Белая дорога - Андрей Васильевич Кривошапкин
— Бу-у-ув! Був-був-був! — неожиданный собачий лай прервал мысли Гены. Бег упряжных оленей стал упругим и легким. Их тоже обрадовал долгожданный лай собак. Значит, жилье совсем рядом. Значит, конец пути, отдых.
Впереди темнели три палатки. У подножья сопки чернел довольно обширный кораль[4]. Там и сям в беспорядке стояли нарты. «Наверное, уже глубокая ночь, раз все спят», — подумал Гена, заметив, что ни одна труба не дымит. Только подумал, как на стенках палаток заплясали отсветы зажженных свечей, послышались глухие удары дерева о железную печку. Это поленья тычутся в дверцу и бока печки, когда человек сует внутрь приготовленные для растопки дрова. Из тонкой трубы хлопьями повалил густой дым, сильно защекотал ноздри горьковато-сладким запахом. Гена распряг тяжело дышащих оленей. Скинул с себя доху и сразу почувствовал необычную легкость в плечах. Ударяя нога об ногу, сбил с торбазов[5] снег и двинулся к ближней палатке, на ходу развязывая под подбородком тесемки меховой шапки.
— Вот и я. Здравствуйте, — сказал Гена, плотно запахивая за собой дверцу, чтобы не выпускать тепло.
— Дорообо. Здравствуй. Ты, Гена? — улыбаясь, спросил Кадар и слегка пожал широченной ладонью руку гостя. Он уже оделся и хлопотал с чайником. Жена его тоже поднялась с постели и смуглыми мягкими пальцами заплетала длинные косы.
— Который час? Наверное, уже за полночь? — спросил Гена.
— Нет, только десять. Тяжелый день был. За волками гонялись, вот и легли пораньше, — словно оправдываясь, ответил Кадар. Он был высок ростом, обожженное ветрами широкоскулое лицо в отблесках пламени свечи и печки казалось полированным. Бросались в глаза прямой низкий нос с широкими ноздрями, тонкие жесткие губы и массивный подбородок. Особой радости бригадира, несмотря на его улыбку и суету с чайником, Гена не чувствовал. «Может, ему не сообщили, что я буду вместо Степана?» — подумал он, а вслух сказал:
— Что-то долго ехал, аж устал.
Гена снял с себя шерстяной вязаный шарф, меховую куртку. Он понял, что попал в палатку бригадира. Задняя стенка и бока палатки утеплены оленьими шкурами. На полу — толстый слой лиственничного стланика, тоже укрытого шкурами. Нечто вроде большой перины. На ночь здесь расстилают постель. Узкое пространство вокруг печки вымощено четырьмя рядами гладко обтесанных толстых жердей. Для удобства и безопасности — не дай бог выплюнет огонь из печки горящие искорки, упадет уголек на жерди и потухнет, а коснись он шкур или стланика — не миновать беды.
— Дорога дальняя, не скажешь, конечно, что одна нога — здесь, другая — там, — согласился Кадар. — Немудрено и устать. Да ты садись, сейчас чай пить будем.
— Получается, я добирался до вас полсуток, — Гена с удивлением посмотрел на часы.
— Главное, ты приехал, — вновь улыбнулся Кадар, его узкие глаза совсем превратились в щелочки, по краям которых резво побежали тонкие морщинки. Редкие для северян густые брови и волнистые, с проседью волосы резко выделяли его среди оленеводов. Да и имя ему подобрали под стать: Кадар — по-эвенски значит глыба, скала. Был он могучим и на редкость сильным. Гена с детства знал Кадара. Он был старше его лет на десять. Знал и его жену Капу. Женаты они вот уже лет пятнадцать, и все эти годы Капа была словно тенью Кадара, и зимой, и летом пасла с ним совхозных оленей.
— Я слышал, ты это расстояние преодолеваешь за шесть часов, — Гена вопросительно взглянул на Кадара. Тот промолчал, но похоже было, что похвала пришлась ему по душе.
— Он всегда такой… торопливый, — улыбнулась Капа.
— Разве плохо, когда муж спешит к жене? — озорно хохотнул Кадар, откинув назад крупную голову.
— Я не об этом хотела сказать, — Капа смущенно посмотрела на Гену.
— О чем же тогда?
— Оленей загоняешь до смерти, — и она, мягко ступая, вышла из палатки.
— Ха-ха-ха, — беззлобно засмеялся Кадар. Потянулся за чайником, который уже весело плясал на огне, стреляя густым паром. Жена занесла с улицы мерзлые куски мяса, бросила в котел с водой и поставила на печь. В это время снаружи послышался скрип шагов, и в палатку бригадира вошли два пастуха. Когда в стойбище приезжает поздний гость, все поднимаются с постели, выказывая свое уважение.
— О, Гена! — воскликнул молодой, невысокого роста, бледнолицый парень.
— Здорово, Кеша, — Геннадий тоже обрадовался, он знал, что тот пастушит в бригаде Кадара. С ним не так скучно будет — все-таки сверстник.
— Привет, Нюку, — Гена пожал руку и второму оленеводу, пожилому коренастому мужику.
Гена с Кешей вместе учились в школе. Гена поступил в сельхозтехникум, а Кеша не стал дальше учиться. Почти сразу же подался к оленям. С тех пор и работает оленеводом. Жена его Кэтии тоже здесь, она, как и Капа, всюду следует за мужем. В бригаде Кадара она — чумработница: готовит на всех еду, латает и сушит одежду, шьет торбаза. Работящая. Только вот беда — детей у них с Кешей нет.
— Куда едешь? — спросил Нюку, вынимая из бокового кармана трубку.
— К вам. Пастухом.
— К нам?! — Кадар удивленно поднял глаза, такого «подарка» от своего дружка Урэкчэнова он не ожидал. Ему даже не сообщили — кого посылают, и это больно задело его. Могли бы и посоветоваться… Капа тоже резко вскинула голову и уставилась на Гену. Нюку поднес было горящую спичку к трубке, но застыл в изумлении, позабыв прикурить.
— Ты же электрик, как же так? — Кеша недоуменно пожимал узкими плечами, но по тому, как заблестели его черные глаза, было видно: он явно обрадовался приезду друга. — Или на работе у тебя что случилось? — забеспокоился он.
— Нет, ничего не случилось. Я сам к вам попросился. Может, думаете, обузой вам стану? Но я ведь как-никак зоотехник… бывший, конечно. Сейчас все заново начинать придется. На вас надеюсь, друзья… Поможете ведь? — улыбнулся Гена.
— Что ты! Мы так и не думаем, — за всех ответил Кадар. — Конечно, поможем. Ты быстро освоишься… Просто… неожиданно как-то… Что ж Урэкчэнов не сообщил-то? — Глаза Кадара бегали туда-сюда, и Гене снова показалось, что бригадир не особенно рад его приезду.
— Как там мой Гиго? — спросила Капа.
— Видел позавчера только, он в школу шел.
— Дед прилетел, Гена? — Кеша спрашивал о деде Семене.
— Выздоровел старик, вернулся. Слышал, сюда собирается.
— Хорошо!
— Добрый дед, без него нам скучно, скорей бы
