Адъютант Пилсудского - Федор Федорович Шахмагонов
— Вы боитесь отвечать за свои поступки? Или, может быть, вам стыдно, что вы бессильны доказать осмысленность своих действий?
— О нет! Напротив!
Курбатова всего ломало, он прошелся по ковру, расстеленному по полу. Подошел к вешалке.
— Можно раздеться? Я отвык от тепла!
— Разденьтесь! — разрешил Дзержинский,
Курбатов устроил на вешалку шапку и шинель,
Пока он раздевался, Дзержинский успел переглянуться с Артемьевым. Артемьев понял, что Дзержинский доволен экспериментом.
Курбатов вернулся к столу.
— Шевров арестован?
— Нет, Шевров не арестован. Пока не арестован... Он выдал вас, надеясь этим купить себе снисхождение.
— Это неправда!
Дзержинский поморщился.
— Правда, Курбатов!
Курбатов махнул рукой.
— Мне все равно... На ваши вопросы я отвечать не буду. Следствию ничем не помогу. Верните мне оружие, я застрелюсь... Если вам неудобно, чтобы это случилось здесь, в гостинице, отвезите меня за город, заведите в подвал, куда угодно! Я прошу у вас милосердия!
Дзержинский покачал головой.
— Где и когда мы обещали нашим врагам милосердие?
— Может быть, и не обещали... Неужели вам необходим суд? Мне нестерпимо разбирательство! Результат тот же. Я сам...
Курбатову могло показаться, что Дзержинский задумался. Он прошелся по комнате, остановился возле Артемьева.
— Василий Михайлович, у вас патроны из нагана?
Артемьев вынул из кармана горсть патронов.
— Когда мы ехали в машине, я разрядил наган,
Дзержинский расставил патроны на столе.
— Мы должны проверить, какие это патроны.
— Пули отравлены! Можете не проверять!
— Верю, Курбатов! — вдруг гневно воскликнул Дзержинский. — Подлость за подлостью! И вы еще требуете милосердия!
— Тогда арестуйте меня и обходитесь, как с арестованным!
— Может быть, Курбатов, придется прибегнуть к этой акции. Пока она преждевременна. Я хотел с вами говорить.
— Я не хочу! Это допрос? Я не буду отвечать на ваши вопросы.
— Нет, это еще не допрос! Я хотел бы спросить вас... Вопрос не относится к кругу интересов следствия. Вопрос чисто эстетический...
— Большевики — и эстетика! Хм! — усмехнулся Курбатов.
Дзержинский не обратил внимания на усмешку.
— Мне докладывали, — начал он, — что вы дворянин, Курбатов...
— Дворянин! И этим горжусь!
Дзержинский остановил его предупреждающим жестом руки.
— Я тоже дворянин, но не вижу в этом предмета для гордости. Вы дворянин, офицер... Скажите, Курбатов, как вы относитесь к жандармам?
Курбатов не ожидал такого вопроса.
Он переспросил:
— К жандармам? Как можно относиться к жандармам? Жандарм — это несчастье России...
Дзержинский обезоруживающе улыбнулся.
— Я рад, что у нас с вами совпадает отношение к жандармам. Хотя бы на один из вопросов у нас с вами одна точка зрения...
— Неужели вам так важно мое отношение к жандармам?
— Очень важно, Курбатов! Мне очень интересно, почему вы, офицер, дворянин, попали в компанию жандармов? Разве может исходить что-либо порядочное из их рук? Не может, Курбатов. И вы в этом со мной согласились!
— При чем тут жандармы?
— Шевров — жандарм. Даже хуже! Тайный жандармский осведомитель. Провокатор, убийца...
— Но он всего лишь мой связной. Лицо подчиненное.
Дзержинский отрицательно покачал головой.
— Это далеко не так! Он главная скрипка в вашем оркестре. А вас держали взаперти для какого-то темного дела. Какого? Вы знали, для какого дела?
— Вы можете мне доказать, что Шевров жандармский осведомитель?
— Это очень легко сделать! — ответил Дзержинский.
Он выдвинул ящик в столе, на настольное стекло легла папка из архива жандармского управления.
Фотографии Шеврова анфас, в профиль, его обязательство доносить в жандармское управление о всех неблагонадежных, потом приказ о зачислении тайным платным агентом.
Курбатов брезгливо захлопнул папку.
— Вы можете, Курбатов, — предложил Артемьев, — ознакомиться с содержанием его донесений.
— Не надо...
— Курбатов... — тихо, как бы в раздумье, произнес Дзержинский. — Владислав Павлович, не так ли?
— Так.
— Вы не состоите в родстве с генералом Павлом Алексеевичем Курбатовым?
— Я его сын.
— Сын? Сын героя Порт-Артура? Павел Алексеевич Курбатов из славной семьи. Это же всем известно! Он внук декабриста Курбатова! Вы правнук декабриста Алексея Курбатова! Я не ошибаюсь?
— Нет, вы не ошибаетесь.
— Правнук декабриста и — жандармы... Странное, дикое сочетание, противоестественное сочетают!
— Каждый борется за свою Россию, господин Дзержинский!
— За Россию! Высокое имя, высокая честь! Вы правы, Россия для каждого своя! За какую же вы Россию намерены бороться, Курбатов? Где вы бывали, что видели, кроме кадетского корпуса и юнкерского училища? Где вы бывали, кроме Петрограда?
— В имении.
— Где?
— В Тульской губернии.
— У вас было большое имение?
— Нет! Маленькое имение.
— Может быть, вас обидело, что вы потеряли это имение?
— Нисколько! Моя мать едва с ним управлялась. •»
— Стало быть, я могу считать, что вы лично имущественных материальных претензий к большевикам не имеете?
— Нет! Не имею.
— Итак, вы бывали в имении матушки. Учились... Какую же все-таки Россию вы хотите защищать? Россию дома Романовых?
— Нет! Что вы! — воскликнул Курбатов, даже с ноткой возмущения в голосе.
— Сколько вам лет?
— Двадцать один год. Через месяц исполнится...
— Двадцать один год — это и мало и много. У нас есть красные командиры, которые в вашем возрасте командуют армиями. Вы хотели бороться за Россию, даже, вероятно, спасти Россию! Какую Россию? На этот вопрос у вас нет ответа!
Жизнь свою Курбатов считал конченой, и все, что с ним происходило в эту минуту, он воспринимал почти как нереальность. Он даже где-то про себя отсчитывал, сколько ему часов осталось жить. Зачем тогда, к чему это длинное и трудное объяснение? Чего от него хотят?
Там, в той квартире в Петрограде, не проходило вечера, чтобы не сыпались проклятия на большевиков. Пришлось наслышаться всякого. Но человек с лицом, обтянутым бледной и мертвенной кожей, его главный наставник, сказал в последний вечер перед тем, как ему сесть на поезд:
— Все, что говорилось нашими старичками, забыть! Ни глупости, ни убожества у большевиков нет! За ними стройная и страшная логика жизни. Их вожди совсем не марионетки. Ленин — значительнейшее лицо современности. Запомните: это сильный человек, умный, образованный, блистательный полемист. Дзержинский... Это непосредственный ваш противник! По странной случайности мне довелось с ним однажды столкнуться. Ни одна разведка мира не имела такого руководителя! Страстная убежденность в своей идее. Ум философа, способности ученого,
