Том 1. Страна счастливых - Ян Леопольдович Ларри
* * *
Эсеры бросили в театре во время митинга бомбу.
— Ну и гады ж, — возмущаются рабочие, — ну и стервячья порода. И так голова кругом идет, а эти подлюки с бомбами.
Прихлопнули все газеты, дующие в буржуйскую дудку. Гимназисты в знак протеста объявили забастовку.
Было занятно.
* * *
Говорят, что беда не ходит в одиночку.
Рыжий гимназист в очках, всегда выступавший на митингах, объявил Кушнаревку «Свободной Элладой». Район захватили анархисты и на перекрестках повесили черные флаги. Стащив где-то броневой автомобиль, рыжий гимназист разъезжает по городу под черным флагом и разбрасывает листовки с разной печатной чушью.
Впрочем, броневик у гимназиста отняли какие-то пьяные парни и устроили на главной улице бесплатное катанье. А когда бензин кончился, броневик бросили посреди улицы. Отряд красногвардейцев уволок его на веревках во двор совета.
На другой день гимназист объявил безвластие. На главную улицу вышло около сотни анархистов, одетых в черные кожаные куртки, с револьверами и карабинами в руках.
Распевая во все горло какой-то марш, они прошли несколько раз взад и вперед по главной улице и остановились перед советом. На балконе появился товарищ Зорин. Он устало смотрел на анархистов и чего-то ждал. Гимназист выскочил вперед и крикнул:
— Да здравствует анархия!
Зорин поклонился.
Анархисты заорали:
— Ур-р-ра!
— Мне передали, — громко сказал товарищ Зорин, — что отряд истинных революционеров-анархистов изъявил желание раздавить гидру контрреволюции — генерала Дутова.
Анархисты начали переглядываться.
— Конечно, — продолжал Зорин, — желание это вполне законное. Пока мы не раздавим последышей монархии, — революция в опасности. Совет приветствует ваше мужественное решение. Идите, товарищи. Никто не смеет насиловать вашу волю. Ни запрещать ни разрешать вам, анархистам, мы не можем.
Впоследствии товарищ Зорин говорил:
— Никогда не подозревал, что они такие болваны. Думал, придется красногвардейцев будить… И откуда это они пистолетов себе набрали…
Анархисты, во главе с рыжим гимназистом, реквизировали в городе весь одеколон и, перепившись, укатили куда-то, угнав выпущенный из ремонта паровоз.
Глава XII
Мне шестнадцать лет, и мир лежит передо мною как одна дорога.
Это ничего, что голодно. Неважно, что вокруг груда дымящихся развалин. У нас есть песня и в этой песне — хорошие, крепкие слова:
Мы наш, мы новый мир построим…
* * *
Солдаты бросили фронт. Немцы идут следом, занимая одну губернию за другой. Это злит.
— Какая ж сознательность у них козья? — возмущается Финогенов. — Видят ведь: устал народ от войны. Неужели понять нельзя?
— А им что?
— Как что? Мы им пример показали, пущай и они бросают к чертовой матери…
Евдоха кипятится, будто самовар, набитый горячими углями.
— Встал бы я да закричал им: «Немцы вы дорогие, что это вы, братцы, делаете, сукины вы дети?!..»
* * *
Завод опять остановился. Дядя Вася ходит мрачный и каждый день ссорится с отцом.
— Выходит, правы все-таки меньшевики, — заводит разговор дядя Вася.
Отец незлобиво отмахивается:
— А, брось… Меньшевики да меньшевики. А что меньшевики? Стало быть, меньше их.
— Ты ж пробка! — кричит дядя Вася. — Ты и разбираться-то не можешь в партиях.
— Ну, это уж ты брось! — сердится отец. — Был пробкой, да сплыл.
— А в чем разница, знаешь?
— И знать не хочу, — упрямо говорит отец, — я свое знаю, больше знать ничего не желаю. Ты бы, Вася, бросал своих меньшевиков. А? Пробка ты, пробка!
— Брось, Вася, бро-ось. Я, брат, во всех партиях побывал, все программы насквозь вижу.
— И ни черта ты не знаешь. Немцы-то идут.
— Пойдут да перестанут. Увидят мирный народ и образумятся. Мы ихнего не хотим, и они нашего не тронут.
— А вот трогают.
— Ну-к, что ж… Будут напирать здорово, так мы и в морду сумеем.
— До победного?
— Не до победного, а свое защищать поднимемся.
— Пойдет-то кто?
— Пойдут!.. Все пойдут. Отдохнут немного и встанут.
— Ты-то пойдешь?
— Почему ж не пойти?
— А раньше-то шел?
— Раньше — забывать надо. Раньше — неизвестно за что на убой посылали, а сейчас защищаться станем.
— Храбрый ты очень! — усмехается дядя Вася. — Чего ж ты на генералов не идешь? Пошел бы на Дутова да показал себя.
— Ну-к, что ж, надо будет пойду.
— Ну и ступай!
— Ступать тут нечего. Сколько их, генералов-то. Да им, брат, матросы одни наклепают.
— А Красную гвардию, как курей, щиплют.
— Пустое ты говоришь, Вася. Ей-богу, пустое. Большая ты пробка, как я погляжу. Никак ты в политике не разбираешься.
* * *
Привезли убитых красногвардейцев. Их похоронили на площади и сверху поставили какие-то рогульки.
— Чего это рогульки-то?
— Балда. Не рогульки, а памятник беззаветным героям.
Волосатые ребята в длинных рубахах распоряжаются на улицах, устанавливая памятники, похожие на мышеловки.
— Живописцы! — смеется Финогенов. — А чего наворотили и не понять.
— Ничего! — говорит отец. — Пускай себе стоит. Зачем людей обижать. Может, они от всего чистого сердца, а мы смеемся над ними.
Финогенов покашливает:
— Да мне что. Пускай стоит. Смешно, конечно, но если от чистого сердца, — не возражаю. Может, и ихняя жизнь была несладкая.
* * *
По городу расклеены объявления, призывающие вступать в Красную гвардию.
Партия объявила «десятипроцентную мобилизацию». Об этом сообщил нам прибежавший дядя Вася.
— Слыхал, большевик?
— О чем это? — спокойно спросил отец.
— Партия-то мобилизацию объявила…
— Ну?
— А большевики, герои, в кусты! Половина билеты побросала!
— Ну, это ты врешь! — не поверил отец. — Не может этого быть!
Впоследствии мы узнали, что «это» хотя и было, но насчет «половины» дядя Вася поднавалил. Правда, нашлись и такие, которые бросили партийные билеты, но до половины было далеко.
— Какой мне интерес врать? — усмехнулся дядя Вася. — Говорю — значит, знаю!
Отец встал.
— Ва-ась-ка! — крикнул он, открывая дверь. — А ну-ка, иди сюда!
Вошел Вася.
— Слыхал? Партия мобилизует нас! Что ты скажешь?
— Сегодня мобилизует? — спросил Вася.
— Ну, хоть сегодня!
— Что ж… Сходить надо
