Сергей Снегов - Ветер с океана
Как-то ночью Мария Михайловна дежурила в хирургическом отделении. Ольга Степановна, оставшись на ночь, выждала, пока Юра заснет, зашла в дежурную комнату поделиться с подругой впечатлениями о жене Доброхотова. Мария Михайловна возразила:
— Что до меня, то я давно догадывалась, что она не такая, какой кажется. Знаешь, это, может быть, парадоксально, но она, оставаясь дома, когда Борис Андреевич уходил в рейс, мысленно двигалась вместе с ним. Изо дня в день следовала душою по его курсу. Отсюда ее настойчивые требования у диспетчера каждый день сообщать, где сегодня находится муж. И она одновременно изучала моря, по которым он ходил, порты, где швартовались его суда. Они находились на разных краях земли, но одновременно совершали одно путешествие — он в океанах реально, она на берегу — мысленно.
Ольга Степановна сказала задумчиво:
— Ты разъясняешь одно мое заблуждение. Лиза всегда казалась мне туповатой. Я порой возмущалась, что долгое отсутствие Бориса Андреевича не вызывает в ней тоски. Я так остро чувствовала разлуку с Сережей! А Лиза просто не разлучалась со своим Борисом. Знаешь, я все время повторяю одно стихотворение Шарутина, две строчки, не знаю, хороши они или плохи, но они не выходят из памяти.
— Я читала подборку его стихов. О каких строчках ты говоришь?
— Ты, океан, великий разлучник, соединил нас, разъединив.
— К Доброхотовым эти строчки вполне подходят.
— Не только к Доброхотовым, — сказала Ольга Степановна. В дежурную вошла сестра. Один из недавно оперированных пытается сорвать с себя повязку. Мария Михайловна поспешила в палату. Ольга Степановна ушла к Юре. Мария Михайловна, справившись с беспокойным больным, заглянула к сыну, пощупала его пульс, осторожно провела рукой по раскрасневшемуся от сна лицу. Она знаком показала Ольге Степановне, что здесь все хорошо, та может снова идти к ней. В дежурной Мария Михайловна сказала:
— С тобой что-то странное, Оля. Ты очень переменилась. Ольга Степановна помолчала, перед тем как ответить:
— Ты угадала, Мария. Не знаю только — как? Я стараюсь никому не показывать своего состояния.
Мария Михайловна с улыбкой смотрела на подругу.
— Раньше ты для дежурства у Юры выбирала дневные часы, когда Сергей Нефедыч на работе, а сейчас стараешься дежурить ночью, а ведь он в это время дома. И когда у тебя нет неотложного дела, ты всегда думаешь о чем-то — и так странно задумываешься!
— Мне кажется, у нас с Сережей надломилась жизнь…
— У вас? — воскликнула Мария Михайловна. — Не выдумывай! Такая идеальная семья! Мы с Алексеем всегда считали — нет более влюбленной пары! И не мы одни.
Ольга Степановна покачала головой. Многое переменилось в их жизни. И прежде всего переменился Сергей. Разве этот располневший медлительный человек похож на прежнего стройного, быстрого, нетерпеливого? Приходя с работы, он сразу валится на диван. Он отказывается играть с детьми, его не увлекают их заботы и забавы, он перестал бегать с ними наперегонки, залезать с ними под стол, а ведь раньше это была их любимая забава — забраться туда, накрыться скатертью — ищи нас мама! Он прежде приходил на берег на три недели, на месяц. За это короткое время они три-четыре раза бывали в театре, по десяти раз в кино. За девять месяцев, что он на берегу, они только раз посетили театр, только раз! Он стал солиден, скоро станет важным. Где его всегдашнее беспокойство, от которого им так доставалось? Он же был сумасброд, проказник, молодой не по годам. Сейчас он не по годам — старик!
— Раньше Сергей работал в море, отдыхал на берегу, сейчас он работает на берегу. Разница огромная.
— Ты права, есть разница. И она вполне достаточна, чтобы перестать быть счастливой.
— Летом вы поедете в отпуск. Ты увидишь на отдыхе прежнего своего Сергея — веселого, доброго, проказника.
— Нет, Мария, все не так. Две вещи недавно потрясли меня — два неожиданных разговора.
— Что за неожиданные разговоры?
Ольга Степановна подошла к окну, всматривалась в ночную темь. На улице перестали ходить трамваи, не ездили автомашины, не было видно прохожих. И в больнице стало тихо — был тот час, когда почти все больные погружаются в сон. В коридоре не слышалось торопливых шагов сестер, спешащих на помощь, никто не вызывал дежурного врача. Ольга Степановна отошла от окна, села на стул. Первый неожиданный разговор состоялся неделю назад. Куржаки умоляли уговорить Алевтину вернуться домой. Она зашла к Лине, когда возвращалась с дежурства у Юры. Лина не хочет вернуться. Она описывала свои обиды, она жаловалась, что Кузьма не понимает, как ей тяжко без него, как ей страшно за него. И она говорила точно такими словами, какими Ольга Степановна рассказывала о себе Сергею. Те же фразы, даже голоса их, такие разные, вдруг стали похожи: «Страх, вечный страх! У вас ураган, вас несет на скалы, разбивает, вы обледеневаете. Уткнусь в подушки и молча плачу, такой охватывает ужас».
Мария Михайловна с удивлением проговорила:
— Не понимаю, что могло потрясти тебя? Положение одинаковое, — жены рыбаков. Похожие чувства отливаются в одинаковые слова.
— Не это меня потрясло, что говорим одинаковыми словами, — задумчиво сказала Ольга Степановна. — Я не дура, понимаю, что такое быть женой рыбака. Я спросила Лину, что ей нужно для счастья, чего она добивается от Кузьмы? Она стала описывать, чего хочет, а я слушала и холодела. Алевтина называла, что я имела, именно это! И если бы она попросила рассказать, как я жила с Сергеем, она услышала бы то, о чем мечтает. Она желает одного — устроить жизнь с Кузьмой так, как была устроена моя жизнь с Сергеем. И она ничего другого не ищет для счастья, а я все это имела — и была несчастлива. Можешь ты это понять?
— Могу! Ты совершила одну ошибку. Сергей работал в море, там проходили его будни. На берегу он праздновал. Ты захотела превратить всю свою жизнь в непрерывно длящийся праздник. Ты задумала отменить будни, и это не удалось. Календарь не пишут одними красными цифрами, красные дни увенчивают обыденные, но не могут исключить их. Ты не согласна?
Ольга Степановна рассеянно глядела в окно, в непроницаемую предрассветную тьму. И ответила не сразу.
— Знаешь, Мария, я скажу кое-что, что тебя удивит. Не такая уж я бестолковая, чтобы не понимать: одно дело — отдыхать на суше, другое — трудиться на ней. И что праздники перестанут быть столь праздничными, а будни затопят существование… Что ж, и это я понимала. И готова была с этим примириться. Почти все люди с возрастом толстеют, становятся медлительными, в них остывает прежний жар. Молодость проходит, вот и все! И я уверяла себя, что все совершается по законам жизни, ничего не поделаешь, раз уж жизнь такая. Зато Сережа всегда, со мной, нет больше разлук, остальное несущественно! Говорю тебе, я готова была принять такую жизнь.
Она замолчала. Мария Михайловна испытующе глядела на нее.
— А теперь ты не хочешь принять такую жизнь?
— Да, Мария, больше не могу ее выносить!
— Что же случилось нового?
— Я уже сказала — произошел второй разговор, который потряс меня. Может быть, надо сказать поскромней, попроще, но не могу, это единственное слово — потрясена! Я все вдруг увидела по-иному, чем воображалось. Знаешь, идешь в предгрозовые сумерки, ничто не кажется незнакомым, и вдруг молния пронзительно все озарит и неожиданно поймешь, что мир вокруг тебя иной, ты еще не видела его по-настоящему.
— Ты говоришь, а я тебя не понимаю.
Ольга Степановна рассказала, как они с мужем пошли встречать возвращающиеся суда; и как на пристани Сергей бросил ей упрек, что она превращает встречу моряков в спектакль и радуется речам и музыке, а он впадает в отчаяние от того, что сейчас увидит родной свой дом, который она заставила его покинуть; и как он бежал из гавани; и как уже почти неделю они не разговаривают, лишь обмениваются несколькими словами; и что поэтому она выходит к Юрочке ночью, ей тяжко сейчас оставаться с Сергеем, она, покормив и уложив детей, уже одетая, чуть он входит, покидает дом; и как она все допрашивает себя, что ей теперь делать?
— Сергея можно понять, — сказала Мария Михайловна. — Он разволновался, понемногу успокоится. Все войдет в прежнюю норму.
— Не хочу жить по-прежнему! Меня ужасает норма, о которой ты говоришь! Одни будни, морские, сменялись другими буднями, сухопутными, так как утверждаешь. Все по-другому! Катастрофа, вот что произошло! Я сделала Сергея несчастным.
Мария Михайловна пробовала спорить, Ольга Степановна не дала. Совершилось несчастье — и она одна виновата!.. Море было не просто рабочей площадкой для Сергея. Как часто он со смехом говорил: «Поле нашей деятельности — океан», это так по-деловому звучало. Как радостно он твердил: «Так соскучился в море по берегу, так неможется без вас!» — и ее обманывали такие признания. Нет, она не обвиняет Сергея во лжи, все было правдой — в море работали, а не веселились, в море тосковали о береге. Но это не вся правда, только половина. Океан и рабочая площадка и призвание, в нем Сергей тосковал по берегу, на берегу тоскует по океану — вот это и будет всей правдой. Он стремится в океан, он радуется берегу — и это одно единое! А она разорвала эту связь. И что получилось? Нет, Сергей не разлюбил ее, он просто стал спокойным, почти равнодушным. Его не зажигает то, от чего он прежде вспыхивал, он теперь не нуждается в огне. Он хорошо работает, он слишком самолюбив, чтобы плохо работать. Исчезло только одно — увлечение. Нет увлечения дома, нет на работе, нет и в душе. И это начало взаимного охлаждения! Дальше так жить она не может.
