Сергей Снегов - Ветер с океана
— Знаю, знаю Алешу, вместе штурмовали город, — сказал новый знакомый. — Мы ведь собственной кровью завоевывали эту землю. И как странно получилось! Алешу свалили на берегу, где сейчас мое рыбацкое хозяйство, а мне прострелили ногу в десяти метрах от теперешней «Океанрыбы». Породнились, можно сказать. А через него и с тобой родственники.
Миша промолчал.
— Теперь послушай меня, парень. Оформление в этом заведении ладно, если месяц, как начкадров пообещал, а бывает и три. А если в характеристике хороших словечек недобор, так и вообще отказывают. Иди-ка лучше ко мне в рыболовецкий колхоз «Рассвет». Брат у Алексея плохим быть не может — выпущу в море сразу. Для начала в Балтику на малых судах, а там и в Атлантику. Фамилия моя Крылов, Матвей Иванович, об этой фамилии плохого не услышишь, о капитанах моих тем более — здешним ни одному не уступят! Ваш сосед по дому Куржак — из моих бригадиров, поинтересуйся у него.
Мише музыки морской, так громко звучавшей в названиях траулеров и в наименовании «Океанрыба», в словечке «колхоз» не послышалось. Словечко было глуховатое — для полей и лесов. Но после обидного разговора с заместителем по кадрам отказываться наотрез было боязно. Он пробормотал, что надо бы подумать.
Крылов хлопнул Мишу по плечу.
— Думай! А надумаешь — приезжай в Некрасово, там наша контора.
Он удалился, припадая на больную ногу. Миша без радости пошел к инспектору заполнять анкеты.
6
Два капитана, Трофимовский и Доброхотов, стояли у входа в «Океанрыбу». Трофимовский, назначенный начальником каравана рыбацких судов, отправляемых на промысел в Северную Атлантику, договаривался с Доброхотовым, одним из своих капитанов, когда лучше выходить в море. Из управления вышел мрачный Карнович. Доброхотов задержал его.
— Что-нибудь выяснил, Леонтий Леонидович?
— В приказе числюсь, но почему, никто толком не знает, — хмуро ответил молодой капитан. — Формулировочка без оснований: «Бирюзу» направить на промысел в Балтику. Даже в Северное море выхода не дали!
— Поговори с Березовым, — сочувственно повторил Доброхотов. — Он тебя любит.
— Буду говорить с Кантеладзе, — раздраженно сказал Карнович. — Николай Николаевич меня предал. И, следовательно, разговаривать с ним бесполезно. Мне сказали, что еще стармех Сергей Шмыгов пострадал.
— И его тоже? — удивился Доброхотов. — Вот уж кого бы я с радостью взял на свою «Ладогу». Андрей Христофорович, — неужели без согласования с тобой? Это ведь твой механик! И ты ничего не знал?
Трофимовский с сокрушением развел руками.
— Пришлось уступить. Механик он, конечно, хороший, но на берегу буйствует. Поведение несоразмерное квалификации.
— Что значит буйствует? Не дерется, больше других не пьет, чудит, правда. Мог бы объяснить Кантеладзе!
— С ним, сам знаешь, какой разговор…
— Вон он, Шмыгов, смотрите! — закричал Карнович. — И, точно, чудит!
В стороне, куда показывал молодой капитан, по улице из парка двигалась группка ряженых.
В центре был осел, грустный, заморенный, уныло поводящий ушами, еще унылей перебирающий ногами. На шее у него висели желтые бусы, ноги и хвост были схвачены зелеными бантами, на ушах красовались белые. Верхом на осле восседал мужчина в цилиндре, пиджаке, одетом на голое тело, небритый и до того длинный, что ноги толкались о землю, и он, когда осел уставал двигаться, шел сам, таща осла. С одного бока у осла висел чемодан, с другого — второй, поменьше. Мужчина в цилиндре играл на аккордеоне, а другой мужчина позади осла, по виду — пропившийся бродяга, хмуро бил в барабан. Всех занятней был третий, шагавший впереди. Худой, темнолицый, в гражданском костюме, но в фуражке с «крабом», он тянул осла за узду и во весь голос читал стихи.
— Вот же дает Сережка! — хохотали кругом. — А Пашка, Пашка! Языком-то как чешет!
Когда группка приблизилась к управлению, передний поднял руку и заговорил:
— Которые хорошие — прошу к нашему шалашу, а плохие — иди своей дорогой! Выпивка за наш счет, а кому не нравится, что Сережка без галстука, так галстук он ближе Гибралтара не покупает.
— А бриться летаю в Москву, — сипло возгласил мужчина в цилиндре. — По случаю нелетной погоды третий день со щетиной.
Чтец стихов заметил капитанов и торжественно встал перед ними.
— Поэт и штурман Павел Шарутин приветствует промысловых испытанных руководителей! От музы штурманства и рифм, усевшейся в порту на риф, склоняюсь, сколько сам могу, пред мощными на берегу! — особо продекламировал он Доброхотову и добавил, подмигивая — Штурман Павел Шарутин получил два килограмма дензнаков, механика Сережку Шмыгова бухи завалили рейсовой получкой, пускаемся теперь в новое плавание, не так дальнее, как пьяное.
— Визу закрыть обоим! — сердито сказал Доброхотов. — Писатель, квалифицированный моряк, с кем связались? С бичами связались! — Он показал на барабанщика, уныло стоявшего позади осла.
— Убедили! Черт же, как я чуток к принципиальной критике! Меня надо воспитывать, я поддающийся! — Шарутин повернулся к своим товарищам и мощно продекламировал — Я камбузником был и коком, стал штурманом и поэтом. Теперь я презрительным оком взираю на вас, отпетые!
Шарутин подождал, пока утихнут хохот и свист, и обратился к капитанам. Голос его звучал издевательски-почтительно:
— А вас зато приглашаю, Леонтий Карлович и Борька; на стаканчик сладкого чаю и два стаканчика горькой. Вас не зову, Андрей Христофорович, — сказал он Трофимовскому. — Вы для Сережки — начальство, Сережка на берегу начальства не признает. Ваших забот и в море по горло, и здесь — за горло хватают. Надоели вы каждому, Андрей Христофорович.
— Скоморохи! — Доброхотов укоризненно качал головой. — Сергей Севостьянович! Для кого этот шутовской спектакль?
— Для Кантеладзе, для кого еще? Он с Кавказа, там ценят артистов, — просипел Шмыгов. Он махнул толпе рукой. — Кто попроворней? А ну, на второй этаж, приглашайте управляющего на персональный концерт. Добавим ветра в его двенадцатибалльные приказы.
Из толпы закричали, что управляющего нет. Шмыгов недоверчиво переспросил: так ли? Карнович подтвердил, что Кантеладзе уехал. Шмыгов соскочил с осла.
— Давай большой чемодан, Тимофей! — сказал он барабанщику. — Концерт окончен, проваливайте подобру-поздорову! — объявил он веселой толпе и зашагал в гущу деревьев.
Остывший Шарутин попросил извинения, что назвал Доброхотова Борькой, это для рифмы в стихах, а не для поношения. Доброхотов не обиделся. Штурмана встревожил мрачный вид Карновича. Не случилось ли чего на «Бирюзе»?
— Потом поговорим, — сердито сказал Карнович. — Пока ты не остыл от скоморошества, толковать с тобой бесполезно.
Толпа, понявшая, что представление окончено, возвратилась к «Океанрыбе». Из парка вышел Шмыгов, одетый нормально. Вместе с костюмом он, казалось, сменил и манеры, и голос — пропала сиплость от старого облика осталась только щетина на щеках. Шмыгов сказал Доброхотову:
— Три дня не брился — и напрасно. Не удалось попугать начальство! Тимофей, — обратился он к барабанщику, — ты по-быстрому крой в ту конюшню, верни осла со всеми причиндалами. Давай маленький чемоданчик, бери большой. На, держи монету, — он вытащил из чемоданчика пачку денег и, не считая, сунул, — заплатишь за амортизацию копыт и хвоста, еще добавишь на сорок градусов хозяину и на сено ослу, а что останется — возьми в магазине сухим и мокрым пайком и неси к себе, мы через полчаса прибудем.
Барабанщик потащил осла. Вместо чемоданчика на боку теперь висел аккордеон. Шмыгов взял под руку Доброхотова — А ты с нами, Борис Андреевич! Будем праздновать, что земля тверда под ногами. Четвертый день хожу по улицам — не качаются!
— Да меня Лиза со свету сживет, если опоздаю хоть на час! — Доброхотов сел в освободившееся такси.
Шмыгов увидел на тротуаре Мишу и знаком подозвал его. Хмурое лицо Шмыгова подобрело…
— Салага! Наниматься пришел, так? Море, море, зыбкая дорожка! Ох, и тянет! Пашка, что ты видишь в глазах чернявого? Особенные глаза, правда?
— Водянистые, — проворчал штурман.
— Об этом и речь. Морские глаза! Моторист, ясно. У меня младшего моториста нет, возьму. Тебя, парень, Семеном?
— Михаилом, — ответил Миша. Озорной стармех, разыгравший диковинное представление, ему нравился.
— А по глазам — Семен. Ладно, пусть Миша. Примирюсь. Ты с машиной накоротке? Шатун от цилиндра отличишь? Винт от гайки?
— Пока с машинами не работал.
— Еще лучше. Не надо переучивать. Мой кадр. Беру. Паша, этот парень пойдет с нами. На, понесешь. — Он сунул Мише чемоданчик.
— Да я занят, — неуверенно сказал Миша. Шмыгов страшно выкатил глаза.
— Чтобы Сергей Шмыгов приглашал, а гость отказывался? Сроду не бывало. И не допущу! Все занятия на сегодня отставишь. Точка. — Он с гримасой посмотрел на небо. — Скоро дождь грянет. Надо спасаться. Настоящий моряк воду на берегу недолюбливает.
