Ефим Зозуля - Мастерская человеков (сборник)
Несколько отрицательных типов
По наведенным справкам и личным наблюдениям мне удалось зафиксировать основные черты нескольких отрицательных типов.
Шакал
Проходит коротковатый чистенький человек. Все на нем «приятно», пригнано, все на месте и вполне соответствует «эпохе»: ботинки его почищены, но не так, чтобы это отдавало «снобизмом»: чуть-чуть они все-таки запачканы, чтобы видно было, что человек не очень думает о блеске на них. Его френчик точно в таком же «стиле»: очень пригнан, перешит не без щегольства, но пуговица у воротника отстегнута. (Маленькая лихость, допустимая для ответственного работника.) Волосы (он ходит без шапки) причесаны, но один клок молодо и «буйно» свисает на лоб. Это тоже допустимо, даже до известной степени полагается. Лицо молодое. Глаза голубые, открытые, как будто смелые, как будто честные. И кому придет в голову, что это самая неуловимая, гнуснейшая разновидность самых безжалостных паразитов, с которыми жестоко борются советская власть и коммунистическая партия. Он не растратчик, не преступник, даже не особенно бюрократ; он-типичный представитель другой породы шакалов; он – духовный вор, похититель чужих мыслей, идей, планов. Он живет соками чужого мозга. Он «заведует». Как скромно и с каким достоинством он говорит с начальством. Как, потупясь, он принимает похвалы за то, что не ему принадлежит, за то, что выдумали и сделали его секретарь, помощник, заместитель! Какое у него уменье подбирать себе таких помощников! Как ловко он умеет высасывать чужую инициативу!
Как он умеет безжалостно пить цвет чужой мысли, слизывать пенку чужого духовного кипения! И с теми же голубыми и немигающими глазами, с той же внешностью, скромной, средней, порядочной внешностью советского работника выдавать это за свое. Вряд ли ему даже приходит в голову мысль, что он держится на чужой крови. Высосав помощника, он его выбрасывает. Бездумно. По сокращению штатов или по рационализации.
По улицам ходит спокойно. Он жизнерадостен. Он улыбается.
У него белые молодые зубы.
Исследовать обязательно.
Дурак
Идет пышный советский дурак. Дурь у него скрыта, так же как у того скрыта духовная прострация. Впрочем, дурь дурака не скрыта. Она свисает с его носа, с его самодовольных губ и бровей. Она раскачивается в его глупом ритме рук и ног. Но все это – если вглядеться. Вообще же говоря, он горд. Можно сказать без преувеличения, что не у всякого польского шляхтича можно найти такой «гонор», какой зарыт в советском дураке. Его величественность не знает пределов. Все, что он говорит, – плоско, чрезмерно серединно и с трудом приближается к норме. Но спесь его буквально неиссякаема. Разумеется, он тоже заведует. Он говорит людям: «Короче», «Выражайтесь яснее!» Он бюрократ насквозь, но он все-таки где-то в глубине души знает себе цену. Он отлично понимает, что без этой спеси он был бы скоро разоблачен.
Он на ней держится, впрочем – до первой чистки.
Исследовать обязательно.
Злой человек
Никто не знает, что его разозлило, но он зол. Он не выносит, когда кому-нибудь в чем-нибудь везет… Когда кого-нибудь хвалят он страдает, почти болеет. Страдает не на шутку, точно его глубоко обидели. Теснота, бедность, перегруженность, конкуренция, обман, хитрости и все, что сопровождает тесноту и бедность, делают многих недоброжелательными и настороженными, завистливыми.
И поэтому стоит кому-нибудь поскользнуться, как многие из окружающих и даже близких людей тайно рады. Злой человек – мастер на выдумывание наветов. Как убедительно он их составляет, если ему в лапы попадается жертва. Как доказательно он строит свои обвинения. Он-то уж буквально делает из мухи слона. К сожалению, этот тип весьма распространен в Москве. Его легко узнать по завистливым глазам, по изможденной от вечной ревности всех ко всем физиономии…
Исследовать не мешает в ближайшую очередь.
Герои незаметны
Сложность и непроницаемость советских людей весьма значительны. Еще более или менее нетрудно узнать отрицательных, но угадать положительных почти всегда трудно, а очень часто и невозможно.
Скромность и мужественность
Советские положительные типы отличаются необычайной скромностью. Это действительная, до конца доведенная скромность, основанная на подлинном мужестве, исходящем от раскрепощенных пролетарских масс.
Кто этот юноша?
Проходит юноша. Скромно одетый, спокойный, даже немного невзрачный. Обращает на себя внимание его походка: он так четко и сильно и в то же время сдержанно переставляет ноги.
Кто он? Он немного похож на Нетте, на дипкурьера, который буквально до последней капли крови отбивался от бандитов, желавших отнять доверенную ему дипломатическую почту. Нетте, как известно, умер, пронзенный множеством пуль, и, умирая, просил товарища продолжать борьбу. По наведенным мною справкам, в советской литературе почти нет описаний подобного незаметного героизма.
Обязательно исследовать.
Великая борьба
В городах, деревнях, на границах, на дорогах, в учреждениях, в квартирах – всюду идет борьба и всюду она часто связана со смертью. Лютая классовая ненависть не знает предела жестокости. Убивают за заметку в газете, за отнятую комнату, за высказанную правду. Каждый шаг в укреплении советской власти стоит больших усилий и крови. Каждый шаг требует решительности, мужества, веры в новое и готовности умереть за него.
Необходимо исследовать возможно большее количество людей.
Кто проявляет все это?
Люди. Вот эти самые люди, многие из этих прохожих, в рубашках, в пиджаках, френчах, тужурках. Скромные на вид, порой даже невзрачные. Они текут по тротуару густой массой. Юноши. Взрослые. Всяких внешностей. Всяких обличий. Они умирают за новое, когда это нужно. Они и строят его.
Нам предстоит большая работа
Нам предстоит большая работа. Работать так, как мы работали дома, совершенно невозможно. Надо беспрерывно собирать факты, впечатления и производить тщательные и непрерывные исследования. Надо ездить по разным участкам строительства, надо обязательно изучить тех новых людей, которых порождает сама жизнь, брать у них отдельные новые черты и из них компоновать нового человека. Надо в спешном же порядке исследовать большое количество отрицательных людей для того, чтобы изучить их отрицательные свойства, которые тщательно избегать при создании нового человека. Работу надо начать немедленно.
Глава двадцать четвертая
Капелов глубоко задумался, держа перед собой рукопись. Мурель смотрел на него и старался не мешать: пускай думает, думы мешают не во всех случаях. Иногда они бывают даже полезны.
– Серьезная история, – сказал Капелов. – Мы попали в очень серьезную историю. Все это не так просто, как кажется. Вам придется исписать не одну стопу бумаги. По этим вашим первым записям видно, сколько нам предстоит работы…
– О, конечно, – сказал Мурель, – работы много. Я не знаю, когда мы сможем приступить к ней. Откровенно говоря, я не знаю, с чего начать, столько работы. Ведь человек вообще совершенно не изучен; он мало изучен и у нас, на Западе, где исторические условия и все остальные, которые проистекают из них, способствовали отвердению определенных социальных типов.
И особенно никак он не изучен в советских странах, где старые социальные типы отброшены, оттиснуты на задний план жизни, а новые только-только нарождаются.
Нам предстоит неслыханная работа и, надо прямо сказать, неблагодарная: мы должны начать с самого начала, так сказать, с самого накопления; мы должны ловить живых людей и исследовать их. Никаким источникам нельзя верить. Нет никаких материалов, никаких пособий, никаких описаний – ни художественных, ни этнографических. Это совершенно новая, действительно новая область. Затем, надо менять методы. Так называемые литературные типы нам ничем не могут помочь. Они только могут запутать дело. Во-первых, их нет, во-вторых, они основаны на старой лжи и на перелицовках. Разве можно считаться с галереей социальных типов даже мировой литературы?! Ну что там, в самом деле! Записаны, зарисованы, зафиксированы, намалеваны с разной степенью таланта, иногда даже гения, разные типы мужчин, женщин, представителей тех или иных профессий, общественных групп, классов. Есть капиталисты, рабочие, крестьяне, интеллигенты, есть мечтатели, скупцы, ревнивцы, лгуны, хвастуны, лицемеры всех сортов и видов и так далее. Им противопоставлены мечтатели, простаки, доверчивые люди, положительные люди и так далее и тому подобное. Все это обложено бесконечным количеством подробностей, локальных оттенков, развлекательных черт и, к сожалению, все это безнадежно устарело. Жизнь меняется чрезвычайно быстро, особенно в наше время. Смешно было бы искать в живых людях даже основные черты, знакомые нам по литературным характеристикам. Живые люди почти ничего общего не имеют с самыми глубокими, с самыми обобщенными и гениально зарисованными типами. Типовые образы, над которыми поработали гении мировой литературы, достаточно обветшали. Нет более унылого занятия, чем заниматься перелицовками, какими обычно и занимаются профессиональные литераторы. Они берут лгуна, мечтателя, героя или подлеца и нашивают на него внешность и платье своей страны и своего времени. Жалкое занятие: они не понимают, что сейчас меняется человеческий тип в основе. Ведь не было же еще случая в человеческой истории, когда бы так резко менялись самые основы социального строя. Как же можно заниматься перелицовками и не видеть, не замечать, как в самом корне, в самой своей сути меняется современный человек. Правда, видеть это не так легко. Сколько старых напластований скрывает это новое! Сколько нужно сорвать слоев, сколько одежд, влияний, наследственных черт, сложнейших результатов взаимодействий для того, чтобы докопаться до этого нового! Словом, я не знаю – хватит ли у нас сил. Мы уже несколько дней в Москве. На днях, вероятно, придет от Латуна письмо. Он будет спрашивать, что мы сделали, есть ли у нас заказы… Кумбецкого нет. Денег у нас мало, помещения еще нет, материалов для работы тоже не много, людей нет, положение неопределенное, неоформленное… Затем нам надо скрываться… Впрочем, я нисколько не падаю духом, но обращаю внимание на то, что положение серьезное. Впрочем, вы эту мысль высказали сами, и мне остается вполне согласиться в этим.
