Илья Эренбург - Трест Д.Е. История гибели Европы
Европа утопает в пороках, лени и смутах. Если мы обратим ее в пустыню, это будет актом высокого человеколюбия. Триста миллионов, читая в последний раз «Отче наш», поблагодарят нас. А потом… Потом мы откроем Европу! Заселим ее колонистами, хотя бы из той же Африки, и начнем выводить новые полезные породы людей, используя благоприятный, умеренный климат.
Мистер Твайвт продолжал обливаться слезами, произнося только:
— Но, по…
Тогда настойчивый прозелит пустил в ход последний довод:
— Наконец, если мы не сделаем этого, Европа заразит Аме рику. Восемнадцать и одна треть процента станут через пять лет восемьюдесятью процентами. Вспомните Россию, Герма нию, Австрию. Представьте себе нечто вроде СССША.
При этих словах мистер Твайвт вскочил и, вместо Ниагары слез, разразился гейзером бешеной слюны.
— Да, да! — кричал он. — Я согласен! Необходимо уничто жить! Завтра! Сейчас же!..
И вдруг в изнеможении снова упал на диван, — Уничтожить. Но… — Но что «но»? — Но как это сделать? — Об этом не беспокойтесь. Семь миллиардов. Вы третий компаньон.
Енс Боот (предприимчивый гость клуба мормонов, как это понимает всякий, не мог быть не кем иным, как Енсом Боотом), выйдя на улицу, с некоторым удовлетворением пощупал бумажник, где хранился симпатичный чек.
Предварительные хлопоты были закончены. Он теперь мог приступить к работе.
Енс Боот с жадностью вдохнул апрельский воздух. Но воз дух этот был особого порядка: Чикаго густо дышал на него свиной и бычьей кровью. Этот запах, приторный и неотвязный, как бы напоминал Енсу Бооту о его новой профессии.
— Что ж, устраним триста пять миллионов человек, — ска зал он сам себе. — Но…
— Но что же «по»? И он невольно вспомнил европейские весны, застенчивые и нежные, комнатные весны, растерянность колоколов, светлую зелень норвежских берез или авиньонских тополей, дымчатую тишину городов, где каждый шаг влюбленного, бредущего со свидания под газовыми звездами, твердит:
— И жаль… И жаль…
Откровенно говоря, жаль. Чего? Ста веков? Влюбленного? Ацетиленовый фонарь? Историю? Девушку, оставленную там у глупого узкого окна и сжимающую в руке все сто веков, на стоянное дровнео тепло Европы? Ее? То ость мадемуазель Люси Фламенго, ныне мадам Бланкафар? Кого-то безусловно жаль…
Так думал Енс Боот возле клуба мормонов, вдыхая кровяной дух Чикаго.
— Я ее уничтожу… Но все же я ее люблю! Европу!
13 небольшое аналитическое отступление
Дойдя до этого места, любознательные школьники заерзают на партах американских или австралийских училищ. Они, на верное, спросят своих уважаемых учителей:
— Почему же Енс Боот вздумал уничтожить Европу? Коварнейший вопрос! Услышав его, не один уважаемый учитель покраснеет, вытрет табачного цвета платком нимбооб- разную лысину и гаркнет:
— Глупый мальчик! Это тебя не касается.
Увы, мы но можем в нашей серьезной работе уподобиться такому талантливому педагогу и должны попытаться ответить на вопрос, который, пожалуй, родится не только в милых детских головках, но и в солидных головах уважаемых читателей «Истории Треста Д. Е.».
Попытаться ответить, разумеется, еще не значит ответить.
Как бы ни была всесильна наука, но и она порой отступает перед различными, еще не разгаданными тайнами человеческого сердца. Мы предпочитаем изложить здесь ряд гипотез, вы двинутых авторами, работавшими над историей гибели Европы, от себя добавив, что все они являются лишь гипотезами, ни для кого не обязательными.
1. Профессор евгеники мистер Горль объясняет поступки Енса Боота наследственностью. Он особенно тщательно разбирает в своем известном труде «4 минуты принца Монак-ского» влияние настроения родителей во время зачатия на характер ребенка.
2. Маститый психолог мистер Чавтен приписывает деятель ность Енса Боота особой болезни, называемой «авантюризмом», которая, по собранным им данным, носила в Европе 20-х годов XX века эпидемический характер.
3. Мисс Маргарет Оден полагает, что Енс Боот был просто неудачным влюбленным, и так как в одряхлевшей Европе половые эмоции занимали крайне видное место, — получив отказ от Люси Фламенго (впоследствии вступившей в законный брак с Бланкафаром), в приступе гнева решил уничтожить Европу.
4. Мистер Бэрдинг утверждает, что Енс Боот принадлежал к тайной секте анархистов «Туксук», историю которой он обещает опубликовать в недалеком будущем.
Мы не станом приводить доводов различных поверхностных авторов, в журнальных статьях щеголяющих хоть оригинальными, но явно вздорными теориями (так, например, некто мистер Виль недавно пытался доказать, что Енс Боот, брюкодержатели которого хранятся в историческом музее города Чикаго, вообще не существовал!). Изложив беспристрастно мнения четырех ученых, мы решимся, в свою очередь, привести и нашу гипотезу, отнюдь не претендуя на ее безошибочность.
Мы полагаем, что Енс Боот организовал «Трест Д. Е.» и принял активное участие в деле уничтожения Европы лишь потому, что он был типичным европейцем своего времени.
Достаточно вспомнить его слезы на палубе «Мавритании» или вздохи у подъезда чикагского клуба мормонов, чтобы убедиться в его искренней и глубокой любви к Европе. Именно вследствие этой любви, повинуясь темным инстинктам, он сделался директором упомянутого треста.
В Европе с конца XIX века появилось чувство особого «европейского» патриотизма. Люди различных стран, французы, датчане, немцы и даже некоторые русские, почувствовали себя детьми некоего большого отечества и полюбили его. Особенно сильно это чувство сказалось в период войны 1914-1918 годов.
В сыновнем восторге люди склонялись перед видением общего сада, увы, опадающего и полумертвого.
Это чувство не помешало европейцам сделать все зависящее от них для гибели Европы. Начиная с 1914 года войны не ути хали. Европейцы тщательно истребляли друг друга. Любовав шиеся прекрасным садом трудолюбиво рубили деревья, топтали цветы, отравляли воду источников.
Европа была охвачена манией самоубийства. Не будет пре увеличением, если мы скажем, что она сама себя убила. И вер ный ее сын, случайно явившийся на свет от рассеянности принца, гениальный Енс Боот, осуществил то, о чем помышляли миллионы европейцев 20-х и 30-х годов XX века — массовое самоубийство.
14 «д.е.»
Мы достаточно детально рассказали, какие усилия приложил неутомимый Енс Боот для организации «Треста Д. Е.».
Наконец 4 апреля 1927 года в отдельном кабинете перво классного нью-йоркского ресторана «Миссури» состоялось со брание правления. Кроме Енса Боота, присутствовали мистеры Джебс, Твайвт и Хардайль. Собравшиеся беседовали о многом, главным образом о различных марках сигар.
Мистер Джебс предпочитал манильские, фабрики Лопадос, марка «Роза дель Оро», Мадуро.
Мистер Хардайль предпочитал гаванские, фабрики Ля Корона, марка «Ароматикос», Колорадо, Мистер Твайвт предпочитал суматрские, фабрики Бэс и К0, марка «Флор фина», Кларо.
Енс Боот предпочитал шоколадные.
Впрочем, выяснив достоинства всех сортов сигар, члены правления около четырех часов утра постановили:
«Уполномочить Енса Боота приступить к осуществлению намеченного плана».
Утро 11 апреля того же года было справедливо названо нами историческим: три американца завтракали, Европа дремала в ванне, а Енс Боот отдавал приказания восемнадцати тысячам семистам шестидесяти агентам треста.
Последнее было почти столь же незримым и таинственным, как управление всемогущим господом богом вселенной. Причем у Енса Боота не было даже штата служащих, способных заменить ангельское воинство. В маленькой конторе «Треста Д.Е.», помещавшейся на тридцать втором этаже небольшого небоскреба, находилось всего семь человек: секретарь Енса Боота, две стенографистки, две телефонистки, бухгалтер и грум.
Разумеется, надо прибавить к ним самого Енса Боота, размахивавшего большим красно-синим карандашом, заменявшим ему дирижерский жезл Саваофа.
Контора состояла из трех комнат. На двери красовалась эмалированная дощечка:
ИНЖЕНЕРНЫЙ ТРЕСТ ДЕТРОЙТА
В первой комнате висели топографические карты Детройта, и машинистка переписывала сметы на постройку нового моста, соединяющего Детройт с Канадой.
Во второй комнате вторая машинистка выстукивала письма.
различным организациям, внешне не имевшим прямого отношения к постройке моста через Квебек. Телефонистки не переставая рассылали телефонограммы, смысл которых оставался им не совсем внятным. (Впрочем, эта профессия гордится скорее исполнительностью, нежели любознательностью.) Бухгалтер явно содержался для декорации. Он кротко записывал приходы и расходы небольшого инженерного треста, основной капитал которого едва равнялся миллиону долларов.
