Геннадий Семенихин - Летчики
— Счастливчик… ваш муж, — невесело усмехнулся он.
Нина даже не поняла сначала смысла этих слов. Она вспыхнула.
— Счастливчик? Да как вы смеете судить о человеке, которого видели всего раз…
Бекетов нахмурился, нагнул голову.
— А как же я могу еще отозваться о нем? Ему все удалось в жизни… Академия, реактивный самолет, любовь…
Нина, не дослушав, пошла вперед быстрыми шагами.
Бекетов остался на месте. Он пристально смотрел на ее вздрагивающие плечи, на колыхающиеся поля широкой войлочной шляпы.
…Ни на обед, ни на ужин Бекетов не пришел.
В этот день изыскатели рано легли спать. Только Нина молчаливо сидела около догоревшего костра. Неожиданно в нескольких шагах от нее из темноты появилась фигура.
— Гриша оставил вам ужин, — сухо сказала Нина.
— Благодарю, я не голоден, — коротко ответил инженер и тихо, с неожиданной искренностью прибавил: — Нина Павловна, я, конечно, все врал.
— О чем? — спросила она, не поднимая глаз.
— О нем, о вашем муже, — голос Бекетова стал глухим, — он хороший, наверное, парень. Но мне-то от этого не легче.
Вопреки ожиданиям Нины, спуск к лагерю изыскателей оказался гораздо труднее восхождения. С рассвета небо затянули серые тучи. Казалось, все живое замерло. Не пролетит, распластав недвижные крылья, серый, как скалы, орел, не шевельнется ящерка в расщелине. Все замерло, и только дождь, нудный, однообразный, шел непрерывно и бесшумно.
Нина чувствовала, как тяжелеет с каждой минутой и плотнее прижимается к телу плащ-накидка. Ноги скользили по желтоватому суглинку.
Возвращались почти в том же порядке. Впереди Гриша Оганесян, за ним два буровых мастера, потом Бекетов и Нина. Третий буровой мастер, пожилой, с морщинистым лицом и красноватым носом, бывший донецкий шахтер Макогоненко, тащился позади всех.
Гриша часто оборачивался, критически оглядывая растянувшуюся цепочку и, не переставая улыбаться, покрикивал: «Быстрэй, быстрэй». Он торопился пройти расположенное на половине пути узкое глубокое ущелье, на дне которого бушевал поток.
Год назад изыскатели перекинули в этом месте неширокий висячий мостик, прозванный Ником Мотовиловым «суворовским». Когда человек, придерживаясь за канатные перила, ступал по нему, мостик покачивался из стороны в сторону. Нина однажды заглянула вниз, в ревущий поток, терпеливо обтачивающий серые валуны, и сейчас же почувствовала неприятный холодок и легкое головокружение. На десятки метров уходила вниз серая пропасть. Но стоило перейти мостик, и человек попадал под навес тысячелетней скалистой громады. А дальше дорога в лагерь становилась все более проходимой…
Один из шагавших впереди бурильщиков, не привыкший к горным переходам, сердито ругнул проводника:
— Привал бы сделать, а ты гонишь.
Но Гриша отрицательно покачал головой:
— Быстрэй шагать надо. Суворовский мостик пэрэйдем, потом про привал говорить будэшь, человек хароший.
— Товарищ Бекетов, — взмолился бурильщик, — разрешили бы хоть вы привал. Замучит он нас. Мы же не норму на альпиниста первого класса сдаем.
Инженер хмуро посмотрел на говорившего, потом глянул вверх, на низко провисшее небо, и ничего не ответил, только зашагал быстрее.
И опять шли. Дождь неожиданно стих, но не надолго. После небольшой паузы он припустил еще сильнее. Теперь видно было, как косыми струями полосует он землю и бредущих по ней людей, усталых и обессиленных.
Чтобы не поддаваться усталости, Нина решила не думать о переходе. Она размышляла о предстоящей диссертации, для которой осталось собрать еще немало материала, обследовать десятки образцов горных пород. Вспоминала Сергея и улыбалась при мысли, что вряд ли он может предположить, что в такую погоду ей приходится идти по этим опасным тропам.
Впереди уже замаячила теснина и перекинутый через нее мостик, покачивающийся над пропастью.
Гриша Оганесян вступил на мостик первым и неторопливо перешел его. Очутившись на другой стороне ущелья, он обернулся, наблюдая, как переходят через стремнину два буровых мастера. Очевидно, по мнению проводника, они это сделали вполне удовлетворительно, потому что Гриша взял тяжелый ящик с кипрегелем, поставленный минуту назад на землю, и вновь зашагал вдоль скалистой стенки. Вот он скрылся за поворотом.
Потом мостик переходил Бекетов. Нина видела его широкую намокшую спину. Он беспокойно оглянулся на нее.
Нина ступила на дощатый, шириной всего в полтора метра настил, тотчас же задрожавший под ее ногами. Она взялась правой рукой за толстый трос. Откуда-то из ущелья внезапно потянуло ветром. Сильный неожиданный вихрь пронесся над ее головой. Но Нина уже видела противоположный берег и твердо сделала несколько шагов по настилу. Новый порыв ветра остервенело качнул мостик, так, что все у нее внутри похолодело. Не выдержав, она заглянула вниз и вскрикнула — до того головокружительной показалась высота и страшен темнеющий далеко внизу поток. Сделав еще несколько шагов, она снова взглянула вниз.
— Что вы делаете?! — закричал Бекетов и с силой потянул ее за собой. Споткнувшись, она прыгнула на твердый грунт.
Бекетов держал ее за руку. Нина подумала, что она бы и сама сделала последний шаг. Но в это самое время наверху послышался нарастающий гул. Нина подняла глаза. Прямо на них катился оторвавшийся от покатого бока горы огромный серый валун. Увлекая за собой соседние камни, он быстро несся вниз, и эхо диким ревом сопровождало его падение.
Бекетов снова с силой рванул ее за руку. Ничего не соображая, она пробежала за ним четыре или пять метров и очутилась под навесом скалы. Обдав их песком и градом мелких камней, лавина пронеслась мимо.
Висячего мостика над пропастью больше не существовало. Ураган сбросил его в горный проток. А на том берегу бессмысленно топтался буровой мастер Макогоненко. Он не кричал и не звал на помощь. Изрезанное глубокими морщинами лицо его замерло в гримасе. Широкой ладонью закрывал он беспомощно раскрытый рот, будто силился удержать крик. А ветер крепчал, и где-то наверху, еще далекий, но уже различимый, возникал гул новой лавины. Никто не знал, в каком направлении она устремится. Огромные камни могли обрушиться на противоположный берег и раздавить, расплющить бурового мастера, оставшегося на открытом месте.
То, что произошло минутой позднее, Нина запомнила, как какой-то кошмарный сон. Бекетов быстро расстегнул рюкзак и выхватил оттуда толстую длинную веревку. С веревкой в руках выбежал он из укрытия и, остановившись у самого края пропасти, крикнул:
— Макогоненко, лови!
Изогнувшись в нечеловеческом прыжке, Макогоненко поймал конец веревки, брошенной через пропасть, и с лихорадочной поспешностью обвязался ею. Потом он двумя руками схватился за веревку, которая недавно служила перилами. Гул лавины стал громче. Огромные глыбы были уже совсем близко. Черная фигура бурового мастера вдруг отделилась от скалы и повисла над пропастью на туго натянувшейся веревке. Бекетов повалился на землю и с трудом удерживал болтавшегося над пропастью человека. Он что-то кричал сквозь ветер и усиливающийся гул. Острые куски гранита резали инженеру руки, песок набивался в рот, скрипел на зубах. И казалось Бекетову, что он вот-вот выпустит из рук канат. Нина не видела, как Макогоненко, перебирая канат двумя руками, балансируя, подтянулся к самому верху. Ветер сдул с его головы кепку. Макогоненко сумел подтянуться у самого конца веревки и схватить протянутую руку Бекетова. Едва только они отбежали к укрытию, груда тяжелых камней с воем посыпалась в ущелье.
— Спасибо, браток, — дрожащими губами повторял Макогоненко, — чуть не помер с переляку. Если бы не ты, трое ребятишек сиротами бы стали.
Бекетов посмотрел на кровоточащие свои руки и улыбнулся широкой улыбкой. Его темные глаза повеселели.
— Все обошлось, Макогоненко, теперь это только для биографии.
— Хорошо для биографии, если волосы поседеют, — отозвался буровой мастер.
Нина подошла к Бекетову и тихо сказала:
— Игорь Николаевич, давайте я перевяжу вам руки.
Свистел ветер над ущельем в низком сумрачном небе, и ее никто не услышал. Лишь одному инженеру показалось, что эти слова были произнесены очень громко.
Практикантке Наточке Слезкиной, самой молодой в партии изыскателей, в воскресенье исполнилось двадцать один год. Белокурая, живая, она бегала по лагерю, приглашая всех на день рождения.
За последнее время лагерь разросся. В нем появились новые люди, новые палатки. Нина жила с Аней Березовой. Сейчас Ани не было в лагере, вместе с профессором Хлебниковым она уехала на два дня в город.
Наточка застала Нину в палатке за геодезическими вычислениями.
— Нина Павловна, — звонко прощебетала Наточка, — мне сегодня двадцать один год. Вот… — Она остановилась и круглыми синими глазами обвела палатку. — И я приглашаю вас на маленькое торжество. Будут все, все! Вот! Придете?
