Аркадий Львов - Двор. Книга 2
В тот же день пришел техник из домоуправления, с ним какой-то посторонний, по наружности и походке из села или района, сорвали бумагу с гербовой печатью, отперли двери, техник недолго покрутился, человек остался один, вынул из кармана молоток, буравчик, прибил снаружи два кольца, набросил замок и, перед тем как уйти, три раза крепко подергал.
Вечером, после работы, проходя мимо Граника, Катерина первым делом увидела замок — тяжелый, как будто заперли амбар или сарай с колхозным добром. Дети еще не вернулись из садика, Зиновий, как всегда, досиживал до полночи у себя в цехе, Катерина стала метаться по квартире, надо было что-то предпринять, немедленно известить товарища Дегтяря, но от полной неожиданности она до того растерялась, что забыла вообще, на каком свете находится. А тут еще через минуту влетела, как угорелая, свекровь и завопила своим истерическим голосом:
— Катерина, ты видела, что они сделали!
Катерина не ответила, выскочила без пальто на мороз, поднялась на третий этаж к товарищу Дегтярю, хотя понимала, что это полная бессмыслица — застать его дома в такое время, потом побежала на Тираспольскую площадь, там висит телефон-автомат, но оказалось, что испорчен, монеты уходили, как в прорву, такая же картина повторилась на проспекте Сталина и улице Карла Маркса, словом, одно к одному: пришла беда — отворяй ворота.
Вернувшись домой, Катерина застала у себя Тосю, которая точь-в-точь повторила дурацкие слова свекрови:
— Ты видела, что они сделали!
— Не видела! — замотала головой Катерина и вдруг набросилась на эту несчастную Тосю, обругала ее последними словами, неудобно даже повторять, а та сидела и молча, без единого звука, все выслушивала.
Бабушка Оля несколько раз пыталась пристыдить: «Катерина, Катерина, при чем здесь Тося!» — но невестка, пока полностью не выговорилась, так и не смогла остановиться.
До одиннадцати вечера Катерина еще трижды наведывалась к Ионе Овсеичу, звонила не переставая, как на пожар, напоследок специально вышла за ворота, чтобы проверить с улицы, горит ли в окнах свет, и возвращалась ни с чем. На другой день она несколько раз пыталась связаться по телефону, но результат был тот же: то вообще не поднимали трубку, то отвечал какой-то женский голос, Катерину в конце концов запомнили и на повышенных нотах объяснили, что товарищ Дегтярь очень занят и неизвестно, когда освободится, а если что-нибудь срочное, можно передать. Катерина сказала, да, срочное, и со злостью повесила трубку.
На третий день удалось, наконец, застать Иону Овсеича дома, Катерина по-прежнему вся клокотала, однако не успели начать разговор, как явилась новая троица: майор Бирюк, Ляля и Тося. Хозяин принял гостей радушно, извинился, что не успел приготовить угощение, и тут же высказал догадку: видимо, все по одному вопросу — насчет комнаты Граника.
Майор Бирюк удивился: «Дегтярь — ты настоящий Вольф Мессинг!» — хозяин не возражал и, в свою очередь, тоже обратился к гостям с шуткой: будем выбирать рабочий президиум или пустим на самотек?
Ляля и Тося промолчали, а Катерина грубо ответила: кому охота скалить зубы, пусть скалит, а ей не до шуток. Товарищ Дегтярь нахмурился, хотел, видимо, одернуть, но Катерина опередила, сломя голову первая бросилась в огонь и крикнула:
— Как не стыдно обманывать!
Гости немного растерялись, по лицам было видно, что чувствуют неловкость, особенно Андрей Петрович, один товарищ Дегтярь держался по-прежнему и спокойно спросил:
— Обманывать? Кого обманывать?
— Меня обманывать, — еще громче закричала Катерина, — их обманывать, всех на свете обманывать!
— Катерина Чеперуха, — немного повысил голос товарищ Дегтярь, — я могу тебя выгнать, я могу вызвать милицию, и они втроем будут свидетелями, но я хочу показать тебе публично, при людях, что ты нахально лжешь!
— Я лгу? — Катерина прижала руки к груди. — Я лгу?
— Да, — повторил Иона Овсеич, — ты лжешь, и я требую, чтобы сейчас, в присутствии этих людей, среди которых один офицер Красной Армии, Герой Советского Союза, ты напомнила, что говорила насчет квартиры покойного Граника Катерина Чеперуха и что говорил Дегтярь.
Катерина смотрела во все глаза, как будто не узнает и пытается вспомнить, два или три раза глотнула слюну, на лице выступала гримаса боли, и, наконец, ответила: Дегтярь сказал, что пойдет в Сталинский райисполком и будет говорить.
— Дальше, — подстегнул Иона Овсеич.
— Я спросила: вы обещаете?
— Дальше.
— И сказала: я верю.
— Что ответил на это Дегтярь?
Катерина задумалась, прикусила мизинец зубами, опять выступила гримаса боли, но вдруг лицо просветлело, и она воскликнула:
— Вспомнила! А своему свекру, сказали вы, укороти немного язычок, а то теряет иногда меру.
— Ты не хитри, — рассердился Иона Овсеич, — и отвечай по существу, а то у тебя получается: в огороде бузина — в Киеве дядька!
— Это вы хитрите! — чуть не заплакала Катерина. — Я сказала «верю», и вы мне ответили: а своему свекру…
— Хватит, — перебил Иона Овсеич. — А теперь я спрошу: кто подъезжал к Дегтярю со всех сторон, называл родным отцом и заступником, кто бил себя кулаком в грудь за то, что в свое время обидел нашего дорогого Иону Овсеича! Но мало того, стакан сахару на стакан воды тебе показалось недостаточно, и тогда в ход пошел весь кулек: не могу представить себе, чтобы мир остался без товарища Дегтяря, такие люди должны жить по сто лет!
Катерина сидела бледная как полотно, каждому было ясно, что Иона Овсеич не прибавил ни одного слова, у Андрея Петровича на переносице собрались морщинки, несколько раз рука тщательно разглаживала скатерть, хотя никакой надобности не было.
— Фу! — воскликнул Иона Овсеич. — Какой срам: опуститься до такой степени, чтобы полностью забыть собственное «я» и кадить обыкновенному человеку, своему соседу, словно какой-то бог Саваоф!
— На небеси, — прошептала Ляля.
— Если бы! — Иона Овсеич закрутил пальцем в воздухе. — А то здесь, во дворе.
Некоторое время сидели молча, у Катерины все мысли вылетели из головы, осталась одна-единственная: надо было взять топор, снести перегородку, забить дверь, которую Ефим переделал из окна, и пусть бы теперь побегали за ней, а она бы им показала. Катерина прижала ладонь к щеке, как будто разболелись зубы, вырвался тяжелый стон, товарищ Дегтярь воскликнул:
— Вот, вот о чем жалеет Катерина Чеперуха: она могла цапнуть у государства и так постыдно прозевала!
Андрей Петрович заступился, сказал, наоборот, она переживает, что все так получилось, но Катерина сама опровергла: нет, она дура, набитая дура, которая понадеялась и поверила, что кто-то сделает за нее. Но это ей хороший урок, и она запомнит на всю жизнь.
— Правильно, — подхватил Иона Овсеич, — а каменщик Федор Пушкарь, у которого жена и двое детей, пусть до скончания века сидит в общежитии среди ремесленников из семилетки, зато Чеперуха имела бы свой танцкласс и гимнастическую залу!
— Действительно, — усмехнулась Ляля, накрашенные губы вытянулись в полоску, — даже дико слышать.
— А эти, — Иона Овсеич указал пальцем на Орлову и Тосю Хомицкую, — якобы заботясь о сиротке, которая сегодня живет в прекрасных условиях, дай бог каждому, норовили обеспечить ее на десять лет вперед самостоятельной квартирой: неважно, что рядом люди живут в подвалах, неважно, что вообще не имеют своего угла и крыши!
Ляля с трудом дослушала до конца, сложила руки лодочкой и сделала виноватую мину, как напроказившая школьница: если бы она знала, что к Гранику хотят поселить целую семью, у нее бы даже язык не повернулся идти наперекор!
— Бедная, — пожалел Иона Овсеич, — а сама догадаться ты не могла!
Ляля скривила губы, опустила глаза и сказала: так уж мир устроен — когда ты сам здоров, кажется, что все здоровы.
Катерина сидела как в столбняке, было впечатление, что разговор проходит мимо, Андрей Петрович слегка похлопал по плечу, она вздрогнула, осмотрела каждого по очереди, вроде вокруг одни незнакомцы, с трудом поднялась, сказала до свиданья, голос осип, словно в последнюю минуту успела простудиться, и вышла.
Вслед за ней поднялась Тося, направилась к выходу, Иона Овсеич пытался остановить, Ляля схватила за руку, но напрасно: гостья вырвалась и на прощанье хлопнула дверью.
Первые минуты сидели молча, майор Бирюк заметно маялся, как будто хотел переговорить с хозяином, но без свидетелей, Иона Овсеич дал Орловой задание на завтра — зайти к новому соседу, посмотреть, как устроился, — и проводил до дверей. Ляля уходила неохотно, машинально задержалась у порога, товарищ Дегтярь вдогонку пошутил: если ей так интересно, можно постоять за дверью и подслушать в замочную скважину.
Когда остались наедине, майор Бирюк положил руки на стол, пальцы сохраняли крепкий загар, даже странно среди зимы, и сказал:
