Час возвращения - Андрей Дмитриевич Блинов
Да, если бы он не скитался по свету, то сумел бы увлечь мальчика своим делом. Но слишком надолго он отлучался, и вот что из этого получилось. Витя поздний ребенок. Кириллу было тридцать девять, а Татьяне сорок один, когда родился сын. Ребенок не спаял семью. Одержимость супругов каждого своим делом оказалась сильнее. Витей больше занималась бабка Авдотья, мать Кирилла.
«Это отцовское наследство, — перекладывая куски уральской красно-желтой яшмы и зелено-бархатного малахита, — думал Кирилл Алексеевич. — Они всегда лежали у него на столе». Кирилл помнил: отец то и дело держал их в руках, будто ласкал. А вот саянские лазуриты, голубовато-синие лазоревые камешки, якутские кимберлиты. Если хорошо вглядеться, увидишь в них пылинки алмазных вкраплений. Еще в давние годы отец указывал, где надо искать алмазы. А вот рыжие железняки Прибайкалья. Такие же Кирилл привез из Индии, Родство земли, от него никуда не уйдешь. А вот полиметаллические руды Алтая — находка отца, это находка Кирилла на Кубе. Серный колчедан из Средней Азии и бокситы тундры… И еще многое-многое, чем можно бы погордиться перед сыном.
И опять его мысли вернулись к мальчику. Кирилл Алексеевич лишь тогда получил телеграммы, когда сыну уже сделали операцию. Сколько прошло бессонных ночей, пока удалось выехать. Тут уж было время показнить себя за свой скитальческий характер и за то, что был терпелив к причудам жены. И вот это чем кончилось. Счастье, если все останется так.
Тут он подумал, что завтра ему снова идти на службу в канцелярию, и содрогнулся от зуда в спине, будто по ней, раздражая кожу, поползли пауки.
9
Отец и мальчик сидели за столом перед широким окном, выходящим на овальную поляну между дачей и березняком. Мальчик был рассеян и ел вяло. Правый глаз его закраснел и смотрел грустно и одиноко. Отец умел готовить, и суп «геолог» и полевые люля-кебаб — все это сделано из консервов с приправой из самых первых зеленых побегов — вкусно пахли и раньше нравились мальчику. Но сейчас он сидел, лениво черпая и выливая суп обратно в тарелку. Отец пытался его рассмешить рассказами о своих походах, об индийских крокодилах и монгольских волках, но у мальчика лишь на время вспыхивал детский интерес к необычайному, потом он снова пугал отца своей взрослой отрешенностью. Наконец мальчик сам заговорил о том, что его мучило. Он рассказал, как однажды профессор Гладких задал ему задачку о кукушках. И вот сегодня мальчик наблюдал, как огромная серая птица спугнула с гнезда древесную трясогузку и лишь на миг задержалась над ним. Мальчик заглянул в гнездо, увидел среди маленьких голубых яичек чужое рябое яйцо и, обозлившись на кукушку, готов был выкинуть его, но вспомнил о своей участи: «Наблюдать!» — и оставил.
Он отложил ложку и начал увлеченно говорить о том, что кукушки, которые питаются непарным шелкопрядом — а именно они подбрасывают яички в чужие гнезда, — не могут выкармливать своих птенцов грубой пищей. Это первое. И поскольку птенцы очень прожорливы, то отец и мать не смогли бы прокормить свое семейство. И еще. Оказывается, когда появляются птенцы, гусеницы непарного шелкопряда, съев на деревьях пищу, окукливаются и уже не годятся птицам в пищу.
— Откуда ты узнал? — удивился отец.
— Додумался, — ответил мальчик. — Профессор сказал: «Логично. Но это надо проверить». Вот я и вспомнил, когда уже взял яйцо, чтобы выкинуть. Но как узнать, почему всего именно четыре вида кукушек делают так? Наверное, мне не хватит жизни, чтобы узнать это.
«Бедный мальчик, какая у него ужасная жизнь», — подумал отец, вовсе не обрадовавшись логически взрослому мышлению ребенка, к чему математика уже приучила его… И сказал просто:
— Они, эти четыре вида, оказались в таких условиях. Остальное от них зависело. Я думаю так. Вот у нас, в геологии. В определенных условиях рождаются алмазы…
— Пап, алмазы… определенное давление, температура… Да, это понятно. Понятно даже то, что бабочки эфемеров живут всего два часа. Они отложат яйца и прикроют их своим трупом.
— Я об этом слышал, — сказал отец, чуть смутившись.
— Так вот то я еще понимаю: заложено в генах, — сказал мальчик, — а кукушка? Что же, у нее на каждый случай в генах заложено?
Отец, смущенный, ел люля-кебаб из тушеной баранины и с откровенной ясностью видел, что мальчик несчастный человек.
— Тебе скучно с нами, папа?..
— Откуда ты взял?
— Я поставил себя на твое место.
— Ну и что получилось?
Мальчик промолчал. Ему не хотелось пустословить. По узнать о настроении отца надо было во что бы то ни стало. Отец из-за него остался в Москве. Сколько раз его вызывали в министерство, и он возвращался оттуда молчаливый и подавленный. Недавно у него на столе появилась карта Африки. Это было верным признаком того, что ему предложили туда ехать.
— Ты скоро уезжаешь?
Отец в замешательстве взглянул на сына.
— Как тебе сказать…
— Скажи правду.
— Я еще не знаю. Но ты прав насчет Африки. Мне предложили возглавить геологическую партию. Кто-то распустил обо мне славу, будто я счастливый, и хотят, чтобы приезжал непременно я.
— Замечательно! Я тебе завидую. Ты поезжай. Если из-за меня… Не отказывайся.
— Хорошо. Я это учту. И все же я хотел пожить дома еще годик.
— Нет, нет. А то перестанешь быть счастливчиком. За меня не бойся. Мне хуже не будет, даже если я буду заниматься математикой. Но мама согласна, чтобы я занимался только орнитологией.
— Согласна-то согласна. Но я знаю, что такое одержимость. Для нее нет законов. Одержимого ведет страсть. Он всегда чего-то хочет и не знает, что такое нельзя.
— Но я уже все понимаю сам.
— Если так, — серьезно сказал отец, — тогда я подумаю.
Осенью он уехал в Африку.
В дом Логиновых постепенно, один за другим возвращались аспиранты. Но теперь это были не математики, а биологи или биогеографы.
Мальчик должен стать ученым. Пусть не математиком, пусть, но ученым. Во что бы то ни стало.
Через год новой бедой навалились головные боли. Острота зрения правого, единственного глаза упала катастрофически. Татьяна Федоровна не хотела верить в опасность, когда офтальмолог, как и в тот раз, отослал мальчика в нейрохирургию.
10
Утром с листьев лип во дворе больницы стекал нектар и пятнал белые плиты тротуара. Ранние пчелы кружились над головой, будто он вдруг попал под огромную раковину. Отец когда-то привез кучу таких раковин с Кубы. И мальчик, ложась в постель, брал две с собой, прилаживал к ушам и засыпал под далекий шум теплого моря. Он и в больнице
