Харий Галинь - Повести писателей Латвии

Девушка мгновение колебалась, потом отодвинула мать в сторону. Взлетели откидываемые с лица волосы, и она, как была, почти обнаженная, повисла у Мартыня на локте.

— Тьфу! — сплюнула Мирта. — Ни стыда, ни совести. Я говорила: добром не кончится, коли в доме нугисты завелись.

Она повернулась и пошла в свою комнату. Пусть сами разбираются в своих пакостях, она не желает на это смотреть. Старая отомкнула шкафчик, достала бутылку бальзама, рюмку, налила ее до половины и осушила. Прислушалась. Все ругаются. Пусть себе ругаются, от крика быль небылью не сделается. Ах, племянник, племянник! Ученый человек, и вот поди ж ты… Правда, так уж повелось: ученые-то люди на деревне испокон веку искали, какую бы овечку обстричь. И Мирта, опустившись на припечек, вспомнила, как молодой плотовщик соблазнил Лизету, да потом и бросил. Пришлось ей, бедной, на дубу повеситься, по сей день на том месте крест виднеется. Да взять хоть ту же Хилду, соседку, еще чуть — вся бы жизнь наперекосяк пошла, да, спасибо, Веперис взял замуж, и Даумант поспел в законном браке на свет появиться…

Скрип дверцы шкафа за стеной пробудил Мирту от воспоминаний. Чего это Олита там делает? Надо посмотреть. Ну как же, бывшая невестка собирала вещи.

— Мы уезжаем, — завидев хозяйку, объяснила Олита. — Я не оставлю своего ребенка этому старику на… на… — она принялась тереть глаза.

— Обещал ведь жениться. В нонешние времена от жен-то легко избавляются. И потом, Дагния…

— Фигу ему! Ласме учиться надо.

— Честь-то потеряна…

— Ах, не будь же такой старомодной, мать! Сейчас нет такой девушки, которая замуж невинной бы вышла.

— Да что ты! Не может того быть! — удивилась Мирта.

— Только я думала, это будет какой-нибудь симпатичный парень, студент, к примеру. Может, стал бы зятем. А этот… Через пять — десять лет в развалину превратится. И будет Ласма ухаживать за этой рухлядью, да, почитай, в одиночку детей поднимать. Нет уж, спасибочки! Не бывать этому!

Мирта вздохнула.

— Вы тут с ума сходите, а мне терпеть. Крыльцо вон так разобранное и стоит.

— Там работы на один день. Пусть Мартынь заканчивает.

— И правда, Мартынь, — согласилась Мирта. — Только как бы не укатил вслед за вами. Какими глазами он тут на людей смотреть будет?

— Ну, тогда Даумант.

— Язык не повернется просить. И так от зари до зари на комбайне трясется.

— Ну, не знаю, — бывшая невестка раздраженно передернула плечами. Старуха устраивает трагедию из-за какого-то крыльца, когда тут у человека, может быть, вся жизнь испорчена…

Хозяйка хутора еще какое-то время постояла рядом, но бывшая невестка не обращала на нее никакого внимания. Несколько задетая, Мирта потопала искать племянника, чтобы заставить его работой искупить свою вину.

Мирта пробиралась краем мелиоративной канавы к перелеску. Там тропинка огибала осиновую рощицу, а за нею виднелся соседний хутор Калнаблусас[4]. Это уж Даумант, когда привез сюда Элгу, назвал его Саулгожи[5], а Мирта до сих пор придерживалась старого названия. На деревьях еще держались осиновые листья, уже прихваченные морозом. Держались еще крепко, разве что какой посуше красным кружочком падал на мох. Недалеко от тропинки, в папоротнике, Мирта приметила семейство мухоморов. Стой, стой, где мухоморы, там и подосиновики должны быть, бормотала старая. Грибное-то время вроде прошло, да в последнюю неделю опять теплынь стояла, надо все же поглядеть. Папоротник цеплялся за юбку, ноги путались в траве, но Мирта знай себе лазила по лесной опушке. Уже казалось, что зря, что нет ничего, вот тут-то и увидела она красно-бурую шляпку. Нагнулась, чтобы взять гриб, и неподалеку, в тени папоротника, увидела еще один.

Во дворе хутора Калнаблусас, то бишь Саулгожи, Хилда с внуками загоняла сбежавшего из клетки кролика. Пожилая женщина держала наготове фартук, который сняла, чтобы накинуть на беглеца, когда дети подгонят его. Молодой кролик породы «серый великан» лениво петлял меж кустами крыжовника, казалось, вот-вот Агра его схватит, но кролик делал скачок подлиннее и вновь был недосягаем. Маленький Каспар, хлопая замызганными ручонками, угонял его еще дальше. К счастью, заячья природа заставила беглеца сделать петлю, и это вселило в преследователей новую надежду…

— Ах, бог с ним! — завидев соседку, выдохнула Хилда.

— Поди сюда, Каспаринь! — сладко проговорила Мирта, вытянув трубочкой губы. — Гляди-ка, что я нашла! — Она протянула малышу подосиновик. — А ты уж большая, чего по грибы не ходишь? — спросила старая у Агры, стоящей поодаль.

Девочка, застеснявшись, отвернулась.

— Пойдем в дом! У Элги уж небось обед готов, гостьей будешь, — пригласила Хилда.

— Недосуг мне, — отказалась Мирта. — С Даумантом поговорить надо.

— Нет его. Вчера в район вызывали. Нонче на работе.

Когда пообедали, Мирта отодвинула свою тарелку на середину стола, сложила на коленях руки и сказала:

— Мне бы надо, чтобы Даумант свозил меня в город.

— В воскресенье, может быть… — неуверенно пообещала Элга.

— В воскресенье не годится. Мне надо в рабочий день.

— Не знаю, удастся ли ему вырваться.

— Тогда скажу прямо: хочу уладить завещание.

— Это и тут, в сельсовете, можно, — пояснила Элга.

— В сельсовете неохота. Вроде как не по-настоящему.

— Да ты ведь будто давно дом-то Мартыню завещала, — удивилась Хилда.

— Дом домом… Тут в лимузине дело! Вишь ты, поначалу и его Мартыню наметила. Да у Дагнии сердце чересчур уж холодное. Будто так и ждет, когда я помру. Тогда я решила — пусть Ласме будет. Ласковое дите, все бабушкой меня называла. А тут такой теятер разыграла… Не хочу, чтобы в моем лимузине бесстыжие люди ездили. Словом, надумала лимузин отписать вам.

Сделав ударение на последнем слове, Мирта закончила свою довольно длинную речь и, выставив вперед крупный нос, поглядела на обеих женщин. Молодая казалась смущенной, пожилая как бы остолбенела.

— Да, так и решила, м-м-мх-мх-м, — Мирта потерла руки.

— Спасибо, соседушка, за уважение и все такое… — пробормотала Элга.

— Как же не уважить? Лучше добрый сосед под рукой, чем родственник за тридевять земель. Ишь, удрали, побросали все, а тут зима на носу… Ноги переломала бы на крыльце-то, если бы не Даумант…

— Его вчера в район вызывали, — начала рассказывать Элга. — И там сказали, чтоб на той неделе ехал в Ригу. Выставка достижений народного хозяйства, которая Всесоюзная, премирует его «Москвичом». Такие дела…

— Тоже небось дорогая штука.

— Нет, задаром.

— Как? Прямо иди да бери?

— Ни копейки платить не надо. За хорошую работу. Так куда мы вторую машину денем?

— Вот времена-то пошли, — Мирта в недоумении тряхнула сцепленными руками. — Кидаются лимузинами, будто это безделки какие. Я хучь тридцать копеек уплатила, а ему и вовсе за спасибо!

— Ну, не скажи, — обиделась Элга. — Дауманта лучшим комбайнером признали.

— Поди ж ты! — Мирта всплеснула руками. — Да уж и то сказать — вкалывал от зари до зари. Так, значит, отказываетесь от моего лимузина?

— Уж не обижайся, соседушка! Спасибо тебе за доброту!

— Нет так нет… А я что же… я ничего, не обижаюсь. Что ж поделаешь, если людям лимузин не нужен…

Хозяйка хутора Леясблусас поднялась. Закрыв за собой дверь, она постояла немного в сенцах.

— Дура ты, дура! — услышала она, как Хилда отчитывает невестку. — Другую-то машину продать бы можно. А уж деньги нашли бы, куда деть!

— На что это было бы похоже! — возразила Элга. — Будто мы из-за машины ей помогали и все такое…

Шаги приблизились к дверям. Мирте пришлось уходить, не дослушав разговора.

Даумант Веперис на своем «Москвиче» цвета яичного желтка ехал третьим, сразу за катафалком и председательскими «Жигулями».

Он взглянул в смотровое зеркальце: Мартынь ссутулился, не то устал, не то думает о чем-то, Фридис Фигол, наоборот, сидит прямой как свеча.

Даумант никого из чужих не собирался везти. Думал, рядом сядет Элга, сзади — мать и ребятишки — вот и все места, только для своей семьи. Да потом переиграли, решили: ни к чему старому человеку и детям на кладбище мерзнуть. Так заднее сиденье и освободилось. Даумант мог бы взять директора школы, ей предстояло говорить надгробную речь, да директора подхватил председатель. И Веперису оставалось лишь пригласить Мартыня, Олиту и Виктора. Мартынь как-никак ближайший родственник покойницы… Виктор отказался — мол, поедет на похоронной. Олита, увидев, что в машину садится Мартынь, буркнула «спасибо» и заспешила к колхозному автобусу, да так энергично, что каблуки сапог впивались в подтаявшую землю. В это время незваный-нежданный появился Фридис Фигол. Пришлось взять, как откажешь старому человеку, — место есть, и потом, Фридис, можно сказать, почти родственник. Тот сел и все время неотрывно смотрел вперед — то на дорогу, то на председательскую машину, то на похоронную, украшенную елочками.