Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
Наивная, игривая, поэтичная песенка!
— Это — «деишмэ», народная песня-диалог, — пояснила Баджи, окончив: она всегда пользовалась случаем щегольнуть не только талантом, но и своей ученостью.
— Ты хорошо спела!
— Правда?
Еще сегодня утром она дала себе зарок не очень-то доверять похвалам: в театре их наслушаешься вдоволь — не разберешь, где правда, где лесть. Но сейчас ей хотелось верить.
Саша сидел, облокотившись о столик. В свете лампы его русые волосы казались еще светлей. Баджи всматривалась в него и только сейчас заметила, что рука его лежит на ее толстой клеенчатой тетради, забытой второпях перед уходом.
Сердце Баджи екнуло: а вдруг он прочел то, что она о нем писала? Он имел право заглядывать в ее письменные работы, но разве мог он предполагать, раскрыв одну из ее тетрадей, что проникнет в ее «хранительницу тайн»?
— Саша, ты знаешь, что я была замужем? — спросила она неожиданно для самой себя, дивясь и страшась этого вопроса, который давно хотела ему задать.
Он не ответил, и она, опустив глаза, добавила:
— За кочи…
Тогда Саша сказал:
— Не надо об этом.
Баджи поняла: он знает, конечно. Как глупо было думать иначе, обманывать себя! Воздвигнутая ею хрупкая стена рухнула, и Баджи упрямо сказала:
— Я хочу, чтоб ты знал все, все!
Она принялась рассказывать. О, как стыдно, как трудно, как больно ей ворошить те страницы ее жизни!
Саша чувствовал это, пытался ее остановить, но она движением руки сама останавливала его и продолжала свой рассказ.
Она говорила долго, не таясь, и рассказала все. Она лишь умолчала о той рыжеволосой с накрашенными щеками и золотыми зубами, к которой ока приревновала ненавистного Теймура и которая била ее пухлым зембилем по лицу под смех базарных зевак, — рассказать об этом было свыше ее сил.
— Та жизнь — позади, — сказал Саша, когда она умолкла. — Не будем о ней вспоминать!
Баджи сидела, понурив голову, прислушиваясь к дождю, шумящему за окном. О, если б он мог унести вместе с песком в пылью те прошлые годы, смыть следы минувших горестных событий!
Саша взял Баджи за руки, ласково обнял.
Сердце Баджи забилось… Саша, родной! Он понял ее и не осудил… Как хотелось теперь, чтоб он знал все, что написала она о нем в этой толстой клеенчатой тетради! Как хотелось, чтоб он узнал и все то, что еще не дописано, осталось в сердце! Как радостно, что он сейчас здесь, рядом с ней, что его рука обнимает ее. Как хотелось в ответ за все обнять его, расцеловать!
Но Баджи овладела собой и отстранилась, едва слышно промолвив:
— Не надо…
Что удерживало Баджи дать волю своим чувствам? Разве не мечтала она давно о такой минуте? Стыдливость? Робость? Следствие долгих веков женской неволи? Но разве не была она уже в столь многом открытой, смелой? Может быть — гордость? Но чем же ей было перед ним гордиться? Может быть, то, что в старой сказке побуждало царевну томить юношу, которому втайне — боясь признаться даже себе — она уже отдала свое сердце? А может быть, то, что заставляло девушку в песенке «деишмэ» хотеть быть просом, высыпавшимся из рук, и куропаткой, скрывшейся в облаках, и газелью, убежавшей в горы, и яблочком, спрятавшимся в кованый сундучок?
Саша спросил ее:
— Почему ты такая?.. — И в голосе его прозвучало невысказанное желание, а в глазах, устремленных в ее глаза, была мольба.
Баджи не ответила.
Он взял ее за руки. И руки его показались ей горячими, властными, какими она их никогда не знала, и ее охватило томление идти навстречу этой силе и теплоте.
В наступившем молчании он прочел ее чувства и коснулся губами ее лба, глаз, щек. Теперь она не отстранялась, словно замерла. Тогда он снова обнял ее. Она повернулась к нему на мгновение, и он ощутил теплоту и нежность ее губ.
Часть четвертая
НОВЫЙ СЕЗОН
САЛОН ПОПОЛНЯЕТСЯ
Однажды, идя к Ляле-ханум, Хабибулла встретил инженера Кулля.
Они остановились, обменялись несколькими малозначительными фразами.
Впервые видел Хабибулла своего знакомца в столь мрачном состоянии духа. Желтое, осунувшееся лицо Кулля подергивалось, рука, державшая папиросу, дрожала.
«Похмелье», — понял Хабибулла.
И неожиданная мысль мелькнула у него в голове.
— Послушайте, Кулль… — мягко промолвил он. — Не хотели бы вы отвлечься от ваших невеселых дум? Я могу вам в этом помочь.
— Вряд ли… — буркнул Кулль.
— Тут, неподалеку, есть у меня один приятный дружеский дом, куда я сейчас иду и где вы, даю слово, не проскучаете, — продолжал Хабибулла, словно не услышав ответа Кулля.
Кулль угрюмо молчал.
— И рюмка превосходного французского коньяка, настоящего финь-шампаня, обеспечена там для вас! — искушающе подмигнул Хабибулла, тронув инженера за рукав.
Кулль вяло усмехнулся:
