздник, а так взяли и на один праздничный день себя обокрали. Есть еще чудаки, так те и на Новый год свадьбы устраивают. Непонятно мне это... Вы идите в комнату, я приберу...
Он лежал на спине и ждал. Но боль не приходила, она притаилась где-то совсем рядом. И тоже ждала.
— Пришел уставший, но ужасно счастливый, — сказала шепотом жена, входя в спальню. — Уснул мгновенно. — Она двигалась по комнате легко, словно ноги ее не касались земли. — Рассказывал, как прошли именины, а потом на полуслове заснул. — Она погасила свет в столовой, быстро забралась в постель и, не укрываясь, склонилась над Энвером. Он видел в темноте ее глаза, он всегда утверждал, что они светятся в темноте, мягкие очертания лица. Она положила ему руку на лоб, и он ощутил прохладу ладони. Потом она приблизила лицо совсем близко, теперь он ощущал ее дыхание, и спросила:
— Отчего тебе плохо?
Она ждала ответа, а он молчал. Он молчал, ее прохладная ладонь лежала у него на лбу, и губы ее были от него на расстоянии поцелуя, а он вспоминал девочку, которая пятнадцать лет назад ушла из-за одного парня, по искреннему тогда убеждению Энвера, не стоящего ее, из дому и приехала в Москву, где этот парень учился. Он не то чтобы вспоминал, просто это промелькнуло в сознании. Он с изумлением спросил у себя, как же так быстро пролетело время и почему он всю жизнь подгонял его, вместо того, чтобы ценить каждый день. А он должен был ценить, ибо был он один из немногих избранных на земле, из тех, у которых счастлив каждый их день, но не дано им по таинственному закону компенсации почувствовать и понять этого. А сегодня он, кажется, понял...
Он взял ее за плечи и нежно, как очень давно, пятнадцать тысяч или просто пятнадцать лет тому назад, прижал к себе, он целовал ее волосы, глаза, он сказал ей, что любит ее, и она, растроганная, прильнув к нему, с упоением слушала и знала, что это правда, потому что женщины всегда чувствуют правду, когда им говорит это тот, кто истинно любит.
Она спала. Он подошел к окну. Улицы казались белыми под лунным светом, и белым было море под этим светом. Белыми были крыши домов, и ниоткуда не доносилось ни звука. Не было слышно ни голосов человеческих, ни звуков мотора, ни звуков шагов. И опять ему показалось, что он смотрит в бездну. Никогда в жизни ему не было так страшно. Он подошел к кровати. Она спала, и еле слышно было ее дыхание. Он не стал ее будить. А боль притаилась рядом, пульсируя от нетерпения.
После свадьбы жених и невеста уехали первыми, а потом стали разъезжаться все. Мягко подкатывали машины на площадку перед памятником Кирову и отъезжали. Уехали после долгих прощаний родители жениха и близкие родственники жениха и невесты, и менее близкие, и просто гости.
Джавадов и Энвер пошли пешком. Жены шли рядом и рассказывали друг другу о свадьбе, которую только что отпраздновали. Они обогнали мужей на несколько шагов и шли впереди, а Энвер и Джавадов шли и молчали.
Потом Джавадов сказал, что жених ему нравится, производит впечатление самостоятельного человека и порядочного. Он взял под руку Энвера и, бросив беспокойный взгляд на жену и удостоверясь, что она не слышит, добавил, что и все-таки этот жених, и его родичи, наверное, так и не станут ему близкими или хотя бы приятными, потому что у него несчастный характер, он уже убедился окончательно, что из его попытки заводить новых друзей ничего не получается. И Энвер знал, что это правда. Он знал это в отличие от всех знающих Джавадова и уверенных, что у Джавадова дар очень легко и быстро сходиться с людьми.
— Что ты собираешься делать летом? — спросил Джавадов.
— Не знаю еще.
— Слушай, — сказал Джавадов, — мне пришла в голову отличная мысль, давай-ка этим летом отменим Кисловодски и круизы, а просто поедем на дачу, поближе к морю, и чтобы телефона не было, захватим ружья, я уже столько лет собираюсь... Если ты согласен, честное слово, поедем... Жену я уговорю. Только если ты согласен.
— Я тебе послезавтра, в понедельник, скажу, согласен я или нет, — серьезно сказал Энвер.
Джавадов посмотрел на Энвера.
— Никак не пойму, что с тобой происходит с позавчерашнего дня, — сказал он, — не хочешь говорить, ну да ладно, бог с тобой.
— В понедельник скажу... И если решим ехать, то сперва на один день... или на два заглянем в пещеру Разина.
— Куда? — сказал Джавадов и рассмеялся. — Стареем мы с тобой... А ты знаешь, скажу тебе откровенно... Я уже столько лет мечтал поехать и пожить у моря. И чтобы только моя семья и твоя... и больше никого...
