За родом род - Сергей Петрович Багров
Моментально вспотевший, он стер со лба рукавом рубахи вместе с потом пятидесятку, не посмотрев, как она полетела, кружась над крыльцом, пружинисто встал и схватил бы Володю за лацканы серого пиджака, чтобы вытряхнуть душу, да к плечам его привалились Колька и Вася. Ребята держали Шуру, а тот вырывался и обещал каждому по оградке с хорошим колом на свежей могиле.
— От ты какой! — сказал Федотов, вставая. Был бригадир в расстройстве и гневе. — Отпустите его! — приказал ребятам. — Я по-своему с ним! — и отвел налитую мышцами руку немного назад, чтобы можно было прицельно ударить. Но не успел. Остановил его голос Раскова. Категорический, грубый голос, каким пресекают назревшую драку.
— Сто-ой! — прокричал Володя, увидев в лице Щуровского напряженность. Казалось, злоба от Шуры почти отлетела. В длинных глазах, смотревших на бригадира настороженно, держалась пугливая мысль, что сейчас станут бить. То и было невероятным, кричали глаза, что бить станут трезвого, за пустяк, а точнее, за гонор, который Щуровскому не унять, ибо такое ему не под силу.
— Дурак! — Бригадир отвернулся от Шуры и встретился взглядом с Расковым. — Спасибо, Володька! Отвел от греха!
— Мы все погорячились, — ответил Расков, чувствуя краем лица, как на него посмотрел с удивленной задумчивостью Щуровский. — А ссориться нам ни к чему.
— Да! Да! — горячо поддержал Федотов. — В конце концов мы рабочие люди. Нам в раздоре нельзя. Гибельно это. Для всех! — Тут бригадир подхватил рулон рубероида, чтобы разрезать его на куски.
Жест Федотова был воспринят как приглашение взяться тотчас за работу. Все колыхнулись и двинулись, каждый заранее зная, чего ему делать. «Так и должно быть», — подумал Володя и, взяв на бороду топора подстенную балку, понес ее с Колькой к расставленным вешкам. В душе его что-то происходило. Недавняя ярость, какую питал он к Щуровскому, заслонилась предчувствием примирения. И почему-то не главным стало казаться, что он не мастер, а работяга, что друг пренебрег им, как человеком без перспективы, и что любимая девушка отвернулась. Главным было сознание собственной правоты и ощущения мира, в котором Расков как бы выравнялся со всеми, что рядом — Миша Федотов, Колька Дьячков и Вася Хоробрин, словно они ему братья, и все они держатся друг за друга.
Весь день, пока Володя ставил в ямы обвитые рубероидом блестящие сваи, пока поднимал на пару с Дьячковым долгие балки, пока настилал полы и сколачивал козлы, он ощущал в себе незнакомые чувства. Их было лишка для одного, и он любил товарищей по работе и даже к Шуре испытывал сострадание человека, чье сердце болеет за каждого, кому сегодня до безобразия плохо.
