Вилис Лацис - Сын рыбака
— Теперь нам пора поговорить, — сказал он. — Вчера никак не мог вас поймать — все занят да занят. Может, сейчас удосужитесь?
Оскар поднялся на ноги, держа обеими руками расправленные края мешка. Еще и этого недоставало! Он отрывисто засмеялся:
— Ладно, подходи. Одним подлецом больше, одним меньше, теперь это значения не имеет!
— Ого, мы еще важничаем! — хохотал Теодор. Стараясь держаться на приличном расстоянии от Оскара, он засунул руки в карманы и иронически поглядел на своего противника, могучая фигура которого до сих пор внушала ему почтение.
— Ну, чего тебе? — сердито спросил Оскар.
— Ты не очень-то фырчи, мой милый. И вообще в разговоре со мной тебе бы следовало отказаться от этого тона. — Язвительная улыбка исчезла с лица Теодора, с нескрываемой злобой смотрел он в упор на Оскара. — Не забудь, что теперь дела обстоят иначе — мы, так сказать, обменялись ролями.
— Ну, что же, пользуйся своим положением.
— Я это сделаю, когда найду нужным, времени у меня хватит. Кстати, куда это ты собираешься? Видно, жарко здесь становится?
— Не твоя забота.
— А может быть, и моя! Раньше ты мне задавал вопросы — может быть, теперь и сам ответишь хоть на один? А ну, скажи, мой милый, что ты в прошлый раз ночью искал в комнате у моей сестры? Вот ты что за птица!.. Праведный судья, охранитель супружеской чести! Других выгонял из дому, грозился избить и уж сам не знал, что делать, а сейчас подбираешься к молодым девушкам? А что, если я тебе покажу на дверь?
— Покажи, — спокойно сказал Оскар, — покажи на дверь, пока есть возможность. Только имей в виду, что на этом тебе не удастся заработать. А если ты дашь волю языку, я здесь расскажу про тебя несколько таких веселеньких историй, что ты не обрадуешься.
— Никто тебе не поверит.
— Ничего, один человек мне все-таки поверит. С меня и этого достаточно. А что другие подумают, мне наплевать!
Оскар бросил мешок на пол и, глядя куда-то в пространство, двинулся к двери. Теодор стоял на его пути, но он, как будто не замечая проповедника, шел прямо на него. Тот от неожиданности отпрянул в сторону, но когда Оскар уже открыл дверь, бросился вдогонку.
— Куда ты несешься, сумасшедший! Уж и пошутить с ним нельзя!
Ничего не ответив, Оскар прошел на хозяйскую половину. Теодор, потоптавшись, как на горячих углях, шмыгнул к кухонной двери, стараясь услышать что-нибудь, потом выбежал во двор и стал прохаживаться возле клети. Как бы только этот окаянный не набедокурил! Узнать бы, о чем они там разговаривают, но все-таки лучше держаться подальше.
Напрасно тревожился Теодор — Оскару и в голову не пришло что-нибудь рассказывать. Застав в кухне Калнбирзе, он сказал, что ему надо немедленно ехать домой, и попросил лошадь — отвезти на станцию сети.
— Вероятно, господин Гароза привез вам какое-нибудь известие? — спросил хозяин.
— Как же, привез… Потом вы сами узнаете.
— Лошадь дать можно, только кто же вас повезет? Мне надо быть в волостном правлении. Вот разве Теодор…
— Я могу отвезти, — вдруг прозвучал позади голос Марты. Она только что вышла из своей комнаты и услышала их разговор. — Заодно заверну в лавку, а то сахар у нас на исходе.
— Ладно, тогда я запрягу лошадь, — сказал Калнбирзе.
Полчаса спустя, дождавшись саней с сетями Оскара, они уехали. Рыбаки с Гарозой еще не возвращались.
9
Под дугой мелодичным звоном заливался колокольчик. Молодая лошадь рвалась в рысь, гладко наезженная дорога была легка, быстро скользили мимо тихие поля, окаймленные кустарником, и редкие рощи.
— Поезжай тише, Оскар, нам ведь спешить некуда, — сказала Марта. — Поезд уходит только вечером.
Оскар туже натянул вожжи и немного осадил лошадь. Они сидели в удобных деревенских санях со спинкой. Укутав ноги домоткаными покрывалами в зеленую и красную полоску, молча сидели они рядом на мешке с соломой. Пока дорога вела открытым полем, мимо редких крестьянских хуторов, Марта задумчиво глядела вдаль, Оскар тоже избегал смотреть на девушку. Глазам было больно от яркой белизны снега, тихий ветер ласкал их лица, глухие удары подков отдавались в ушах, как монотонный шум далекой молотьбы.
Дорога свернула в лес. Седые ели стеной высились по обеим сторонам узкой просеки. Кроме них, на дороге никого не было видно. Как только поле осталось позади, Марта, стряхнув с себя оцепенение, обеими руками схватила руку Оскара.
— Поедем потише, Оскар, зачем ты спешишь? И почему ты все молчишь? Сам обещал мне вчера что-то рассказать, а теперь забыл?
— Нет, Марта, я все помню.
Но он не мог начать. Еще немного умерив ход лошади — сейчас она пошла шагом, — он задумался, как бы подыскивая слова, чтоб выразить идущие вразброд мысли.
— Почему ты уезжаешь, Оскар? — продолжала Марта, прижавшись к нему. — Не случилось ли что дома?
— Дома? Что дома случилось, тому уже много времени.
— Возчик сказал, будто там, на озере, вы повздорили с Гарозой. Говорит, что он очень ругал тебя.
— Больше он ругать меня не сможет. До сих пор на меня никто еще не кричал.
— Ты ведь уезжаешь не потому, что этот бесстыжий кабан обидел тебя? Подумай, Оскар, ты бы мог пожить у нас еще несколько недель. Ведь вы еще не на всех озерах побывали. Как нам обоим было бы хорошо все это время.
— Да, нам было бы хорошо. И все равно я не могу остаться.
— Ты недоволен, что брат приехал?
— И это тоже… Да и ему не очень приятно меня видеть.
— Он скоро уедет. Теодор никогда не гостит у нас подолгу.
— Ну, а теперь он торопиться не будет.
— Разве ты его знаешь?
— Да, нам приходилось встречаться в другом месте.
— Наверно, между вами началась вражда?
— Мне один раз пришлось проучить его.
— Оскар, почему ты мне не расскажешь все по порядку?
Во взгляде Марты было столько тревоги, страха и грусти, что Оскар вздохнул и слегка пожал ее руку. Он заговорил тихо, почти про себя:
— Несколько лет тому назад Теодор совратил мою замужнюю сестру. Я это видел и не мог допустить, чтобы этот бродяжка расстраивал ее семейную жизнь. Взял и выгнал его из дому… Потом появился другой мужчина и стал разрушать счастье другой семьи. Но я больше не стал вмешиваться, у меня не хватило решимости встать на свою защиту. Теперь бродяжкой стал я сам. Судьба, словно в насмешку, привела меня сюда, заставила нас с тобой встретиться, и вот… Теперь понятно? Мы с ним сравнялись: Может быть, моя вина еще тяжелее. Чем мне теперь перед ним гордиться?
— У тебя ведь не было дурных намерений, Оскар, ты ведь меня любил?
— Да… — тихо произнес он.
— А теперь любишь?
— Я не могу тебя разлюбить.
— Оскар, — Марта слегка замялась, — а если бы ты знал, что я его сестра, полюбил бы меня тогда?
— Не знаю. Наверно, да. Дорога круто повернула в сторону. Какая-то упряжка показалась впереди, и им пришлось замолчать. Когда встречные сани остались позади, Марта заговорила снова:
— Ты вовсе не так виноват, как думаешь. Я первая подошла к тебе. Ты обо мне ничего не знал, а я о тебе знала. Я знала, что ты женат, но жизнь у тебя сложилась плохо. Разве это справедливо, что самым лучшим людям чаще всего выпадает самая несчастливая судьба?
— Кто больше может вынести, на того больше и взваливается. Природа всегда действует правильно.
— А может, судьба и не посмеялась над нами. Может, мы нашли друг друга потому, что этому надо было случиться. Если уж природа действует всегда правильно, почему же она ошиблась сейчас? Любит еще тебя твоя жена?
— Не знаю. Раньше я для нее много значил.
— А теперь уже нет. Я думаю, такому, как ты, надо много перетерпеть, чтобы обратить внимание на какую-то девчонку.
Дорога опять шла открытым полем, потом опять начался лес. Медленно, но неотвратимо приближался конец пути. Мысль о близком расставании больше не покидала обоих.
— Оскар, зачем… ну зачем нам сдаваться? К чему три человека должны мучиться весь свой век, когда все трое могли бы жить счастливо? Надо только исправить одну ошибку, и тогда началась бы совсем другая жизнь.
— Возможно, — улыбнулся он безнадежно.
— Ну, брось все, оставайся со мной, — шептала Марта, опьяненная этой открывшейся перед ней возможностью. — Ты увидишь, как мы хорошо заживем. Будем хозяйничать на хуторе, а Теодору до нас не будет никакого дела, он опять уйдет куда-нибудь. Если тебе тяжело расстаться с привычным делом, можно ведь арендовать озеро и рыбачить. Ну останься…
В глубине души Оскар чувствовал, что это было бы наилучшим выходом для всех троих, даже для Аниты. Но какое-то упрямство, какая-то непонятная сила заставила его побороть эту мысль.
— Надо еще повременить, надо себя проверить, чтобы вслед за одной ошибкой не сделать другую, еще худшую.
