Михаил Колосов - Карповы эпопеи
Подошла Ульяна, тоже взглянула на хату со стороны и принялась ругать Карпова: и черт безрукий, и окаянный, и не умеешь — не берись, и сколько тебе говорила: семь раз отмерь, а потом уж режь. Чего только не услышал Карпов от нее, но в ответ ни слова не говорит: виноват. Чешет затылок, соображает.
— Ну, теперь что? — не отстает Ульяна. — Крышу пересыпать? И пальцем не притронусь, сам делай, раз до этого глаза твои были в заднице.
— Ладно, не ругайся. Что-нибудь придумаем.
— Придумаешь! — и пошла, недовольная, в дом. А Карпов взял да и придумал.
Он снял с крыши с каждой стороны по четыре ряда черепицы, сорвал латы и как бы удлинил каждую крокву — прибил бруски с напуском над стеной. Снова положил латы и покрыл черепицей. Крыша, правда, получилась как бы вогнутой, хата словно крылышки чуть приподняла, но зато сток теперь нормальный, стены в непогоду замокать не будут.
— Уля, иди погляди,— позвал он жену, уверенный, что она одобрит его смекалку и работу.
Вышла Ульяна, встала на противоположной стороне улицы, долго смотрела молча, качала головой.
— Ну что? — не выдержал Карпова.
— Забыла, как называется.. У Микиты в книжке китайская хата нарисована...
— Фанза? Был в Китае в войну, видел, ну и что?
— Какая там хванза. Богода?..
— Пагода, — подсказал Карпова.
— Вово. Так вот это ты и сделал.
— Придумала, — обиделся Карпова. — И совсем непохожа. А потом, красота нам нужна чи шо? Было б крепко да тепло.
Однако критика жены задела Карпова, и вскоре он снова снял черепицу с крыши — с той стороны, что выходит во двор. Удлинил еще метра на два навес — большой такой козырек получился. Снизу столбами его подпер. Пространство между столбами до половины кирпичом заложил, а верхнюю часть застеклил. Получилась веранда. Веранду он стеклил, уже когда белые мухи полетели, а красил только на следующее лето.
Так Карпов неожиданно в поселке обогнал многих и многих. Редко у кого веранду встретишь, а у Карпова есть. Теперь летом семье Карповой благодать: обедают и ужинают они на веранде — светло и прохладно, прямо как на даче.
Так закончилась шлакобетонная история. Но это не последняя из строительных историй, у Карпова их было много. Можно было бы рассказать еще, как Карпов выкопал у себя в саду колодец и внутренность его облицевал цементными кольцами, которые частью сделал сам, а частью привез из оставшихся на работе. Делали под железнодорожной насыпью водоспуск — трубу из бетонноасбестовых колец. Когда сделали, кольца остались. Какие-то щербатинками, какие с трещинами. Брак, одним словом. Карпов их прибрал и определил в дело.
Можно было бы подробно рассказать о колодце, до это только удлинило бы нашу повесть. Да к тому же колодезная история у Карпова закончилась неудачей. У нас в поселке с водой плохо, во всех колодцах она жесткая, невкусная, для варева и стирки не годится. Носят воду бабы издалека — от школы, что стоит на выгоне. Там колодец глубокий, — бросишь, бывало, камешек, и пройдет много времени, пока услышишь всплеск. Вот и задумал Карпов выкопать у себя такой же. Копал, копал, воду достал, но она оказалась, как и везде, — плохой.
Так что эту историю можно и опустить. Тем более что нас ждет еще другая сторона Карповой жизни.
Дело в том, что Карпов всегда держал в своем хозяйстве какую-нибудь живность: кур, корову, поросенка. Коз держал. С козами он связался, когда с коровой пришлось невмоготу: корм добывать стало трудно. Карпов ликвидировал корову и завел козу. Эта скотина неприхотливая, корму ей надо мало, а молока хоть немного, но дает, есть чем забелить борщ, чем помаслить кашу.
Кстати, в козьем деле Карпов был новатором. Потом уж и другие переняли его опыт. И переняли так, что коз на нашей улице в короткое время развелось немыслимое количество и некогда зеленая окраинная улица наша быстро превратилась в пустыню. Вся растительность в палисадниках — желтая акация, жасмин, сирень и прочее,— все было съедено начисто. Листья на деревьях остались — рукой не достать: ниже козы все ощипали, обглодали. Зато имена им давали ласковые, девичьи. Вечером, бывало, только и слышишь: Майя, Майя!.., Клара, Клара!.., Феня, Феня!.. Даже Анжелика одна была — длинноногая, стройная, гордая и кокетливая. Масти она была неопределенной, вдоль белой мордашки проходила темная полоса, расходящаяся к рогам. Ресницы длинные, черные. Красавица, одним словом. Помнится, хозяин из-за красоты и держал ее, потому что другого проку от нее никакого, молока — как от козла.
Но козы у нас царствовали недолго, их почему-то быстро вывели. Может быть, виной тому были их прожорливость и всеядность — не знаю. А только козья эпоха вспыхнула яркой кометой на нашем небосклоне, пролетела и погасла. Лишь хвост от нее, как и положено от кометы, долго еще таял — и это были козы Карпова. Он дольше всех держался за них. Но все же в конце концов и он не выдержал напора жизни, свел на нет.
Теперь об этих животных напоминает лишь оставшееся с тех времен прозвище нашей улицы — Козлиная.
В чем Карпов был стоек и непреклонен и в чем он не отступил ни на один шаг за всю свою жизнь — так это в свиноводстве. Свиней Карпов держал всегда, при любых обстоятельствах. Без поросенка ему, что без жены: и холодно, и голодно.
Эпопея свиная. Подпольный поросенок № 1
До войны дело было...
Рвется с цепи Буян, захлебывается собственной злостью — не может достать врага. А враг, видать, лютый, ненавистный, порвись сейчас цепь — остались бы от него одни клочья: Буян расшматовал бы его, вот как эту палку — хряп, хряп, только щепки летят во все стороны. Нёбо занозилось, боль нестерпимая, отплевывается в хрипе Буян и еще больше свирепеет.
Вышла на шум Ульяна, увидела — маячит за забором чья-то голова, мужская, незнакомая. Говорит что-то, из-за собаки не разобрать что. Прикрикнула на Буяна — замолчал.
— Загородились, как в крепости, — ворчал гость. — Хозяин дома?
— Дома,— сказала Ульяна, силясь узнать, кто бы это мог быть и зачем.
— Войти можно?
— Можно. Отчего ж нельзя, — отодвинула засов, откинула крючок, впустила во двор незнакомца. Увидела: с портфелем — начальство, значит, какое-то. И тут же испугалась: зачем? Повела в дом.
Карпов прихворнул немного, лежал. А тут поднялся, стоял, терпеливо ждал, пока пришедший отстегивал блестящий замок потертого портфеля и вытаскивал толстую прошнурованную книгу.
— Поросят держим?
Карпов не сразу ответил, будто не понял вопроса, лихорадочно соображал, что бы это значило и что на это отвечать. Ничего не придумал, сказал невнятно:
— Как все... А шо?
— Сейчас есть?
— Да... есть...
— Много?
— Хм... Много! Один.
Гость раскрыл книгу, поставил перед собой чернильницу-невыливайку, макнул в нее несколько раз школьную ручку с пером рондо, навострил его на пустую строчку. И только теперь счел нужным представиться:
— Я из поссовета. Уполномоченный по переписи домашних животных. А точнее — свиней. Попрошу: фамилия, имя, отчество.
— Мое? — спросил Карпова. Он еще не мог взять в толк, что это за перепись такая, и потому не спешил с ответами.
— Конечно, ваша. Поросенка, что ли?
— Мое — Карпов Турин. По отечеству Романович... — Карпов заглядывал через плечо писаря в книгу — прочитать хотел, кто там записан перед ним, — тогда он, может, хоть что-нибудь бы сообразил насчет этой писанины. Но книга была открыта на новой странице...
— Турин... Карп... Романович... — бормотал уполномоченный, записывая. — Так, Карп Романович.
— Не Карп, а Карпова. Карп — то рыба есть такая, а я Карпова,— поправил он писаря.
— Правильно — Карп, — уверенно и безразлично проговорил уполномоченный.
— Пиши, как знаешь, — Карпов отвернулся. — Хоть горшком зови, абы в печь не сажали. А только у меня и в пачпорте написано: Карпова.
— Ладно. Это не важно. Так, значит, один?
— Один. Сказал же. — Карпов окончательно обиделся на этого представителя поссовета, не понравился он ему: строит из себя начальство, с портфелем ходит, а толком ничего не объяснит, что к чему. И водочкой попахивает — кто-то, наверное, уже угостил. Можа, и мне предложить ему? На всякий случай. Все добрее будет, — соображал Карпова. — Только как к нему подступиться о этим делом? Не сплоховать бы, сурьезный дужа...
Выручила Ульяна. Словно подслушала мысли мужа, подошла и запросто сказала:
— Мы ишо не обедали. Дак, можа, пообедаем, а потом уже и балакать будете? Наверное, цельный день ходите, проголодались?..
— А и то!.. Давайте? — обрадовался Карпова.
Не поднимая головы, уполномоченный проговорил:
— Спасибо, не голоден.
— Вольному воля, — сказала Ульяна и осталась стоять рядом. Карпов скосил на нее глаза, успокоил: Ладно, мол, пусть...
— Значит, один? — переспросил писарь.
— Один, сказал же. Врать буду, что ли, — Карпов окончательно обиделся на уполномоченного и решил держать себя независимо: видали мы таких, бояться мне нечего, что я — украл того поросенка? Осмелел, спросил: — А для чего все это?
