Андрей Островский - Напряжение
— По-моему, из Владивостока. Зовут его Игнатом, а фамилии его не помню — кажется, Гуляев, но я не уверена. Он военный, танкист…
— Вам известно, как они друг к другу относились?
— Этого я вам не скажу, не знаю. Жорж мне про него ничего не говорил… Да, так вот я ревновала к нему, потому что он проводил с ним много времени, а на меня уже времени не оставалось… И к Нине Михайловой, жене инженера. Но, кажется, зря… По-моему, между ними ничего не было. Нина, конечно, симпатичная женщина, этого от нее не отнимешь, но не так уж она красива, как думает сама о себе…
«Теперь начнутся дамские разговоры», — с неприязнью подумал Изотов.
— Кто это Нина Михайлова? Вы знаете, где она живет?
Назарчук охотно рассказала о Михайловых: муж — инженер, Нина — домохозяйка, у них двое детей и еще держат домработницу, и дала адрес, добавив, что сейчас их в городе нет, уехали. Изотов записал.
— Знаете, мне всегда было неприятно, когда Жорж даже просто разговаривал с какой-нибудь девушкой или женщиной. Конечно, глупо, я понимаю, но ничего с собой поделать не могла.
— Может быть, случалось что-нибудь и серьезное? Он не изменял вам?
Назарчук поспешно ответила:
— Нет, нет… Только не это…
— Хорошо, — безразлично проговорил Изотов, зная, что сейчас задаст самый важный для следствия вопрос. Как она среагирует на него? Он поднял глаза и, казалось, не видел ничего, кроме ее вишнево-красных губ, блестящих от помады. Спросил быстро и тихо: — Где вы находились в ночь на тринадцатое мая?
— Дома, — сказала Назарчук после едва заметной паузы.
«Лихо врет», — подумал Изотов, ничем не выдавая себя. Теперь весь их разговор приобретал иной смысл. Сдерживаясь, Изотов сказал, разделяя слова:
— А если хорошо подумать? Вас ведь дома не было…
Бледные щеки Назарчук заалели, она сжала кулаки и в каком-то бессилье проговорила с тоской:
— Ах, не все ли равно, может быть, и не было.
— Ну как знаете, хотелось бы услышать искренний ответ, — печально проговорил Изотов. — Придется на сегодня закончить разговор, но, надеюсь, мы еще встретимся.
Назарчук поднялась и медленно побрела к выходу. «Играет и лжет», — ответил себе Изотов на мучивший его все время вопрос.
Он собрал бумаги, запихнул их в стол и пошел обедать. В коридоре его нагнал Шумский. Они спустились в столовую, встали в очередь за талонами.
— Пиво будешь пить? — спросил Изотов.
Шумский энергично помотал головой:
— Мне нельзя, толстею.
— Напрасно. Раз толстеешь, будешь толстеть и без пива, — назидательно сказал Изотов и направился к буфетной стойке.
Принесли щи. Шумский густо намазал горчицей хлеб, Изотов пододвинул салат из свежих огурцов, налил пиво.
— Ну, что художник? — спросил он. Шумский покривился, махнул рукой:
— А, хлыщ, пижон… Два часа поливал грязью жену как только мог.
— Сходится… Отношения у них дрянь… Но, знаешь, Назарчук так и не призналась, где была тринадцатого.
Шумский что-то пробормотал, жуя; Изотов принялся за щи.
— Так что художник отпадает, — сказал он. — При таких отношениях с женой глупо подозревать его в убийстве. Но надо будет посмотреть, нет ли у нее еще кого-нибудь. Почему она скрывает, где была двенадцатого и тринадцатого? Странно, а? Не находишь?
— Знаешь что? — сказал Шумский, смеясь одними глазами. — Где-то я читал, что для нормального пищеварения человек должен пережевывать пищу семьдесят два раза. Когда же он ораторствует, то жует гораздо меньше и у него начинает болеть животик. Понял?
Изотов разрезал ножом мясо, сунул кусок в рот.
— Спасибо тебе, товарищ и брат… Всегда придешь на помощь в трудную минуту. Правильный ты у нас человек, Алексей Иванович… Только скажи, а семьдесят пять можно?..
8
Перечитав показания Гайдулина, Чупреев решил, что теперь-то найти Ольгу Николаевну — плевое дело: цирк — не университет с тысячами народу. И в Ленинграде он один. День рождения Гайдулина — в октябре. Красильников демобилизовался и приехал в Ленинград немногим более года назад. Программа в цирке менялась дважды в году. Что может быть проще?
Но первое же посещение дирекции цирка перепутало все.
До Нового года в Ленинграде выступала труппа, в которой Ольги Николаевны не было. В предыдущем сезоне гастролировала Ольга Николаевна Гауди, дрессировщица собак, 1890 года рождения; вдова. Чупреев занес ее на всякий случай в список, но тут же вычеркнул.
— И все? — спросил он удивленно администратора.
Холеный администратор слегка качнул седеющей головой:
— Как видите, все.
— Но могли выступать в это время в Ленинграде еще какие-нибудь артисты?
— О, понимаю, — оживился администратор. — У нас есть еще цирк на сцене. Кроме того, вам следует посмотреть областную филармонию, гастрольно-концертное объединение. Там полно цирковых артистов.
Чупреев потер высокий лоб, чертыхнулся про себя за наивность и стал прощаться.
Худая, молодящаяся женщина из областной филармонии Софья Романовна говорила ласковым усыпляющим голосом:
— Не волнуйтесь, найдем вашу Ольгу Николаевну, найдем, — и перебирала тонкими пальцами замусоленные картонные карточки. — Вот, пожалуйста, Ольга Николаевна Бирюкова, исполнительница старинных романсов. Ах, как она поет, если бы вы слышали! Ей-богу, не хуже Вяльцевой. — Софья Романовна приложила руку к сухой груди, закрыла глаза и пропела томно, фальшиво:
Утро туманное, утро седое,Нивы печальные, снегом покрытые…
— Что-то божественное… Когда она поет, слезы навертываются, хочется рыдать. А голос какой! Густой, чистый… Контральто.
— Мне нужны цирковые артисты, — напомнил Чупреев.
— Да, да, простите, я совсем забыла. — Софья Романовна забегала пальцами по карточкам. — Так… Ольга Николаевна Бюлова — речевик. Не годится. Ага, Ольга Николаевна Вагнер. Это как раз то, что вам нужно. Правда, на афишах она Ватышева, но я думаю, вам это безразлично. У нее муж Тышкевич, они выступают вместе в оригинальном жанре под одним общим псевдонимом. Откровенно говоря, я не поклонница фокусов, хотя публика их обожает. Не терплю обмана, даже ничтожного, а тут один сплошной обман. Но не буду грешить: работают они безупречно.
Софья Романовна знала всех и о каждом имела свое твердое мнение, которое разрушить, казалось, уже невозможно.
Чупреев записывал:
«О. Н. Вагнер (Ватышева), 1927 г. рожд., оригинальный жанр, замужем;
О. Н. Горячева, 1928 г. рожд., гимнастка, замужем;
О. Н. Кузьменко, 1918 г. рожд., музыкальный эксцентрик, замужем;
О. Н. Разумова, 1930 г. рожд., акробат, незамужняя;
О. Н. Щеглова, 1926 г. рожд., канатоходец, замужем…»
— Скажите, а могу я узнать, где находились эти люди в какой-то определенный день — скажем, двенадцатого — тринадцатого мая?
Софья Романовна задумалась, поджав тонкие губы, сказала:
— Пожалуй, нет. Во всяком случае, это чрезвычайно сложно. У нас ведь актеры перекати-поле: все время в разъездах — одни здесь, другие там, иногда месяцами, третьи готовят программу… Так что выяснить, где они находились в какой-нибудь день, можно, наверное, только в бухгалтерии, подняв денежные документы.
— Значит, надо поднять документы, — решительно сказал Чупреев. — Проводите меня в бухгалтерию.
Вечером он вернулся в управление и принялся обрабатывать записи. Отламывая хлеб и запивая молоком прямо из горлышка бутылки — то и другое прихватил по дороге, — он листал странички потертого блокнота с выписанными ровным почерком фамилиями. Возле номера — крестик. Крестик, обведенный зеленым кружком, означал потребность личной встречи, черным — дополнительную проверку в адресном столе, красным — полную неясность. И лишь когда справа от фамилии появлялись сведения, которые его интересовали, Чупреев либо вычеркивал все, либо оставлял, заканчивая строку жирным восклицательным знаком.
— Работаем? — сказал Изотов, входя. — В поте лица своего добываем хлеб насущный?
— А что же еще остается делать, — отозвался Чупреев, дожевывая. — Хочешь подкрепиться?
Изотов отломил корку, допил остаток молока. Чупреев пододвинул ему блокнот.
— Цирк… — сказал Изотов, перелистнув страницы.
— Вот именно, цирк, — усмехнулся Чупреев. — Столько возни, а пока все один пшик.
Изотов зевнул, стер ладонью выступившие слезы, сказал лениво:
— Ничего, ничего, терпение и труд все перетрут… Пошли-ка лучше домой, думать надо на свежую голову.
— Какое там — домой… Я сейчас еду в Москву, в Главное управление цирками. Может быть, хоть там что-нибудь прояснится.
9
В Москве список разросся еще на несколько листков, но после отбора Чупреев оставил, и то с большими сомнениями, лишь Симову. Ольга Николаевна Симова, гимнастка, одна из сестер Симовых, 1933 года рождения, была на гастролях в Ленинграде, но была за несколько месяцев до того, как появился в городе Красильников. Кроме того, Симова была незамужняя, а Красильников говорил Гайдулину, что их застал в гостинице муж.
