Александр Бартэн - Всегда тринадцать
И шагнула решительно:
— Никак тебя вижу, Жанночка?
Но примолкла, сама смутилась, увидя, как по-прежнему прямо и открыто смотрят глаза племянницы, какой радостью озарено ее лицо.
— Здравствуйте, тетя. И вы здесь? Познакомьтесь, тетя. Мой муж!
6Огни на фасаде цирка наконец погасли, но жизнь за кулисами на том не кончилась — лишь переместилась во двор, к буфету, стараниями дирекции торговавшему до полуночи.
Уральские ночи плотны, темны. Легкий киоск, окруженный грибками-столиками, приманчиво светился в этой темноте. Противоположная, конюшенная сторона двора освещалась куда скромнее и к тому же была загромождена разным скарбом: поломанными повозками, обветшалой бутафорией, отслужившими рекламными щитами. Человеку несведущему легче легкого было здесь потеряться. Но Зуевой такая опасность не угрожала: только успела она, выйдя во двор, сделать первые шаги, как чья-то рука пришла на помощь:
— За мной идите. Тут недалеко. Осторожнее. Теперь сюда.
Темновато было и за порогом бревенчатого флигелька: лишь лампочка-ночничок у кровати. Тщедушное тело, лежавшее под одеялом, едва угадывалось.
— Родственник мой, — шепотом объяснила Анна. — Старенький. Пускай себе спит, а мы побеседуем. Записка моя, наверное, вас удивила, Надежда Викторовна?
— Да нет. Чему же удивляться?
— Правильно. Нам и в самом деле лучше всего откровенно поговорить!
При последних словах Анна доверительно улыбнулась, и вообще она старалась ни в чем не выказать нервозность. А ведь это давалось ей трудно. С того момента, как отослала она Гришу с запиской, а после забежала к Николо Казарини: «Мне, дедушка, кроме вас, обратиться не к кому!» — все острее ощущала Анна набегающую тревогу. «Может быть, напрасен разговор? Как видно, далеко у них зашло. Нет, я должна попытаться. Пусть не для себя — для Гриши!»
— Вот и повстречались мы, Надежда Викторовна. Сразу хочу предупредить: Сергей Сергеевич все рассказал мне. У нас нет с ним секретов. Он рассказал мне, при каких обстоятельствах расстался с вами. А я… Я и сейчас не могу его одобрить. Оставить вас в такой момент. Несправедливо, жестоко. Да и после. Неужели не мог за все эти годы разыскать, проявить заботу о дочери? Тем более я не раз ему напоминала!
Как бы поддавшись непроизвольному чувству, Анна наклонилась к Зуевой, коснулась ее неподвижной руки:
— Как женщина я вполне понимаю вас. Точно так же поступила бы на вашем месте. Да, как ни горько признавать, Сергей Сергеевич заслужил того, чтобы вы пожелали забыть о нем, навсегда вычеркнуть из памяти!
— У вас, кажется, сын от Сергея? — справилась Зуева: и тон, и интонация были такими, словно она даже не слышала Анну.
— Сын. Скоро десять. Школьник. У меня сын, у вас дочь. Выходит, у нас с вами одинаково — дети, семьи.
— У вас-то семья, — согласилась Зуева. И опять спросила, точно следуя ходу каких-то скрытых, неведомых Анне мыслей: — Сами-то вы как? Сами-то счастливы с Сергеем?
Она уже вторично назвала Сагайдачного Сергеем — так назвала, будто он по-прежнему оставался ей близким человеком. Анна заметила это, внутренне напряглась еще сильнее, но и теперь, и на этот раз, постаралась ответить возможно спокойнее:
— Как мы живем? Хорошо, душа в душу!
— Только он вспыльчивый, — незлобиво добавила Зуева. — Правда ведь? До невозможности вспыльчивый. С пылу-жару такого наговорит — сам после не рад.
И это тоже насторожило Анну. Кто дал ей, давно отвергнутой женщине, право разговаривать о Сагайдачном с такой интимностью? Или же и в самом деле она опять обладает таким правом?
— О нет. Вы ошибаетесь, — с легким смешком отозвалась Анна. — Да и не мудрено: вы судите по давнишним, очень давним временам. С тех пор характер Сергея Сергеевича во многом смягчился. Недаром нас за кулисами называют счастливой парой! Кстати, нынче я смотрела ваш номер. Живой, удачный. Порадовалась за вас!
— И я смотрела вас недавно. Сильный аттракцион!
Это походило на размен фигур. Разменялись — и нет игры. Так, по крайней мере, показалось Анне. Ей никак не удавалось приблизить разговор к тому самому главному, ради чего затеяла встречу; ускользал, уклонялся разговор, все еще оставался предварительным.
— Разумеется, я меньше всего собираюсь хвалиться своим семейным счастьем, — опять улыбнулась Анна. — Если говорю об этом, то лишь отвечая на ваш вопрос. Вообще нам с Сергеем Сергеевичем на жизнь не приходится жаловаться. В главке муж пользуется большим авторитетом. В скором времени станем столичными жителями: квартиру должны получить в Москве. Отдельную, все удобства!
— Отдельную? Со всеми удобствами? — переспросила Зуева. Лицо ее оставалось безмолвным, но Анне вдруг почудилась спрятанная усмешка, и тогда (разом вспыхнуло самолюбие!) решила дальше не медлить, форсировать разговор.
— Вас не должно удивлять, что я говорю о квартире. Дело ведь не к молодости. И я не так уж молода, и Сергей Сергеевич подавно. Не за горами день, когда расстанемся с манежем.
— Кто расстанется? Сережа? — На этот раз во взгляде Зуевой отразилось такое удивление, будто услышала явную несуразность. — Да что вы! Он и дня не сможет прожить без цирка!
— Ну, знаете! — передернула Анна плечами. — Вы так рассуждаете.
— А вы не смотрите, что я давно в разлуке с Сергеем, — перебила Зуева. — Зато ведь знала его в самые лучшие, молодые годы. Ни о чем другом не думал он тогда, кроме как о цирке.
— К сожалению, с тех пор прошло много лет!
— Что из того? Он и сейчас такой же. Я в этом убедилась, когда ваш аттракцион смотрела. Все такой же! А вы о квартире удобной говорите, об уходе с манежа. Да ведь это все равно что смерти Сергею желать!
Слова прозвучали осуждающе, но Анна, заставив себя сдержаться (все труднее, невыносимее становилось это усилие), снова, в третий раз улыбнулась — снисходительно, как бы извиняя непонятливость собеседницы:
— Правильно, все правильно, Надежда Викторовна. Неужели я меньше вас ценю талант моего мужа? Увы, существуют обстоятельства, которые сильнее нас. Если угодно, жизненные обстоятельства. Сегодня человек в избытке сил и желаний, а завтра.
Неслышным движением Зуева передвинула стул. Она ближе подсела к Анне, точно боясь упустить хоть одно ее слово. И безучастность пропала с лица, сменилась обостренным вниманием.
— А завтра? Что же завтра?
— Нельзя забывать про завтрашний день, — упрямо подтвердила Анна. — Мы с вами решили, Надежда Викторовна, беседовать на полную откровенность. Так постарайтесь же не только внимательно выслушать, но и понять меня! Мужчина, когда стареет, не сразу смиряется с этим. Напротив, он всячески пытается себя уговорить, что ничего не изменилось, что все еще впереди. Понимаете, о чем я говорю? Я вполне доверяю мужу. Он волен поступать как ему угодно. Но ведь мне видней! Возможно, встречаясь с вами или с вашей дочерью, Сергей Сергеевич обнаруживает чувства, которые могут ввести в заблуждение, вызвать напрасные иллюзии. Так вот я и хочу предупредить: не поддавайтесь таким иллюзиям. Тем более здешняя наша жизнь подходит к концу: программа в цирке скоро переменится, мы двинемся дальше, и бог весть когда опять попадем в Горноуральск. Я говорю об этом, Надежда Викторовна, исключительно в ваших интересах. Если же чем-нибудь могу быть вам полезна.
Умолкла на полуфразе, обнаружив, как наблюдающе смотрит Зуева.
— Что означает, Надежда Викторовна, ваш взгляд?
— Смотрю я. Нет, не может быть счастлив с вами Сергей!
— Неправда! Мы прожили вместе.
— Все равно не может быть счастлив! — с возрастающей убежденностью повторила Зуева.
Сагайдачный слышал эти слова. Несколько минут уже стоял он в дверях, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
Он было совсем собрался из цирка и вместе с Гришей подошел к воротам. Но какая-то сила остановила его. Подумал о Жанне: «Что, если ждет у главного входа? За кулисы пройти не решилась, а у входа дожидается!» Однако, подумав о дочери, тут же понял, что не только из-за нее одной остановился. «Надо бы и к Наде заглянуть. Верно, еще у себя в гардеробной. Зайду и поздравлю с успешным дебютом. Не вечно же нам враждовать!»
Потому и обратился к сыну:
— Совсем я упустил, Григорий: кое-какие еще дела остались в цирке. Отправляйся-ка один в гостиницу. Чай, не маленький, дойдешь!
Гриша в ответ недовольно хмыкнул: одно дело идти вдвоем с отцом, а другое — одному бежать в потемках.
— Я лучше, папа, тебя подожду.
— Ладно. К матери тогда ступай.
Гриша побежал назад, но, придя двумя минутами позже за кулисы, Сагайдачный обнаружил сына посреди коридора.
— Ты чего слоняешься? Я же сказал — к маме иди!
— Нет ее, мамы.
— Ах, да. Она у Никольских. Давай провожу.
Но и там не оказалось Анны. Никольский даже удивился, а Лидия вся обратилась в любопытство: