Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
И вот уже могила засыпана землей. Кто-то из коммунаров поднимается на рыжий холм и говорит, что никакие пули и угрозы их не испугают и что коммуна «Заре навстречу» живет и будет жить.
Потом все негромко запевают:
Вперед, заре навстречу,Товарищи в борьбе!Штыками и картечьюПроложим путь себе.
Степа плачет, слушает, и ему кажется, что это самая правильная песня на свете...
...От нахлынувших воспоминаний Степа неожиданно вздрогнул и сжал кулаки.
Бабушка вскинула голову, открыла глаза и испуганно пошарила вокруг себя.
— Батюшки, где ж корзинка-то?.. Ой, как это? Чур меня, чур! — замахала она руками. — Иль вы мне снитесь?
— Нет, бабушка, не снимся! — засмеялась Таня. — Степа из колонии приехал.
— Ну вот... — заулыбалась наконец бабушка, поправив платок и очки. — Пока не сморилась, все шмель над ухом гудел. Я так и загадала — быть доброй встрече...
— Бабушка, Степа, поди, есть хочет, — шепнула Таня.
— Так бы и сказал... — Бабушка поднялась, провела Степу и Таню в дом и загремела у печки заслонкой.
Пока Степа обедал, Таня успела рассказать бабушке, зачем брат вернулся в Кольцовку и чем закончился его разговор с директором школы.
— Вот ведь дела какие! — встревожилась бабушка. — Как же ты теперь жить-то будешь, мытарь?
— А знаешь, бабушка, — задумчиво произнес Степа, — я его все равно найду...
— Кого, внучек?
— А кто отца убил... Всю жизнь буду искать, а найду!
— Что ты, внучек! — встревожилась бабушка. — Сколько лет прошло... все забылось.
Степа не успел ничего ответить, как вернулась с работы жена дяди Ильи, Пелагея, молчаливая сутулая женщина, и две ее рослые дочери.
Потом приехали из лесу Илья Ефимович с Филькой. Они привезли целый воз молодых пахучих березовых веток, и Пелагея с дочерьми сразу же принялись за дело.
Часть веток они связали в тугие веники и повесили их на чердаке — в запас на зиму. Оставшимися ветками убрали крыльцо, сени, избу — ведь завтра в Кольцовке престольный праздник, троицын день.
Дядя Илья спросил Степу, чем закончился его разговор с директором школы. Степа рассказал.
— Те-те-те! — причмокнул языком Илья Ефимович. — Лишать тебя стипендии — это, пожалуй, не по закону будет.
— Вот-вот! — обрадованный поддержкой, горячо заговорил Степа. — Надо письмо в детдом написать...
— Эге, а ты, я вижу, ретивый да быстрый! — усмехнулся дядя и посоветовал Степе не кипятиться и на рожон не лезть — все как-нибудь обойдется.
Этот разговор слышала бабушка Евдокия.
— Что ж, Илья, — тихо сказала она сыну, когда Степа вышел на улицу, — придется, видно, племянника-то на свой кошт брать.
— Это почему же? — удивился Илья Ефимович. — Пусть его государство кормит. Парень все-таки сирота... И отец у него погиб на боевом посту, так сказать...
Но Евдокия отлично понимала своего сына и знала, как надо с ним разговаривать. Она напомнила про Григорьеву избу, про сарай, про половину усадьбы и кое-какое имущество — про все, что Илья присоединил к своему хозяйству. Хотя он и делал это исподволь, незаметно, но люди по соседству ведь не слепые, они все видят, примечают и помнят. Да и сельсовет не даст сирот в обиду, и народный судья в городе — человек, сказывают, строгий и справедливый.
Пораженный Илья Ефимович уставился на мать:
— Чтоб вам типун на язык, мамаша! И откуда у вас злости столько?
— С кем поведешься, от того и наберешься, — усмехнулась старуха. — Так что ты уж, сынок, веди в дом Степу-то. По-хорошему, по-законному... Чтоб все видели — парень не обсевок в поле и не гость на недельку.
Вечером, за ужином, Илья Ефимович, хмуро оглядев Степу и покосившись на старуху мать, объявил домочадцам:
— Слушай все. И чтоб помнилось... Степан у нас жить будет... Ковшов так уж Ковшов. И взыскивать с него станем по-ковшовски...
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
Утром Степа проснулся от колокольного звона.
Он по привычке вскочил с постели, потянулся к тумбочке за одеждой и улыбнулся: он лежал в сарае на сене, которое, как живое, шевелилось под ним и потрескивало.
Над головой, в дыре, сквозь соломенную крышу голубело небо, а рядом, закутавшись в пестрое лоскутное одеяло, крепко спала Таня.
Да и звон был совсем другой: в колонии — ясный, чистый, а здесь — мерный, тяжелый, бухающий.
«К обедне звонят... Сегодня ведь троица», — вспомнил Степа и, захватив одежду, как со снежной горки, съехал с сена вниз. Осторожно приоткрыл ворота и очутился на улице.
Утро стояло во всей своей красе. Выгоревшее белесо-голубое небо было просторно и пустынно, только за еловым бором начинали кучиться белые высокие облака, словно в тихую гавань стягивались легкие парусники.
Сарай стоял среди некошеного огуменника рядом с амбаром. Цветы и травы подступали к самым воротам и, обрызганные росой, светились, как цветные камешки. Две старые березы лениво шелестели своей блестящей листвой. Под застрехой попискивали ласточки и стремительно носились туда и обратно.
Степа глубоко втянул прохладный воздух.
В этот час колонисты обычно выходили на зарядку. Ребята проделывали замысловатые вольные движения, потом, стараясь не отстать от длинноногого физрука дяди Кости, обегали три раза вокруг усадьбы, упражнялись еще немного на турнике и кольцах и наконец бросались с подкидной доски в ледяную, родниковую речушку. Вода в ней была такой обжигающе холодной, что даже испытанные колонисты невольно ухали и вскрикивали.
Но и здесь было хорошо!
Степа огляделся по сторонам и принялся за зарядку. Вдох, выдох, шаг на месте, наклон туловища в одну сторону, в другую, приседание... Теперь пробежка. Мерно работая локтями, Степа припустился по дорожке к овину.
Росистая, еще не прогретая солнцем трава обожгла ему ноги. Головки цветов, сбитые при беге, полетели в лицо. За овином тянулась невысокая изгородь. Степа оперся рукой в верхнюю жердь и перемахнул на другую сторону — получалось не хуже, чем через «кобылу».
Он перемахнул через изгородь еще раз и еще... А потом стал прыгать без помощи рук.
Какая-то женщина в белом платке остановилась поодаль, долго из-под руки смотрела, как голоногий бесенок скакал через изгородь, потом часто закрестилась и повернула обратно.
Когда Степа вернулся к сараю, у. ворот его уже поджидали заспанная Таня и Нюшка. Щурясь от солнца, они с удивлением поглядели на него.
— Ты зачем бегаешь да скачешь? Игра, что ли, такая? — спросила Таня.
— Зачем игра! Физзарядка! В здоровом теле — здоровый дух! — смеясь, объяснил Степа, неторопливо прохаживаясь после бега по кругу и с шумом, словно из кузнечных мехов, выпуская из легких воздух.
— Филька-Купидон никуда не бегает, а все равно всех побарывает, — заметила Нюшка. — Тут главное — харчи...
Степа заметил у сарая гладкую, вылощенную руками палку, на какие обычно насаживают вилы или лопаты, и решил окончательно поразить девчонок.
— А хотите, на турнике покручусь?.. Есть молоток и гвозди? Таня вынесла из сарая ящик с инструментом.
Степа положил один конец палки на крепкий сук березы, другой приколотил гвоздями к углу сарая — вот и турник!
Он поплевал на ладони, взялся за деревянную перекладину, подтянулся, и вдруг его голые худощавые ноги полетели вверх. Таня не успела вскрикнуть, как Степа уже выделывал на турнике бог знает что: подтягивался, опускался, раскачивался, крутился то на животе, то на спине.
Таня испуганно схватила подругу за руку.
А Нюшка не сводила со Степы глаз. Вот это номера! Так, пожалуй, ни один мальчишка в Кольцовке не сумеет сделать.
Степа между тем зацепился согнутыми в коленях ногами за перекладину, повис головой вниз и, опустив руки, даже похлопал в ладоши, словно хотел сказать: «А мне и так неплохо!»
К тому же он успел заметить, что Нюшка внимательно следит за его упражнениями. Тогда, сделав резкое движение, Степа схватился руками за палку, вытянулся, раскачался и, с силой подбросив свое легкое тело вверх, принялся крутиться вокруг турника на вытянутых руках. Это было «солнце», его коронный номер.
Таня с криком бросилась к дому:
— Бабушка! Степка убивается!
Растерялась и Нюшка. Но ненадолго. Она подбежала к турнику и попыталась ухватить крутящегося Степу за ноги. Но он пролетал мимо и никак не давался в руки.
В этот момент из-за угла сарая выскочили двое мальчишек — Шурка Рукавишников и Митя Горелов.
— Хватайте его! — скомандовала Нюшка.
Но Степа уже и сам не мог больше крутиться. Он пружинисто спрыгнул с турника и попал в руки ребят.
— А я думала, ты как часы у дяди Игната. Те как начнут звонить, ни за что их не остановишь! — засмеялась Нюшка и крикнула Тане вслед, что Степка жив-здоров и больше не крутится.
