Олесь Гончар - Твоя заря
Трасса шумит. Темнота разлилась, и небо вызвездилось, даже сквозь пыль уборочной страды далекие галактики светят над степью.
Белых "дедов" по горизонту нс стало, их уже поглотила ночь.
Тамара, кажется, вздремнула у своего законного на плече. Дударевич старался не шевельнуться, чтобы не разбудить ее. Хотя и сожалел, что не видит она, как, мерцая, блеснула внизу, в долине, звездная тихая вода, и мостик уже гудит под ними, чей-то неведомый степной "Тамара-бридж". Среди камышей на самой середине озера промелькнула лодка с влюбленной парочкой, лишь на миг она появилась, выхваченная светом фар.
- Чем не идиллия? - заметил от руля Заболотный.- Как это нравится миссис Тамаре?
- Они задремали,- шепчет через сиденье Дударевич.
Лента трассы снова выпрямилась, выбежав па кряж, и дальше покатилась ровно, уходя в темень степей, а где-то справа, в отдалении возник город в зареве, в кудлатых багряных дымах, они, растянувшись по всему горизонту, неподвижно и величаво рдеют над заводами.
Еще днем Заболотный признался:
- Чего не терплю на трассе, так это прицепов, болтающихся перед тобой, как телячий хвост... Да еще объездов, особенно ночных...
И как будто предчувствовал. Перед ними как раз и возникает из темноты фанерная доска с небрежно наляпанной надписью: "Объезд!" Невыносимая для водительского глаза стрелка властно направляет все движение в сторону, куда-то в пропасть клубящейся ночной ныли.
Только съехали с полотна дороги, как сразу их затрясло, будто тга центрифуге, ударило тучей густой пыли от встречных машин.
- Где мы? - озираясь спросонок, испуганно заморгала Тамара.
Дударевич поспешно бросился поднимать стекло, с тревогой поглядывая па Заболотного, который пошел сквозь пыльную облачность слепым полетом. Они все глубже погружались в сухую взвихренную тучу, в серый бурлящий хаос, навстречу им громыхали неуклюжие автоколымаги, па одном из кузовов они успели увидеть огромную клетку со скотом, вслед за машиной с рогатыми пассажирами прогудел громадный рефрижератор, он прошел почти впритык, у Тамары душа оборвалась от близкой опасности, казалось, этот увалень обязательно заденет их своим бортом. Даже странно было, как Заболотному в этом взвихренном хаосе пыли удается проскочить нетронутым, невредимым. Словно рыбина, извиваясь, избегая встречных, он пробивается все дальше и дальше... Объезд все не кончался.
"Тут и вправду помочь может только интуиция, неуловимое водительское чувство",- отметила в мыслях Тамара, отдавая должное мастерству Заболотного.
Но вот их загерметизированный лимузинчик наконец выбрался из клубящейся пыли на подъем, вновь устремляясь к полотну трассы. Они уже вот-вот должны были выскочить на асфальт, как вдруг Заболотный круто вывернул руль в сторону, и машина резко остановилась, завизжав тормозами.
В свете фар тускло поблескивал никелем валявшийся в пыли велосипед, неподалеку от пего недвижно распласталось на обочине тело человека.
Ошарашенные, все трое выскочили из машины, подбежали к месту несчастья. Куча лохмотьев, тяжелое массивное тело в ныли,- как упал, так и лежит ничком, руки безжизненно раскинуты... Кто он?
- Труп,- глухо сказал Дударевич.
Заболотный, присев на корточки возле незнакомца, потрогал рукой его плечо. Никакой реакции. Никаких признаков жизни.
- Он мертв? - испуганно наклонилась рядом с Заболотным Тамара.
- Наверное, рефрижератор сбил,- высказал предположение Дударевич.Нужна милиция, не смейте трогать его.
Заболотный осторожно перевернул тяжелое тело лицом вверх. Плотный, могучей комплекции степняк. Сквозь слой пыли на лице темнеет щетина, левая щека вся в ссадинах, на шее тоже пятна не разобрать, мазут или кровь. Курткаспецовка и майка под ней - все пропитано потом. В стороне валяется кепка с разбитыми комбайнсрскими очками, по ним уже прошло чье-то колесо... Не иначе как механизатор.
Чем-то похожий на того, что встретился им днем на другом отрезке этой трассы. Чуб на голове слипся, глаза закрыты, вроде как у тех, что навсегда. Заболотный приложил ухо к груди, прислушался. Ничего не услышав, взял тяжелую вялую руку пострадавшего, стал искать пульс.
- Ну что? - еще ближе наклонилась Тамара.
- Не нахожу.
- Надо зеркальце! - и она опрометью бросилась к машине. Еще в детстве слышала, что в таких случаях прикладывают зеркальце к губам, по нему будто бы можно определить, есть ли у человека дыхание.
Когда прибежала с сумочкой, торопливо доставая из нее зеркальце, Заболотный, не оборачиваясь, отстранил ее.
- Не нужно. Он жив.
И, словно в подтверждение его слов, из груди механизатора вырвался еле слышный, будто из подземелья стоп.
- Да, да, он жив! - вскрикнула Тамара,- Как же с ним быть?
Заболотный, подложив под плечи пострадавшего ладони рук, очевидно, ждал помощи от Дударевича.
- Бери же, помоги... Его нужно в больницу.
- Да ты что? Ты в своем уме? - оторопел Дударевич.- Тут уголовщина! Он у нас умрет по дороге!
- Да будь же человеком... Бери!
- Все, все ляжет на нас,- суетливо нервничая, выкрикнул Дударевич.- Мы будем виноваты, только мы!
Ведь никаких свидетелей!... Мы и он. Безумцем нужно быть, чтобы встревать в такое!
- Ты прав, сто раз прав,- прервал его Заболотныи.- Но что ему от твоей правоты?
- А что мне от этой уголовной истории?
- Ну хватит, помоги же...
- Я сказал! Нс будет этого!
- Будет! - выкрикнула, бросившись вперед, Тамара.
Швырнув сумочку мужу, она наклонилась над сбитым и стала неумело возиться у его ног, пытаясь как-то сподручнее взять, чтобы помочь Заболотному. Ноги были огромные и тяжелые, как колоды... Одна ступня босая, на другой еле держится на пряжке разбитая, невероятных размеров сандалия. Ну как их взять? Они были неподатливы, никак не удавалось их обхватить, приподнять как следует. Надают расслабленно, разъезжаются, казалось даже, что они сломаны, совсем раздавлены, может быть, по ним проехал тяжеловоз. Приподнимая их, Тамара старалась делать это крайне осторожно. Наконец им удалось совладать с неуклюжим, безжизненным телом, которое так некстати подбросила им дорога, и они молча, вроде бы даже сердито - Заболотный обхватил под мышками, а Тамара поддерживала ноги пострадавшего - с трудом потянули-поволокли его к машине.
Сам он, Дударевич, до сих пор продолжавший с каменным лицом стоять в стороне (он все, видимо, ждал, не появится ли из-за холма спасительный мотоцикл автоинспектора), теперь, метнувшись вперед, еще раз попытался урезонить споих бестолковых спутников:
- Поймите же, все падет на пас! Мы будем виновны, только мы! Надо же им будет на кого-то свалить...
Они тем временем молча делали свое, волоча потерпевшего по обочине дороги к машине.
- Да опомнитесь вы! Не терзайте несчастного, оставьте его в покое!..
Убедившись, что никакими аргументами их не проймешь, Дударевич первым подскочил к своей сертификатной и, нырнув телом в дверцы, стал что-то там устраивать в салоне,- предусмотрительно расстелил плащ-болонью, чтобы не запятнать сиденье, если у механизатора начнется кровотечение. Молча, с чувством скрываемого даже от самого себя отвращения он наблюдал, как они изо всех сил стараются поднять и втиснуть в машину эту многопудовую безвольную массу тела, грязного тряпья, пропитанного пылью и кровью. Незнакомец не подавал признаков жизни.
Тело никак не слушалось, не влезало в машину, ноги свисали, штанины закатились, оголив волосатые, темные от пыли икры. Тамара пыталась как-то пристроить их, однако но могла с ними справиться. Дударевич глазам своим не верил: как это она, такая чистюля, которая за экватором вечно всего остерегалась, избегала пользоваться водой из каналов Джакарты, хотя местные вовсе не боятся ее, надежно перекипяченной па тропическом солнце, как эта его Тамара, у которой всегда были наготове махровые прокипяченные салфетки, такие горячие, что их и рукой не ухватишь, здесь безо всякого отвращения копошится у чьих-то грязных ног, с неумелой старательностью силясь впихнуть их в машину? Что с ней творится? Откуда этот приступ ложного, показного сострадания, никому не нужной филантропии? К тому же неизвестно, чем эта сердобольность для вас обернется, мои дорогие! Посмотрим, как будете выкручиваться, пытаясь доказать свое алиби... Да только вряд ли поверят вам, если очутитесь в капкане, ничьим слезам не верит ночная трасса! Вот рядом более умные, слепя фарами, шпарят мимо вас туда и сюда, те, которые не хотят влипнуть в эту историю, а вы? Собственно, кем он приходится вам, этот неизвестный? Да и вообще, кто он?
Может, пьяный был? Может, сам угодил под чьи-то колеса, по глупости выскочив с поля на трассу?
Впрочем, как бы то ни было, а пострадавший уже в машине.
Тамара, боком примостившись возле потерпевшего, поддерживала его разбитую, мокрую от крови голову у себя на коленях, испуганным голосом повторяя:
