Вера Панова - Собрание сочинений (Том 4)

И в а н о в. Да ничего. Взвилась! Ты мне главное скажи...

К а л е р и я. По музыке тоскует, вот и мыкается. Может, и найдет еще себя.

И в а н о в. Еще не вечер?

К а л е р и я. Именно.

И в а н о в. Главное скажи: ты счастлива? Ценит он тебя? Сознает, что ты для него?

К а л е р и я. О да, очень ценит, чересчур ценит...

И в а н о в. Чересчур тут не может быть.

К а л е р и я. В том-то и дело, - не знаю я: благодарность его держит возле меня, преданность от благодарности? От робкого сердца, от боязни причинить боль?.. Не знаю ничего.

И в а н о в. По крайней мере, он к тебе внимателен, он может тебе в трудный час послужить опорой?

К а л е р и я. Что мне опора? Сама, чуть не с детства, всегда чьей-нибудь опорой была.

И в а н о в. Гордячка, надо же. До чего вы гордые, бабы наши хорошие. Сама для всех опора, смотри ты. А самим, значит, ничего не надо? Врешь, надо! И опору тебе надо, и счастья надо, и вот так мне это, понимаешь, что счастья нет у тебя!

К а л е р и я. Да кто тебе сказал, что нет? Сам же видишь - цвету, как роза. Значит, хорошо мне. А то бы не цвела. Ох, заболталась, опаздываю!

И в а н о в. Постой. Калерия. Если что понадобится...

К а л е р и я. Ну ясно, к тебе приду, к кому же? И ты мою беду руками разведешь. Будь здоров, дорогой.

Расходятся в метели.

10

К крыльцу Калерии в снегу проложена дорожка. Из окна видно, как люди идут по этой дорожке.

К а л е р и я пришла домой и хозяйничает.

Стук в дверь: С и д о р к и н.

С и д о р к и н. А Кости нет еще?

К а л е р и я. Не приходил.

С и д о р к и н. Можно обождать?

К а л е р и я. Обождите.

С и д о р к и н. Вы не сердитесь, что я повадился? Около вас тихо, я тишину люблю. Удивительно, что на работе вы боевая, а дома вы тихая.

К а л е р и я. Дома должно быть тихо, на то дом. Дома человек отдыхает.

С и д о р к и н. Не все это осознают. Некоторые, наоборот, на работе выдержанные, а домой идут специально заводиться и других заводить. Я у вас дышу тишиной.

К а л е р и я. Ну посидите, подышите тишиной.

С и д о р к и н. Вы, Калерия Ивановна, уважаете человека. Человеку это дорого. (Разворачивает газету.) Да. Дела в мире... Я счастлив за Костю, вы мне верите? - что вы ему, бесприютному, создали очаг. Чего, вам как будто нездоровится?

К а л е р и я. Устала. Дежурство трудное было.

С и д о р к и н. Великое дело очаг, может быть - самое главное как для самочувствия, так и для поднятия производительности труда. Вот сейчас многие получают квартиры в новых домах, с отоплением и с ванной, но если в новой квартире они не сумеют создать очаг, то не поможет и ванна. Всё равно будут чувствовать себя как на базаре, хоть две ванны поставь им. Кто-то к вам идет, Калерия Ивановна.

К а л е р и я. Откройте, пожалуйста.

Проходит мимо окна и входит в дом Б р ю н е т и з "Г а с т р о н о м а".

Б р ю н е т. Олесов мне нужен.

С и д о р к и н. Нету его.

Б р ю н е т. А она дома?

С и д о р к и н. Ну, дома...

Б р ю н е т. Разрешите. (Бойко вытирает ноги о половик.)

С и д о р к и н (в комнату, мрачно). Калерия Ивановна, вот это кто.

Б р ю н е т (входит в комнату). Мое почтение, Калерия Ивановна, очень рад. Мы с вами, можно сказать, давно знакомы, много раз виделись, даже беседовали, ха-ха, мы, работники торговли, со всеми беседуем в процессе работы - "получите ваши сто", "получите ваши двести", "ваш чек" и тому подобное. И нас все знают в лицо, и вообще в этом поселке все друг друга знают, всё друг о друге знают, с ума сойти можно, задохнуться можно, лично я уже задохнулся, искренно говорю! Почему это в больших городах совершенно другая атмосфера, почему там дышится легко, Калерия Ивановна, как ваше мнение? Потому что когда вы там идете по улице, то кругом незнакомые, вас никто не знает и вы никого не знаете, им на вас плевать и вам на них плевать! Разрешите, я сяду. (Садится.) Это, между нами, удача, это мне повезло, что Константина Николаича нет дома, с ним я, искренно говорю, чувствовал бы себя не очень, - хотя, казалось бы, почему бы, ведь они уже де-факто были врозь, когда, и так далее, - это уж моя щекотливость, исключительно моя щекотливость, но мне несравненно легче говорить об этих тяжелых вещах не с Константином Николаичем, а с другим лицом, тем более с таким лицом... Калерия Ивановна, - неприятное происшествие. Вчера вечером этот негодяй Толька смылся в неизвестном направлении. Вы понимаете, до чего доходит это своеволие, эта разнузданность?! Мальчишка смеет диктовать матери! Калерия Ивановна, вы не поверите, он ей ультиматумы ставил: или я, или он! Можете себе представить?! Я был вне себя! Искренно говорю! А с ней что делалось!.. И если б я его когда-нибудь хоть пальцем... Хоть прикрикнул бы как следует... Так нет же! Никогда! Исключительно доброе они от меня видели, исключительно подарки и заигрыванья, то на билет в кино, то безразмерные носки, я же их застал в такой заброшенности, что...

К а л е р и я. Вчера вечером?

Б р ю н е т. Вернее сказать, уже ночью. Мы думали - он в кино, спохватились утром.

К а л е р и я. Почему - смылся? У товарища мог заночевать.

Б р ю н е т. Записка - уезжаю, не ищите. Сел чаю стакан выпить, смотрю - записка под сахарницей.

К а л е р и я. Не доказательство. Может, пугает просто. Выяснить надо.

Б р ю н е т. Я выяснял, Калерия Ивановна, как же, сразу кинулся в гараж - он в гараже работал, вы знаете или нет... Никто не в курсе. Не вышел на работу, и все. Вы бы видели несчастную мать. Буквально сходит с ума. Я ей говорю - наплюй, пусть как хочет, тебе же легче, он же тебя в грош не ставил! Еще хуже психует. А я? Мне надо это все, как ваше мнение?

К а л е р и я. А сестра не знает?

Б р ю н е т. И сестра не знает. У него и с ней было врозь. Малосимпатичные дети, искренно говорю.

К а л е р и я. И никакого намека, указания?

Б р ю н е т. Из этой дыры один-единственный ходит поезд до станции Кучкино, - поехал на Южный берег Крыма или на Северный Полюс, все равно этим кучкинским поездом, которым, к слову сказать, и я уезжаю сегодня вечером. И надо мне всю эту мороку, когда самому уезжать и от хлопот голова опухла?

С и д о р к и н. В командировку?

Б р ю н е т. Не совсем. Направление получил - учиться. В наше время нельзя быть полезным, не повышая уровень. Хоть будь твой уровень не ниже какого-нибудь инженера или профессора, а ты его еще повышай. Как вы полагаете, Калерия Ивановна, сколько мне лет?

К а л е р и я. Не имею никакого понятия.

Б р ю н е т. Не совсем уже мальчик, ха-ха, но еще в том возрасте, когда самоуспокаиваться нельзя, преступно, перед собой и перед обществом преступно! Я чувствую, Калерия Ивановна, что я уже созрел для ответственной деятельности, а мне говорят - а багаж твой? Ну что ж, годы позволяют, в мозгах, ха-ха, недостачи нет, чуть-чуть поучиться в большом городе, в столице одной из наших республик, и я - директор магазина, а здесь я что? Мое это дело - отпускать колбасу?

К а л е р и я. Галина Михайловна едет с вами?

Б р ю н е т (Сидоркину). Что значит женщина. Ставит вопрос на попа и глазом не моргнет. Неважно ей, какие у человека обстоятельства, что ему, например, в общежитии придется жить, как студенту...

К а л е р и я. Поняла. Не едет. Вы об этом тоже хотели говорить с Константином Николаичем?

Б р ю н е т. Калерия Ивановна, а с кем еще? С ним и с вами, с вами и с ним! Вы же ей единственные близкие люди, кто ее поддержит, если не вы? Можете себе представить, она отравиться обещает, ну что такое! Конечно, как правило, это просто так говорится, несерьезно, - а вдруг?! Чем черт не шутит, пылкая женщина, читает художественную литературу, - я сам, впрочем, любитель, - вдруг возьмет да преподнесет... Вы бы ее видели сегодня утром, когда я нашел записку этого мерзавца!

К а л е р и я. Не трогайте мальчика, хватит. Вообще хватит. Все ясно на сто процентов. Прощайте.

Б р ю н е т. Нет, Калерия Ивановна, вам не все ясно. Еще пара слов, тогда уже прощайте. Вы напрасно на меня смотрите, как будто я плевок какой-нибудь под вашими ногами, и из квартиры выставляете. Давайте-ка разберемся по справедливости, вот тогда будет ясно, кто плевок, а кто, наоборот, хороший человек. Я к ним пришел, когда они были кинуты на произвол судьбы, и я ее одел, я их кормил деликатесами, я на них большую часть моей зарплаты тратил, душу им отдавал - искренно говорю! - потому что, Калерия Ивановна, я обожал эту женщину! Некоторые мои товарищи считали, что она не стоит такого обожания, - их дело! Я - обожал! А стоила она или не стоила, я не думал! Ни о чем не думал, дал свободу чувству, живем один раз, пока чувствуется - надо чувствовать, уверен, что и вы такого же мнения, как человек передовых взглядов! Теперь, конечно, вижу, что о многом следовало подумать, детей узнать, характер ее узнать, прислушаться к самому себе - прочно ли? надолго ли? - каюсь, надо было! Надо! Каюсь - увлекся!.. Но с другой стороны: ведь мы, люди передовых взглядов, за свободное чувство, Калерия Ивановна, - когда сердце говорит "да", и я говорю "да". А если сердце вдруг само, по своему усмотрению, без всякого моего нажима, вдруг оно скажет "нет", тогда что мне прикажете говорить? "Да" - когда оно говорит "нет"? А кому польза? Мне? Ей? Это как же, без всякой, значит, поэзии, в порядке, пардон, принудиловки? Лгать женщине, которую я обожал? Искренно говорю: допускаю, что много воли давал моему сердцу, - но что это значит? Что мне еще не встретилась на жизненном пути та, которая... Может, это и не бывает в молодости? Может, я еще не созрел для постоянства? Созрею в более солидных годах?..