Николай Иванов - Разговор с незнакомкой

Козленко выпустил наугад в туман короткую очередь.

— Не стрелять! — Давыдков, перепрыгивая через кусты, бросился за немцем. — Кто-нибудь — к машине! — успел крикнуть он на ходу.

Коротков, сорвав с шеи автомат, бросился наперерез немцу. Широкая квадратная фигура фашиста вынырнула на секунду из-за островка орешника и опять исчезла.

Давыдков снова выскочил на шоссе, стремясь на ровном месте обогнать немца, автомат он бросил на обочину, выхватил из-под плащ-палатки парабеллум.

— Отсекай его слева, слева отсекай его от «нейтралки», Коля! — кричал он Короткову через кусты.

Коротков на мгновение увидел крутую спину немца в грязно-зеленой шинели прямо перед собой — метрах в пяти. Взял чуть правее, рассчитывая из-за куста броситься немцу наперерез. Но тот шарахнулся в сторону и побежал на Давыдкова.

Кончился кустарник, пошла нейтральная полоса. Здесь перед Коротковым вновь мелькнула фигура немца, и одновременно с этим он услышал взрыв, грохнувший позади и левее немца. Взрывом разорвало пелену тумана, и Коротков увидел скорчившегося на земле Давыдкова. Со стороны немцев ударили пулеметы. Наши ответили широкой размашистой очередью трассирующих…

Бойко и Козленко, услышав взрыв, ринулись в сторону нейтральной. Бойко на бегу подхватил с земли автомат Давыдкова, замешкался немного, а когда догнал Козленко увидел медленно идущего им навстречу Короткова с безжизненным, обмякшим Давыдковым на закорках.

— Как же это, Коля? — сникшим голосом спросил Бойко.

— Удрал, гад! — сплюнув, ответил Коротков. — А младшому бедро разворотило и бок. На противопехотной подорвался…

Они опустили Давыдкова на плащ-палатку возле заднего ската машины. Бойко достал индивидуальный пакет, подвернул окровавленную гимнастерку Давыдкова.

— Удрал, гад! — повторил Коротков. — Да трофей вот оставил.

— Шлепнут ведь все равно за машину, и вообще… — Козленко открыл дверцу кабины.

— А нам от этого не легче, — вздохнул Бойко. — Ты, Коль, заведешь ее, ты же ездил раньше?

— Ездил-ездил… на тракторе ездил я. На полуторке, правда, пыталси. Глянь, ручка есть у него в кабине, попробуем…

Шевельнулся очнувшийся Давыдков.

— Ребята, водички… — попросил он. — Проваливаюсь я куда-то… Вы того, — не давайте мне спать, не надо… я жить хочу. Я еще им, мать иху… покажу…

Бойко помочил в луже смятый платок, положил на лоб Давыдкову, снова впавшему в забытье.

— В машине погляди, — подсказал Коротков. — «Санитарка» ведь, все небось есть — и вода и спирт.

— Где тут чего поймешь! Заводи быстрее, че тянешь?! — прикрикнул Козленко.

— Заводи-заводи, не заводится! Толкнем давай сперва, как раз малость под уклон.

— Младшого сначала положим…

Через несколько минут машину все-таки завели, и она медленно, на первой скорости, двинулась в расположение 838-го стрелкового полка.

Полковник отпил глоток остывшего кофе и отодвинул чашку в сторону.

— Младший сержант Давыдков выжил. Тяжелое ранение получил, правда, тяжелое… Долго лечился в госпитале. Дорого та машина досталась, ничего не скажешь, хотя и трофей получился нежданный. Как того фрица к нам занесло — так никто и не понял. Через свое минное заграждение прошел, через наше — не подорвался, должно быть, с испугу. Ну это все, как говорится, присказка, предисловие вроде. А настоящий, так называемый глубокий поиск у нас был позднее, в декабре…

В ГЛУБОКОМ ПОИСКЕ — ЮНЫЕ

Декабрь 1943 года. Данные авиационной разведки и результаты артиллерийских наблюдателей показали в районе Житомира большое скопление танков противника. Похоже, что немцы начали подготовку к контрнаступлению на Фастов и Киев. Необходимо срочно уточнить их группировку не только перед фронтом нашей 237-й стрелковой дивизии, но и в его ближайших тылах. Нужен глубокий поиск: проникнуть придется не менее чем на 10—15 километров в глубь расположения немцев.

…После долгих раздумий, посовещавшись, решили послать в тыл врага самых юных наших разведчиков — тринадцатилетнего сына полка Колю Соколова и восемнадцатилетнюю разведчицу Веру Куликову.

Однажды, работая над материалом рукописи, я позвонил полковнику Филатову домой.

— Николай Петрович, к сожалению, Андрей Васильевич Ротгольц в Ленинграде, а мне необходимо срочно уточнить кое-какие детали, связанные с работой над книгой. Дело, собственно, вот в чем: он пишет в дневниках о юных разведчиках Коле и Вере. Помнится, я и от вас слышал о них. Интересно, как они попали в дивизию?

— Это вы о сыне полка Коле Соколове? Сейчас-сейчас… Это было, дай бог память, где-то в июне сорок второго года. Наша дивизия, прибыв на фронт, выгрузилась на одной из небольших станций. Затем походным маршем мы направились к Северному Донцу. И вот, даже название запомнил, — в селе Хлевном дивизионные разведчики увидели двух мальчишек, лет по одиннадцати — двенадцати каждому, не больше. Пацаны сидели на крыльце разрушенного дома и горько плакали. Это были осиротевшие братишки Соколовы — Коля и Витя. Разведчики, понятно, решили их «усыновить», взяли с собой. Однако через неделю одного парнишку «увели» танкисты. Заманили в танк, да и увезли. Им, понимаешь, тоже воспитанник понадобился. И остался у нас один Коля, которого приписали к разведроте. Ну, а что касается Веры Куликовой… Примерно в январе сорок третьего года, когда мы освободили город Суджу, в разведроту привели девочку. На взгляд ей было лет пятнадцать, на самом же деле — уже исполнилось восемнадцать, можно сказать, совершеннолетняя. Вера Куликова рассказала нам, что она родом из Москвы, что осенью сорок второго года как радистка выполняла ряд заданий командира партизанского отряда. Но однажды так случилось, что рация у Веры была повреждена, и ей пришлось несколько месяцев прятаться на чердаке дома одного крестьянина, связанного с партизанами. Когда стал приближаться фронт, Вера, по-прежнему маскируясь, где только можно, пошла навстречу ему. Последние три дня скрывалась в Судже, пока не нашла нас.

— Там же она познакомилась и с Колей?

— Да, они даже успели подружиться. Их вдвоем и решили тогда, переодев в гражданскую одежду, отправить в глубокий поиск в район населенных пунктов Кочерово, Воротный и Брусилов…

В чугунной печке с шипением потрескивал сырой хворост. На сосновом чурбаке возле печки, согревая об алюминиевую кружку с кипятком руки, сидел начальник дивизионной разведки майор Мартынов. По правую сторону от него Вера и Коля, слева — дымил толстой самокруткой пожилой обросший крестьянин. На земляной приступке у выхода из землянки сидели трое разведчиков.

— Пейте, друзья, чай, дорога-то дальняя. А ты, Евтихий Иванович, продолжай, — обратился майор к крестьянину.

— Ну дак вот… Минуете лесок, а там по большаку, а лучше-то полем, обочь дороги — по бурьяну да бустылам. Таким макаром еще верст семь прошагаете — и Кочерово. Ну а куму мою Маланью там все знают, скажете только, от дядьки Евтихия, мол, из Макаровки…

— Все понятно, Вера? — майор повернулся к девушке. Та молча кивнула.

— Сержант Симоненко! — позвал майор.

— Слушаю, товарищ майор.

— Как с одеждой для разведчиков?

— Почти готова. Девчата-связисты телогрейку Коле подгоняют. Дуже малы ростом оба…

— Ничего, подрастут, поторопите там их.

Сержант вышел и через несколько минут вернулся вместе со стройной темноволосой девушкой-связисткой, державшей в руках узелок.

— Так, хорошо, — майор встал, взял из рук девушки одежду. — Младший сержант Однолько?

— Так точно, товарищ майор, — улыбнулась связистка. — Однолько.

— Помогите-ка одеться им. Проверьте, все ли так. Где-то надо распороть, разорвать немного. Вату в дырках помажьте землей, подпалите кое-где. Что поделаешь, плохо у нас с гражданской одеждой, и взять негде — населения рядом с нами нет. Вон за Евтихием Ивановичем аж в Макаровку пришлось посылать — не ближний свет…

— Это так, — согласился крестьянин.

Глубокой ночью Вера и Коля были уже за передним краем. Их сопровождали трое разведчиков и сапер. Позади осталась нейтральная полоса.

— Ну добре, хлопцы, — тихо сказал сержант Симоненко, — дальше нам нельзя… Действуйте осторожнее, ховайтесь где только можно, на глаза немчуре меньше лезьте. Ждем вас здесь же через трое суток. Вернетесь, новый рок справим, богато отдохнем. Ну — с богом!

Разведчики исчезли в темноте. Ночь была ветреной. Коля, натянув поглубже малахай, пошел впереди. Вера чуть поодаль от него. Как ни осторожно они шли, под ногами похрустывали корочки льда. Подмораживало.

Пройдя около километра, они остановились у сваленного дерева. Отсюда начиналась роща.