Борис Бондаренко - Пирамида

Дмитрий покачал головой:

— Не собираюсь ни в чем убеждать тебя.

— А вот мне кое в чем хотелось бы тебя переубедить.

— Это в чем же?

— Ты — большой корабль, а плаваешь пока мелко. Вернее, не так глубоко, как мог бы. Сначала я думал, что все это из-за твоей мягкотелости, из нежелания трепать себе нервы, из-за стремления угодить и нашим и вашим. Но твое поведение во время эксперимента, откровенно говоря, удивило меня.

— Почему?

— Ты ведь очень многим рисковал. Вся твоя карьера могла к черту полететь. Чтобы решиться на такой риск, сила нужна немалая. Я попытался поставить себя на твое место и подумал: а я решился бы на это? Пожалуй, что и нет… Даже наверняка не решился бы, — признался Мелентьев. — И вот этакое… логическое несоответствие и удивляет меня в тебе.

— А может, дело тут не в логике? — усмехнулся Дмитрий.

— В чем тогда?

— Ты хочешь, чтобы я тебе объяснил?

— Да не мешало бы.

Дмитрий помолчал и вздохнул:

— Эх, Валерка, человек ты… Ничего я тебе не стану объяснять. Не сумею, да и вряд ли ты поймешь.

— Вон как…

— Это не в обиду тебе сказано… Просто мы люди разных миров. Ты моего мира не приемлешь, я — твоего, и объясниться нам трудно.

— А ты попробуй, — прищурился Мелентьев.

— Да что пробовать… Жалко мне тебя.

— Жа-алко? — с нескрываемым удивлением протянул Мелентьев, — Вот дожил… Впервые слышу такое.

— И плохо, что никому не приходило в голову пожалеть тебя, посочувствовать.

— А мне это и не нужно.

— А что же тебе нужно?

— Многое. И прежде всего — чтобы мне не мешали работать, дали возможность полностью проявить себя. Я думаю, что способен на многое… И многое сделаю.

— Возможно, — неохотно согласился Дмитрий. — Талантом тебя бог не обидел. Сделаешь…

— Тогда с чего это тебе жалко меня стало? — Мелентьев зло усмехнулся.

— А с того, что, видно, не так уж сладко тебе… в этой пустыне жить.

— В какой пустыне?

— Да в такой… из которой ты пытаешься бежать сейчас.

— Куда это я пытаюсь бежать?

— Куда — не знаю, а откуда — вижу.

— Интересно… И что же ты видишь?

— Да то, что вот уходишь ты — и ничего после тебя не останется здесь. Кроме работы, конечно.

— Мало этого?

— Этого, как видно, даже для тебя мало.

— На Жанну намекаешь?

— Не только. Уедешь — и ведь вряд ли найдется хоть один человек, который пожалеет об этом.

— Далась тебе эта жалость, — с досадой сказал Мелентьев. — Жил до сих пор без нее — и ничего, обходился. И дальше проживу.

— Да живи, кто тебе не дает.

И так явно прозвучало в словах Дмитрия желание поскорее закончить разговор, что Мелентьев, пристально поглядев на него, поднялся.

— Ну что ж, погутарили — и хватит. Видно, и в самом деле неудачное время я выбрал… Ты бы полечился, а то выглядишь неважно.

Дмитрий молча поднялся, протянул ему руку:

— Ну, счастливо.

— Может, когда еще увидимся…

— Конечно… Заявление отдашь секретарю Торопова, она все сделает.

— Знаю.

Дня через три Ольф спросил:

— Куда это Валерка запропастился?

— Наверно, уехал, — сказал Дмитрий.

— В отпуск?

— Да нет, он же уволился.

— К-как уволился?

— Да так. Написал заявление, я подписал.

— Когда?

— Три дня назад.

Ольф долго молча смотрел на него и неуверенно осведомился:

— А ты, это самое… не загибаешь?

— Чего ради?

— А что же сразу ничего не сказал?

— Я думал, он сам скажет.

— Сам, сам… А у тебя что, язык отвалился бы?

Дмитрий промолчал, а Ольф огорченно сказал:

— Черт, как нехорошо получилось… Столько работали вместе, а расстались — как случайные попутчики на вокзале.

Дмитрий с отсутствующим видом смотрел перед собой в стол и явно ждал, когда Ольф уйдет. Но Ольф не уходил. Он вспомнил, как Дмитрий при его появлении торопливо прикрыл газетой исписанные листки, и решил спросить напрямик:

— Послушай, что ты сейчас делаешь?

— Сижу.

— Это я вижу, — серьезно сказал Ольф. — Работаешь над чем?

— Ищу математическое доказательство существования господа бога, — медленно сказал Дмитрий. — А также всех его боженят, ангелят, чертенят и прочей нечисти.

— Ясно, — сказал Ольф, поднимаясь. — Когда прикажешь лететь в Новосибирск?

— Когда хочешь. Только сначала сдай работу.

— Тогда в понедельник и подамся. Что не успею сам — Жанна закончит.

— Мне все равно, — безучастно сказал Дмитрий.

В Новосибирске Ольф пробыл чуть меньше месяца. С первых же дней затосковал по Светлане, по сыну, через неделю уже ругал себя, что выдумал эту поездку, и, стремясь до предела сократить срок командировки, работал с утра до ночи. Одно хорошо было в этой затее — Светлана присылала ему письма, каких не писала никогда. Приходили они почти ежедневно, и Ольф, бережно вытягивая конверт со знакомым почерком из пачки писем на столике дежурной, улыбался, шел к себе в номер и запирался на ключ, хотя помешать ему никто не мог — против обыкновения, знакомыми он почему-то не обзавелся, и приходить к нему в номер было некому. Сначала он быстро проглядывал письмо, чтобы узнать новости, потом удобно усаживался в кресло и читал медленно, и улыбался ласковым словам Светланы, а вечером, лежа в постели, перечитывал письмо еще раз. И на следующий день, не дожидаясь лифта, торопливо поднимался на пятый этаж и шел к столику дежурной. Она как-то пошутила, качая старой седой головой:

— Видно, какая-то крепко присушила тебя, парень. Зазнобушка, что ли?

— Жена.

— Жена? — удивилась дежурная. — Видать, недавно поженились?

— Сыну уже почти три года, — с гордостью сказал Ольф.

— Да ну? — поразилась дежурная. — Видать, дал вам бог счастья…

— Спасибо.

Домой Ольф приехал в субботу поздно вечером. Отметил, что свет в окнах Дмитрия и Жанны горит, — значит, в отпуск еще не уехали, — легко взбежал по лестнице, держа наготове ключи. На площадке мимоходом прислушался к тишине в квартире Дмитрия, решил: «Сегодня никуда не пойду». И, не успев еще открыть дверь, услышал легкие быстрые шаги Светланы, выронил из рук чемоданчик и обнял ее.

За ужином он спросил:

— Как Димыч с Асей?

Радостный блеск в глазах Светланы погас, и она с тревогой сказала:

— Ой, Ольф, я даже не знаю. Диму встречаю редко, он ни разу не заходил ко мне, разговаривать со мной почему-то не хочет, а Ася… — Светлана запнулась и тихо закончила: — Я ее вообще ни разу не видела.

— Как это не видела? — насторожился Ольф.

— Так… С тех пор как ты уехал, не видела. По-моему, она больше не приезжала сюда.

— Не может быть…

— Не знаю, — потерянно сказала Светлана. — Я хотела спросить у Димы, но он такой странный стал. Встретимся на лестнице, а он идет — и как будто не видит меня. Поздороваюсь, он ответит — и сразу мимо. Я так и не решилась спросить, где Ася.

Ольф закурил, подумал немного — и встал.

— Ты к нему? — спросила Светлана.

— Да. Ложись, я скоро.

Ольф решил не звонить, негромко постучал условным стуком, принятым у них еще в студенческие времена. Никто не отозвался. Ольф нерешительно потоптался на площадке, достал ключ и открыл дверь.

Дмитрий лежал на диване, заложив руки под голову, небритый, в мятой рубашке, и смотрел на него.

— Привет, — растерянно сказал Ольф.

— Привет, Рудольф Тихоныч, — спокойно сказал Дмитрий и сел, упираясь кулаками в диван. — Давно приехал?

— Минут двадцать.

— Быстро ты, — сказал Дмитрий, и непонятно было, к чему это относится — к командировке или к приходу Ольфа к нему. — Садись, чего стоишь.

— А где Ася?

— Нету. Рассказывай, как дела.

— Где Ася, Димыч?

— Я же сказал — нету, — посмотрел на него Дмитрий спокойными темными глазами. — Давай рассказывай. Все успел сделать или еще придется ехать?

— Все.

Ольф торопливо стал рассказывать о поездке, но Дмитрий поморщился и тут же остановил его:

— Куда тебя несет. Поподробнее, не в бирюльки же ты там играл.

И Ольф, чертыхнувшись про себя, должен был подробно рассказывать о тех многочисленных делах, которыми пришлось заниматься ему в Новосибирске. Дмитрий слушал внимательно, задавал вопросы, и Ольф успокоился, решив, что с Асей все в порядке, — наверно, ненадолго уехала в командировку или к родным. Когда он закончил, Дмитрий задумчиво сказал:

— Ну что ж, отлично… Ты неплохо поработал… Теперь что, в отпуск поедете?

— Наверно… А все-таки — где Ася?

— Уехала.

— Куда?

— В Каир.

— Брось шутить, — упавшим голосом сказал Ольф.

— Ну, какие тут шутки.

— Надолго?

— На три года.

— Да как же она могла… — с яростью начал Ольф, но Дмитрий с непонятной рассудительностью прервал его: