Николай Шундик - Быстроногий олень. Книга 1
— Зеркало? — живо переспросила Пэпэв и тут же о почти детской непосредственностью мечтательно добавила. — Зеркало… большое, светлое… Вот бы мне такое!..
Гэмаль незаметно подмигнул Айгинто.
— Куда же ты ставить его будешь, полоумная женщина? — ехидно спросил Пытто. — В дом-то переходить не хочешь, а в пологе, кроме твоего ночного горшка, ничего не помещается.
— Подожди, подожди, Пытто, — Гэмаль поднял руку. — Попросить тебя хочу, давай оставим жену твою одну, пусть подумает над новостью, которую сообщил я ей. Она же знает: Анкоче мудрый, очень мудрый старик и вот, однако же, в дом к сыну жить перешел… Тут есть над чем подумать. Так, что ли, говорю?
— Большое зеркало… Уже давно мне его сильно хочется, — с прежней мечтательностью произнесла Пэпэв и вдруг машинально поправила косы, как бы всматриваясь Мысленно в то самое зеркало, которое ей так хотелось иметь.
Когда вышли на улицу, Гэмаль остановил Айгинто и тихо спросил:
— Ну, теперь, кажется, ты и сам понял, что на сварливую женщину был похож?
Тонкие ноздри Айгинто вздрогнули, губы поджались.
— Ну почему, почему они такие, эти люди, а?!. Их руками, зубами тащишь… К свету, к воздуху чистому тащишь, а они, как олень заарканенный, упираются!
— Зачем тащить, а? Звать надо, сердцем звать, чтобы верили, чтобы сами шли, вот как звать надо, — изменив своей привычной сдержанности, также горячо заговорил Гэмаль. — Когда кого-нибудь тащат, он все равно упираться будет, бояться будет, не поверит, что его к свету, к чистому воздуху, как говоришь ты, тащат…
Айгинто молчал, глядя себе под шли.
— Совет тебе дать хочу, — снова обратился к нему Гэмаль. — Позови к себе Пэпэв вместе с мужем и отдай ей свое большое зеркало… Потом новое купишь.
Айгинто с изумлением вскинул голову.
— Подожди, до конца выслушай, — попросил его Гэмаль. — Ты видел, какие у нее глаза были, когда она о большом зеркале говорила?
— Злые глаза, как у всех женщин сварливых, — буркнул Айгинто.
— Зачем так говоришь! — возразил Гэмаль. — Смотреть надо, думать надо. Если она возьмет твое зеркало, то многое, может быть, в нем увидит…
— Да, и стол и табуретки, которые поломала, увидит, — с иронией заметил Айгинто. — Нет, завтра же я ее на правление позову. Три дня после этого, как лисица, красной от стыда ходить будет. От зеркала, как от медведя, бежать захочет, чтобы лицо свое не увидеть…
Гэмаль вздохнул и промолчал, думая, что, прежде чем начать серьезный разговор с Айгинто об его ошибках, следует подумать, с какой стороны к нему лучше всего подойти.
Первым нарушил молчание Айгинто.
— А вот и конец поселка. Смотри, яранга Иляя. Я туда не пойду. Его тоже хочу на правление вызвать, пусть и он красной лисицей походит…
Гэмаль почувствовал, как у него заколотилось сердце. Он уже давно поглядывал на эту ярангу, изо всех сил стремясь заглушить волнение.
— А Иляя в дом переселить не думаешь? — спросил он, помедлив, хотя прекрасно знал, что получит отрицательный ответ.
— Иляя… в дом? — изумился Айгинто. — Н-е-ет! Тут пока настоящим охотникам домов не хватает, а о таком лентяе, как Иляй, и говорить нечего.
— Ну что же, иди домой, я сам в ярангу Иляя схожу, — после некоторого колебания сказал Гэмаль. — Потом зайду. О бригадах нам теперь легко договориться.
7
В тяжелом раздумье, заложив руки за спину, Гэмаль остановился напротив яранги Иляя. Ему казалось чудом, что это убогое жилище до сих пор не опрокинуто и не разбросано ветром по тундре. «Лень он, однако, всосал в себя вместе с молоком матери», — подумал Гэмаль об Иляе.
Жалкий вид яранги раздосадовал парторга. Он повернулся лицом к морю, навстречу резкому северному ветру, и долго стоял так, думая о том, что тропа его жизни опять скрестилась с тропой Иляя, с мужем женщины, которую Гэмаль любил уже давно.
Тэюнэ сидела у полога, выкраивая из лагтачьей шкуры подошвы для торбазов. Увидев у входа в ярангу Гэмаля, она поспейте отодвинула от себя шкуру, сунула куда-то в сторону лежавшую посреди яранги кастрюлю, собрала разбросанный на полу хворост.
Перебросив с груди на спину тяжелые чернее косы, Тэюнэ вытащила из-за полога белую шкуру, разостлала ее на полусломанной нарте, пригласила Гэмаля сесть. В миловидном лице ее, с быстрыми озорными глазами, с ярким маленьким ртом, было смешанное выражение смущения и радости.
— Значит, все же вернулся ты! — глухим от волнения голосом сказала она.
Губы Гэмаля чуть дрогнули. А в немигающих глазах его было столько теплоты, что Тэюнэ ничего, кроме них, не видела.
— Да, вернулся, — ответил Гэмаль и, помолчав, добавил. — Послали. Район послал, а так, может, и не вернулся бы.
Тэюнэ опять перебросила косы на грудь, нервно затеребила концы их тонкими пальцами.
— Это кто там в мою ярангу пришел?.. Гэмаль, кажется? — вдруг послышался из-за полога голос Иляя.
Тэюнэ вздрогнула. В глазах ее метнулся испуг.
— А ты все спишь, как прежде? — насмешливо спросил Гэмаль.
Чоыргын[4] поднялся кверху, и показалось заспанное лицо Иляя. Маленькие глаза его, похожие на запятые с острыми хвостиками, ревниво скользнули по Тэюнэ и остановились на Гэмале.
— Значит, вернулся к нам в поселок? — спросил Иляй, прикрывая полные плечи чоыргыном. Притворно зевнув, он как бы невзначай спросил: — Новость слыхал такую, будто ты женился в Илирнэе?
Тэюнэ вопросительно вскинула тревожные глаза на Гэмаля. Иляй, глядя в лицо жены, растянул в недоброй улыбке свои толстые губы и ни с того ни с сего расхохотался.
— Ты что это? Смешной сон вспоминаешь, что ли? — с невозмутимым видом спросил Гэмаль.
— Не знаю, как ты, а Тэюнэ хорошо понимает, чему смеюсь я, — ответил Иляй, не спуская глаз с жены.
Тэюнэ вспыхнула.
— Ничего я не знаю!
— Скоро зима придет, а яранга у тебя совсем никуда не годится. Зимой в ней и одного дня нельзя будет прожить, — заметил Гэмаль.
— Не ты в моей яранге жить будешь, — неприязненно ответил Иляй.
— Я вот по всему поселку прошел. Все люди в домах живут или в хороших, теплых ярангах. А такой скверной, как у тебя, ни у кого нету.
— Ну и хорошо. Ни у кого нет такой яранги, а у меня есть!
Иляй еще хотел что-то сказать, но жена его перебила:
— Завтра сама начну ярангу переделывать. Не могу я больше жить так. Люди в дома переходят, а мне из-за того, что муж лентяй, здесь жить приходится. Зимой, как щенки, замерзнем.
В голосе Тэюнэ прозвучало озлобление и отчаяние. Иляй с недоумением посмотрел на жену.
— Ничего, Тэюнэ, Иляй завтра сам за дело возьмется, — как можно спокойнее сказал Гэмаль.
Иляй промолчал.
— Так вот, я в Янрай вернулся совсем. Парторгом буду у вас, — близко подошел к Иляю Гэмаль. — Если надо помочь, приходи ко мне, помогу.
Иляй промолчал и на этот раз. Тэюнэ сдержанно вздохнула и пристально посмотрела на Гэмаля. Безграничное уважение, нежность и давняя, устоявшаяся тоска отразились в ее главах.
Гэмаль встал и вышел из яранги.
«Ну что ж, все очень хорошо. Итти надо… все время итти… Нельзя, останавливаться», — размышлял он, пытаясь не думать о Тэюнэ.
Как только Гэмаль ушел, Иляй снова закрыл полог, задумался.
«Уйдет теперь жена от меня. Совсем уйдет. Имя Гэмаля она даже во сне называла…»
Взгляд Иляя тоскливо блуждал по стенам полога. Заметив сумку Тэюнэ, набитую тетрадями и книгами, он взял ее, вытряхнул содержимое на шкуры.
Перелистав одну из тетрадей, аккуратно исписанную рукой жены, он невесело улыбнулся и подумал: «Как же это она научилась всему этому? Неужели, женщина может быть умнее мужчины? Почему я никак не могу понять значков этих?»
Отложив тетрадь в сторону, Иляй высунул голову из полога и приказал жене:
— Сегодня не ходи в школу! Торбаза лучше почини мне, завтра в море пойду.
— Вернусь с занятий — починю, — сухо ответила Тэюнэ.
— Мне скучно одному здесь будет.
Тэюнэ посмотрела на мужа долгим взглядом и неожиданно предложила:
— Пойдем со мной! Как ты не понимаешь, это так весело, так хорошо, когда учишься!
— Не пойду, надо мной все смеются, когда учительница спрашивает о чем-нибудь.
— Это оттого, что ты ничего не знаешь! — отрезала Тэюнэ.
— Верно, не знаю и знать не хочу! — рассердился Иляй. — Что так смотришь на меня? Или и ты думаешь, что у меня башка совсем пустая?
На лице Иляя было смешанное выражение обиды и досады.
Тэюнэ на миг стало жаль мужа.
— Нет, Иляй, о другом думаю, — невесело сказала она. — Мне кажется, что если бы ты каждый день в ликбез ходил, то учился бы не хуже Пытто! Пойдем со мной… Ну, пойдем, я прошу тебя…
В голосе Тэюнэ прозвучала мольба, которая тронула Иляя. «Какой голос у нее сегодня хороший! — заволновался он. — Странные эти женщины, как дети все равно!»
