Анатолий Рыбин - Люди в погонах
— А как стоите? — крикнул Жогин. — Скоро забудете, что служите в армии. Изобретатель! Сейчас же подтянитесь, немедленно!
У одного из танков Жогин заметил Мирзояна и старшину Бояркина. Разложив на фанерном щите лист бумаги, они что-то старательно выводили на нем: один — кистью, другой — голубенькой карманной ручкой с вечным пером.
— А вы чем занимаетесь? — спросил Жогин, подходя ближе.
Мирзояна и Бояркина словно кто-то дернул за плечи. Они почти одновременно повернулись, выпрямились и, как в строю, подняли головы. Собравшись с мыслями, голенастый и большеголовый старшина доложил:
— Оформляем боевой листок, товарищ полковник.
Жогин возмущенно покачал головой.
— Вот герои. Люди машины чистят, а вы боевым листком занимаетесь. Очень красиво!
— Они уже заканчивают, — заметил Мельников, стараясь успокоить полковника. — Это у нас итоговый, важно выпустить сейчас.
— Никаких итоговых, — повысил голос Жогин. — Приедете в казармы, там и выпускайте. А сейчас все на чистку машин...
Быстро свернув бумагу, Мирзоян и Бояркин ушли. Жогин посмотрел на комбата, постучал прутиком по валенку, сказал разочарованно:
— Как это получается у вас? Каждый себе хозяин, что хочет, то и делает.
— Я сам разрешил, товарищ полковник, — объяснил Мельников.
— Вот, вот. Сами разрешили, сами поощряете. Чудесно. Потому у вас и чрезвычайные происшествия... — Он сурово нахмурился, поглядывая себе под ноги, потом вскинул голову и снова устремил взгляд на Мельникова. — Ну как это понимать? Люди работают, а комсомольский вожак в стороне, красивый пример. Лучше не придумаешь...
Мельников слушал и размышлял: «Конечно, полковник по-своему прав. Мирзоян всегда должен быть с людьми. Но ведь как важно выпустить сейчас боевой листок, отметить лучших людей, подбодрить всех после такой трудной операции...»
Неожиданно из-за машины вышли генерал Павлов и человек в синем гражданском пальто с черным каракулевым воротником. Увидев Жогина и Мельникова, генерал весело, сказал:
— Ага, вот они. Прошу знакомиться.
Человек в синем пальто протянул руку, негромко отрекомендовался:
— Карташев.
Павлов добавил:
— Секретарь областного комитета партии.
— Знаю, встречались, — сказал Жогин.
— Да-да, — вспомнил Карташев, — кажется, на прошлогодних учениях?
— Совершенно точно.
— Молодцы ваши люди, товарищ полковник. В такой буран и так отважно действовать... Это настоящий героизм. Если бы не солдаты, не знаю, как бы мы отвели эту страшную беду.
Ободренный похвалой, Жогин вытянулся, поднял голову. Карташев повернулся к Мельникову.
— А вам спасибо, подполковник. Спасибо за усилия, за большое человеческое сердце, за все.
Жогину сделалось вдруг не по себе, губы его сжались, как от сильной внутренней боли. Но этого никто не заметил.
Карташев продолжал:
— Я, товарищи, только что говорил, по телефону с Москвой. Докладывал обо всем в цека, правительству. Прямо скажу: неприятность большая, но это касается нас, а ваших людей обещают наградить. Давайте кандидатов.
Он повернулся к Павлову.
— За этим дело не станет, — ответил Павлов и кивнул в сторону Мельникова. — Вот первый кандидат.
— Я возражаю, товарищ генерал, — решительно заявил Жогин.
— Почему?
— Причины вам известны, товарищ генерал. Бронетранспортер поломан, человек лежит в больнице. Еще масса недостатков.
— Простите. — Карташев подался вперед всем корпусом. — За Мельникова ходатайствуют местные власти. Я не знаю вашей воинской специфики, но, мне кажется, подполковник достоин вполне.
— Безусловно, — твердо сказал Павлов и, загибая на руке длинные пальцы, стал перечислять других кандидатов: — Представим ефрейтора Груздева. Непременно. Затем сержанта Мирзояна...
Жогин молчал. Одутловатое лицо его то багровело, то покрывалось бледными пятнами. Павлов назвал известных ему людей и опустил руку.
— Подумайте. — Он посмотрел сначала на Мельникова, потом на Жогина. — Может, еще кого представить следует?
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
В субботу Наташа ходила в кино. Возвращаться домой не торопилась, хотя было уже поздно. После дневной оттепели чуть подморозило. В матовом свете плафонов колыхались редкие снежинки. Крыши высоких зданий упирались в темное небо, пропадая из виду. Лишь окна светились, как огни далеких маяков.
Подходя к дому, Наташа заметила впереди человека в военной форме. Он быстро пересек улицу и, не задерживаясь, нырнул в подъезд. Наташа вздрогнула, вспомнив о Глебе. Но этот был выше ростом и гораздо стройнее. «Кто же тогда?» В своем доме она знала всех жителей. Среди них не было ни одного офицера. «Может, Сережа?» Наташа перевела дух и побежала. Распахнув дверь, быстро откинула на плечи воротник.
Офицер поднимался на третий этаж, уверенно отсчитывая ступени прочными армейскими сапогами. «Он», — решила Наташа и, не чувствуя ног, мгновенно взбежала наверх.
Офицер стоял у двери и нажимал пуговку звонка. Наташа уже набрала воздуху, чтобы крикнуть «Сережа», но вдруг застыла на месте, прижав к сердцу ладонь в синей варежке:
— Ой, как вы меня напугали!
Перед ней был Соболь, немного постаревший, но по-прежнему живой и щеголеватый. О том, что служит он вместе с мужем, она знала из писем. И все же растерялась.
— Вы оттуда... от него?
— Да, представьте, Наталья Мироновна, от него со специальным поручением. Здравствуйте! — Он протянул руку.
— Здравствуйте, — смущенно ответила Наташа.
На пороге появилась Анастасия Харитоновна.
Наташа сбивчиво объяснила:
— Мама, это Сережин товарищ. В одном полку с ним, понимаешь?
— Совершенно точно, — подтвердил Соболь. — Вместе в академии учились. И теперь, как говорится, из одного котелка едим кашу.
Анастасия Харитоновна засуетилась:
— Пожалуйста, пожалуйста. — Впустив гостя в квартиру, спросила: — Сам-то он что думает? Может, приедет скоро?
— Пока нет. Жену приглашает. Вот послание передать просил. — Соболь достал из кармана конверт.
Наташа подхватила его и умчалась в спальню. Там у столика при свете ночника стала читать. В кроватках зашевелились дети. Володя опросил:
— Письмо папино?
Наташа кивнула головой:
— Папино, сынок, папино. Спи.
Письмо было коротким. Кончалось оно словами:
«Приезжай хоть на несколько дней. Все увидишь сама. Если будет трудно с отпуском, поможет Михаил. Будь решительнее».
Выходя из спальни, Наташа спросила:
— Как все же там, в Приуралье?
Соболь хитровато ухмыльнулся:
— Обыкновенно. Звезды светят, но не греют. Сергей находит, что весело.
— А вы?
— Я все-таки постараюсь перебраться в Москву. Прощусь с провинцией не плача.
— Умный человек, — вздохнула Анастасия Харитоновна и ушла на кухню.
Наташа шепнула Соболю:
— Не надо так о провинции.
— Все ясно, — заговорщически подмигнул он. — Молчу, молчу.
Наташа стала расспрашивать о муже:
— Ну что, похудел он там? На здоровье не жалуется?
Анастасия Харитоновна принесла чайник, стала накрывать на стол. Соболь запротестовал:
— Зачем такое беспокойство? Совершенно не требуется. — Он повернулся к Наташе: — Пойдемте в ресторан. Там люди, музыка. А?
— Что вы, — удивилась Наташа. — Никакого ресторана. Сейчас будем пить чай и цимлянское.
За столом Анастасия Харитоновна пыталась склонить гостя к разговору о провинции. Но он довольно ловко уклонялся от ее вопросов. Только изредка бросал невинные фразы: «Оно ведь кто как смотрит» или «В жизни бывает всякое».
Соболь пил вино не торопясь, маленькими глотками, причмокивая. Поднимая бокал, громко произносил:
— За ваши успехи, Наталья Мироновна. Желаю уговорить профессора.
Около двенадцати Наташа вышла проводить гостя на лестницу. Он взял ее за руку:
— Слушайте, строгая женщина, давайте хоть в театр вместе сходим?
Она задумалась:
— Вы понимаете, Михаил, никакого настроения.
— А вот встряхнетесь, и настроение поправится.
— Нет, извините.
— Тогда вот что. Решайте быстрей с отпуском и дайте знать. Живу в гостинице. Адрес — пожалуйста. — Соболь достал из кармана блокнот, вырвал приготовленный заранее листок. — А если потребуется мой разговор с профессором, звоните немедленно. Учтите, выехать мы должны в следующее воскресенье.
Когда Наташа вернулась, Анастасия Харитоновна сидела на диване и плакала, вытирая лицо полотенцем. Острые плечи ее ссутулились, на худой шее вздулась толстая жила. Наташа испугалась, ничего не говоря, села рядом с матерью, обняла ее и молча прижалась к плечу.
Следующий день был у Наташи беспокойным. Ее волновало ее только то, что профессор мог отказать в просьбе. Она не знала, как разговаривать с ним. Чем обосновать свою просьбу?
До обеденного перерыва Федотов был занят в операционной. Потом его куда-то срочно вызвали. Вернулся он усталый перед самым концом рабочего дня.
