Хозяйка леса - Вера Федоровна Бабич
Любомиров выразительно посмотрел на начальника дороги. Тот утвердительно кивнул головой.
Анастасия Васильевна с горечью и неостывшая возмущением говорила Парфенову, когда они покидали контору:
— Обещают и не выполняют. Лес горит, мы штрафуем, и так продолжается все время. Почему вы не приучили их беречь лес? Вы с ними столько лет работаете!
— Попробуйте вы приучить, — со скрытым злорадством ответил Парфенов. — Я посмотрю, что у вас получится. Думаете, в Деревянке, Пае, Пяжневосельге да и в других леспромхозах Карелии нет пожаров? Там похлеще нашего горят леса. В одной Пяжневосельге за последние годы тридцать кварталов леса сожрал огонь. Лесники давно бьют тревогу, рабочие лесозаготовители возмущаются, а руководство равнодушно. Если по вине директора завода сгорит цех, его под суд, а с наших лесных царьков — штраф. И деньги не из их карманов, а государственные. Их только собственная подпись на акте. Сожжет такой вельможа лесу на миллион и сваливает на стихию. Они — поджигать, а мы — тушить.
Парфенов замолчал, но в душе его продолжала кипеть желчь. Он посмотрит, как она станет осуществлять свои планы.
Надеется горы своротить.
Анастасия Васильевна приехала в Крутогорск. Зайцев выслушал ее рассказ о поездке в Ленинград и огорчился. Миновала святозерская гроза, новая надвигается. Кто ее просил ходить в Ленинграде по научным учреждениям и рассказывать о неполадках в лесном хозяйстве Карелии?
Но все-таки он внимательно разглядывал чертежи «якоря».
— Семен Петрович, «якорь» очень несложный механизм. Баженов — главный инженер леспромхоза — говорил нам, что Онежский завод такой заказ, вероятно, сможет взять. Как бы нам добиться. Поговорите, Семен Петрович, в управлении. Весной сеять под «якорь», а? Двести рабочих заменяет. Сколько он нам вырубок вспашет! — На щеках Анастасии Васильевны играл легкий румянец, глаза блестели.
Зайцев долго думал, тер лоб сухими и желтыми, как воск, пальцами и вздыхал. Да, конечно, очень соблазнительно получить такой механизм для лесхоза, но…
— Может, подождем, а? — осторожно заметил он, поднимая на лесничую усталые глаза. — Получается как бы наперекор управлению: «Вот, мол, мы добыли чертежи. К весне сделайте нам «якори». Наш лесхоз ждать не может…»
— Семен Петрович, увидите, сделают «якори» и для нас и для других лесхозов. Поручите мне чертежи. Я поеду и все объясню.
— Да, нет. Я уж сам съезжу. — Сухие ладони Зайцева, разгладили чертеж.
— Конечно, — подхватила Анастасия Васильевна. — Везите сами. Вы имеете право требовать. Вы отвечаете за лесхоз. И ничего не бойтесь, Семен Петрович. Поэнергичней действуйте. На Онежском заводе сделают якори.
Зайцев тяжело поднялся из-за стола и запер чертежи в несгораемый шкаф. Анастасия Васильевна проследила за его рукой, прячущей ключик в бумажник, кивнула головой на шкаф.
— Надеюсь, вы их туда ненадолго?
Зайцев промолчал. Анастасия Васильевна попрощалась и ушла.
35
Осень. Днем и ночью летят птицы на юг. Стаи уток, гусей, лебедей устремились к берегам далеких стран, где царствует вечное лето. Пожелтели камыши на озерах, оголились лиственные леса. Мягкий ковер из опавшей листвы пламенеет золотисто-багряными красками. Огненно рдеют тугие кисти рябины. На седых мхах — рубиновая россыпь спелой клюквы. Пожелтела, увяла трава. Только багульник, брусника и толокнянка зеленеют на кочках. В лесу свежий, пряный воздух. Пахнет грибами, сырой землей, прелой листвой. Тихо в лесу. Только работяги-дятлы стучат, да в ельнике посвистывают синицы.
Под сапогом Парфенова хрустнула сине-алая сыроежка. Из черничника шумно поднялся глухарь и, цепляясь мощными крыльями за ветви деревьев, полетел в чащу. Парфенов вскинул ружье. Прогремел выстрел. Глухарь тяжело упал на землю. Парфенов поднял птицу за лапу. Голова глухаря волочилась по траве. По толстой с зеленоватым отливом шее алой струйкой стекала кровь.
Анастасия Васильевна укоризненно посмотрела на охотника.
— Мы пришли работать, а не охотиться.
Парфенов невозмутимо молчал. Он спрятал свой трофей в густых ветвях ели.
— Начнем перечет от Светлого ручья?
— Да, — коротко ответила Анастасия Васильевна.
Вот уже целый час идет лесничая со своим помощником по лесу, и оба молчат.
В сосновом бору земля покрыта глянцевитым настилом игольника. Вековой настил хвои скрадывал шорох шагов. Валуны, подернутые лишайником, тяжело и навечно осели к лесной земле. Смутный ропот пробежал по вершинам деревьев и мгновенно стих. Ухо Анастасии Васильевны уловило тонкий свист рябчиков в ельнике.
На поляне неподвижно стояли одинокие березы, бесшумно роняя на поблекшую траву последние червонно-желтые листья. Словно завороженная, следила Анастасия Васильевна за редкой золотой метелью. Сорвется березовый лист и долго кружится в воздухе, будто место выбирает, куда лучше упасть. Осень. Пора увядания. И лишь вереск — вечнозеленый кустарник — цветет и цветет. Нежные веточки с хвоевидными листочками усыпаны мелкими лилово-розовыми цветами. Ему не страшна осень. Иногда он и снег встретит с еще неувядшими цветами. Живучее растение. Он заполнил все поляны, прогалины, просеки, щедро украсил осеннюю землю.
— Лось прошел. — Парфенов показал на свежий погрыз на сосне.
Анастасия Васильевна удивилась. Парфенов говорил с ней только о деле, и то в случае крайней нужды. Она искоса взглянула на грузную фигуру Парфенова, облаченную в синий свитер и ватник: он боялся простуды и во все времена года тепло одевался.
Парфенов обошел сизо-зеленый куст можжевельника с пустыми тенетами паутины на тех ветках, где повис красный лист осины и, не глядя на свою спутницу, спросил:
— Вы отдали чертежи Зайцеву?
— Да.
— Напрасно.
Анастасия Васильевна молчала, ожидая, что он скажет: пусть выскажется дальше.
Парфенов сбил хлыстиком гриб, наколотый на сухой сучок осины — плоды старания белки, сушившей грибы на зиму — и продолжал: — У старика поджилки трясутся, когда ему приходится обращаться к начальству, даже по делу.
Анастасия Васильевна молча подняла брови.
— Он нас терпеть не может! — зло выдохнул Парфенов, кроша сапогами рыжики, густо усеявшие землю.
— Вполне возможно. Я многим неприятна.
Она спокойно продолжала свой путь. С минуту Парфенов шел молча, искоса поглядывая на ее статную фигуру, на непокрытую голову с тяжелым узлом волос на затылке. Вороха опавшей листвы шуршали под сапогами. Он сорвал рябиновую огненно-красную кисть, пожевал терпкие ягоды, сказал с сердцем:
— Стоило ломать копья, чтобы леспромхозовские мыши съели чертежи!
— Я тоже боюсь, как бы старик нас не подвел, — призналась Анастасия Васильевна.
— Вот-вот! — живо подхватил Парфенов. — Не теряйте времени. Заберите у Зайцева чертежи и везите в управление.
— Подождем… Он обещал…
— Да не верьте вы ему, — досадливо поморщился Парфенов. — Зря время растеряете. Пока решат в управлении, да и решат ли?..
— Да, это так, — согласилась
