Александр Черненко - Моряна
— А мы уже собирались, Катерина Егоровна! И артель организовали! — и Лешка кратко, сбивчиво рассказал о только что состоявшемся собрании.
— Узнаю, узнаю Алексея Захарыча! — удивленная Кочеткова благодарно пожала Матросу руку. — Чего же мы, товарищи, на берегу торчим? Пошли в поселок! И давайте сейчас же партийное собрание проведем. Там и поговорим обстоятельно обо всем... Товарищ, — обратилась она к милиционеру, — вы партийный?
— Нет...
— Ну все равно, пойдемте с нами.
Все двинулись в поселок, громко и взволнованно разговаривая, минуя Дойкина, попрежнему недвижно стоявшего у столба с иконой.
Из-за штормового ветра Алексей Фаддеич не слышал, о чем говорили на берегу ловцы и рыбачки, не слышал он их разговора и когда проходили они мимо него. Но он чувствовал, понимал, что надвигается новое большое испытание. Зачем было приезжать сюда из города в такое тревожное время Кочетковой — не для свидания же с матерью! Да и то, что прикатившие сегодняшней ночью приятели Владимира Сергеевича поспешно собрались ехать дальше, — говорило о многом.
Дойкина сдавило удушье.
И вдруг ему захотелось побежать вдоль берега, захотелось нагнать свою флотилию, рассказать Владимиру Сергеевичу и его приятелям о новой лихой напасти и просить их — нет, не просить, а потребовать, приказать! — чтобы быстрее пробирались они под Гурьев к своим людям, чтобы быстрее поднимали народ.
— Шуровать надо, будоражить! — вырвалось у него. — Отпор готовить, обороняться! Нет, не обороняться, а наступать. Наступать!..
Моряна, все усиливаясь, жгла острой, соленой влагой.
Пожарище камыша охватывало новые и новые крепи, заливая ревущие воды и льды протока кровавыми отблесками.
«Все одно как в гражданскую... — подумал Дойкин, оглядывая пожарище. — Тогда полгорода спалили...»
Он чувствовал подмывающую его месть и готов был рвануться вдогонку своей флотилии, но ее уже было не видно.
«А ежели баркас наладить?» — мелькнуло у него о моторном судне.
Распахнув поддевку, Алексей Фаддеич с шумом ринулся на берег к оставшейся своей флотилии.
А пожар, подгоняемый моряной, грозно гудел, расстилаясь над приморьем жгучим красным полымем.
По небу летели искры, хлопья пепла; пахло гарью и дымом.
Под ударами ветра над протоком носились чайки, они кричали пронзительно, тревожно.
Лютое пожарище стремительно катилось в сторону моря; огонь, все разрастаясь, рвался в задымленное небо, зловеще бушуя багровыми волнами.
Глава двенадцатая
Собрание коммунистов и комсомольцев проходило у Андрея Палыча.
У ворот на скамейке сидела Евдоша и никого не пропускала в калитку. Ловцы и рыбачки, взбудораженные созванным Лешкой-Матросом необычным собранием, таинственным исчезновением незнакомца, приездом Катюши Кочетковой, взволнованно шумели, спорили, пытались прорваться в дом Андрея Палыча, нетерпеливо заглядывали в окна.
— Нельзя! Говорю же, нельзя!.. — предупреждала Евдоша ловцов и рыбачек, все порывавшихся проникнуть в калитку. — И в окна заглядывать нельзя! Люди же работают, заседают!.. Не мешайте?.. Да потише! Потише, прошу?..
— Как же можно потише! — возмущалась Анна Жидкова, то и дело заглядывая в крайнее окно. — Эдакое поднялось во всем поселке!
— Скорей бы тряхнуть Турку! — кричал Коляка, не отходя от калитки. — Турку тряхнуть бы! А они — опять заседать!
— Заседали же мы! Решили! — подхватил Макар и взмахнул газетой. — И газетки про то пишут: давай артель — и баста, а рыбников — к ногтю!
— Да потише, граждане! Потише! — продолжала уговаривать Евдоша. — Говорю же, мешаете людям! Они ведь там об артели решают!
Макар, снова взмахнув газетой, закричал:
— Решили же мы!
— А они закрепляют, чтобы как лучше и навсегда, — невозмутимо доказывала Евдоша и снова просила: — Потише! Потише, граждане!..
Сквозь толпу пробивалась к калитке сгорбленная Маланья Федоровна. Расталкивая людей, она охала, причитала:
— Катюшенька моя... Где же ты, доченька... Даже и домой не зашла!.. Всё дела и дела, — ах ты, сердешная...
Ловцы и рыбачки, заметив тетку Малашу, уступали ей дорогу, помогали продвигаться дальше, поддерживали под руки — и вскоре до самой калитки образовался свободный проход, словно длинный узкий коридор.
Навстречу старой рыбачке поднялась Евдоша и, подхватив ее под руку, усадила рядом с собой.
— А я к дочке... к Катюше... — жарко зашептала Маланья Федоровна, вытирая концом платка глаза. — У вас, говорят, она.
— У нас, у нас... — заторопилась Евдоша, не зная, как повести себя со старой рыбачкой: то ли пропустить ее в дом, то ли задержать — там ведь шло собрание коммунистов и комсомольцев!
Маланья Федоровна порывисто поднялась, разогнулась и, опершись руками в бока, шагнула к калитке.
— О-ох, дочка!..
Евдоша осторожно придержала старую рыбачку за рукав, снова усадила ее на скамейку, растревоженно сказала:
— Погоди немного, Федоровна... Заседают они... Сейчас и закончат.
— Да я же на минутку! — и старая рыбачка, охая, вновь поднялась.
— Погоди, погоди, дорогая. Они быстро.
— Да мне хоть бы одним глазком глянуть на нее. Почитай три года не видела...
Неожиданно кто-то громко вскричал:
— Ба-а!.. Чего-то стряслось! Глядите, что за человек?!
Ловцы и рыбачки зашумели громче прежнего, повернулись в сторону берега.
От протока бежал по улице какой-то человек и, то падая, то прислоняясь на секунду к забору, снова бежал и снова падал, поднимался, хватался за голову.
Макар и Коляка первыми бросились навстречу человеку, следом за ними поспешили Анна Жидкова, Кузьма, Зимина, Тимофей и другие ловцы и рыбачки.
...А в доме Андрея Палыча продолжалось собрание.
После Лешки-Матроса, подробно рассказавшего о последних событиях в Островке, говорила Кочеткова. Она была в черном, простого покроя костюме — неширокая юбка, короткий жакет четко облегали ее плотную, статную фигуру. Вокруг головы лежали золотым венком пушистые светлокоричневые косы.
— ...Вся ваша беда, товарищи вы мои, земляки, в том и заключалась, что вы редко, совсем редко собирались. Сидели и ждали, пока вас кто-то организует, кто-то преподнесет вам на ладошке готовенькую артель. А они, как правильно говорил здесь Алексей Захарыч, оказывается, собирались. Мы это еще точно узнаем, зачем они собирались! Проверим!.. — Она быстрым, энергичным взглядом посмотрела на дверь, за которой в сенях находился милиционер. — Вы забыли, товарищи земляки, что вы — коммунисты и комсомольцы, забыли, что вы — передовой отряд в поселке...
Сенька исподлобья поглядывал на Дмитрия Казака — тот, обхватив голову, низко склонился над столом.
Екатерина снова и снова попрекала собравшихся, то осуждая их всех вместе, то распекая каждого в отдельности.
— Но об этом пока довольно!.. — Она пристально оглядела притихших ловцов. — Тут, понятно, виновато и партийное руководство района, которое оказалось правоуклонистским. Оно теперь, я уже говорила вам, заменено новым. В этом оказал большую помощь городу Алексей Захарыч своей статьей-сигналом. Многое открыл нашему окружному комитету партии, как уже известно вам, и Василий Петрович. — Кочеткова кивнула в сторону убеленного сединами Василия Сазана. — Но и об этом — довольно!.. — Она посмотрела на окна, в которые заглядывали люди, прислушалась к шуму, доносившемуся с улицы. — Хорошо, что, хоть и с опозданием, принялись вы за артельные дела. Это очень хорошо!
Костя Бушлак, внимательно слушая Катюшу, безотрывно следил за ее плавными движениями рук, следил за иссиия-черными ее глазами, которые то вспыхивали, то вдруг потухали, то вновь загорались.
Она говорила коротко, то и дело переходя от одного вопроса к другому, желая, должно быть, ознакомить людей не только с тем, что творилось в их районе и округе, но и со всем, что происходило в стране. Сейчас она рассказывала о том, какой невиданно большей волной по всей советской земле идет организация колхозов и какая жестокая борьба развернулась с лютыми кулаками.
— И у нас, на взморье, товарищи вы мои, земляки, повсюду создаются колхозы, убираются с дороги мешающие нам рыбники-кулаки. Это только у вас, в вашем поселке и районе, произошла небольшая задержка. Но мы эту ошибку исправим. Быстро исправим, товарищи!
— Факт, быстро! — поддержал Лешка-Матрос, сидевший за столом рядом с Василием Сазаном.
На столе лежали стопками газеты; были здесь и те газеты, с которыми Андрей Палыч ездил в район, испещренные черным жирным карандашом, в кружках и рамках.
Слушая Кочеткову, Лешка машинально перебирал газеты, поглядывал на молодого седовласого Василия, удивляясь, как это удалось ему благополучно выбраться с моря. Хотя голова Василия и была сплошь седой, хотя и посуровел он в лице, но казался бодрым, смотрел весело.
