До новой встречи - Василий Николаевич Кукушкин
— Провожу тебя в школу, — холодно отозвался Антон, — а вечером приду встречать.
— В дядьки набиваешься? — с насмешкой спросил Евгений. — Что ж, из тебя толк выйдет.
— Если нужно, то буду и дядькой, а девятый класс ты у меня закончишь.
Можно было подумать, что Евгений примирился с тем, что его будут конвоировать в школу, но, как только они вышли из парка, неожиданно разговор принял острый характер:
— Я, Антон, в опекунах не нуждаюсь.
— Ты опять водишь дружбу с каким-нибудь Кутком. Смотри, плохо это кончится.
— Шпионишь?
Евгений швырнул учебники к ногам Антона и побежал к трамвайному кольцу. Подобрав полевую сумку, Антон подождал, надеясь, что Евгений успокоится и вернется, но время шло, а он не возвращался. Заглянув в сумку, Антон вытащил тетрадь по математике, последняя запись там была сделана в сентябре.
Вадим в этот вечер уехал к Камчатовым. Ростовы занимались в плавательном бассейне, Сафар был на стрельбище, а Яков помогал библиотекарше переплетать книги. Антон снова остался один со своими думами. Вынул он из-под матраца припрятанный старый номер «Комсомольской правды», перечитал заметку «Настоящий друг».
«В селе у горы Медной жили три товарища: Алексей, Николай и я. Однажды мы возвращались с посиделок. Ночь выдалась снежная. До нашего села оставалось еще десять километров. В пути нас нагнали знакомые, предложили подъехать. На розвальнях было два места. Николай обрадовался предложению. Иначе поступил Алексей:
— Всех взять не можете, пойду и я пешком.
Этот будто бы незначительный случай открыл мне глаза. Я понял, кому из моих товарищей могу доверять, с кем должен делить дружбу.
Но неправильно было совсем отвернуться от Николая, и мы ему помогли…»
Подло поступил Николай, покинув товарищей. Да разве он, Антон, не бросает Евгения, своего друга? Как бы поступил паренек из села у горы Медной? А как поступила бы Мария Ивановна? Антон вырвал из блокнота лист бумаги.
«Старосте 34-й токарной группы
О. Жуковой
Заявление
Считаю своим комсомольским долгом поставить в известность группу, что мой товарищ Евгений Шабров снова попал под влияние чуждых советскому обществу людей! Перестал посещать вечернюю школу, пьет спиртные напитки, курит.
Прошу мое заявление поставить на обсуждение группы
A. Mypaш»
Заявление Антона напугало Евгения. Но на собраний он держался развязно:
— Хочу учусь, а нет желания — брошу. Вечерняя учеба добровольная.
— Правильно говоришь, — рассудительно ответил ему Иван. — Учеба в школе добровольная, а уйти ты не волен. Зачем чужое место занял? Деньги-то на тебя тратили.
Яков до конца не выслушал вторичное объяснение Евгения и резко перебил:
— Вот дурак. Только полтора года до порога института осталось, и бросил заниматься…
Несколько вечеров Евгений после отбоя подолгу просиживал за учебниками. Электрический свет мешал ребятам, но никто не ворчал, понимая, что ему надо многое наверстать. Но слово у Евгения было рыхлое, как и характер. Вскоре он вернулся из школы без книг, в грязной шинели, с фуражки свисал сломанный козырек, рассеченная губа вспухла.
Пошатываясь, Евгений размашисто вынул из шинели нарядную коробку и пустил по кругу. Добротные папиросы с золотистым отливом соблазняли и ребят, не баловавшихся табаком. Закурил Митрохин, взяли по папиросе Иван и Анатолий… В коридоре стало дымно, как в курительной комнате. Пьяное бормотание Евгения забавляло подростков. В тепле окончательно захмелев, он сбивчиво доказывал, что в училище его не понимают. Яков, который дежурил в этот вечер, рассердился:
— Тряпка!
— Я? — обиделся Евгений, — повтори!
— Мешок бесхарактерный. Не хочешь по-хорошему жить.
Яков записал в журнал: «Девять часов пятьдесят минут вечера. Ученик Евгений Шабров вернулся в нетрезвом виде». Снова обмакнув перо, сделал вид, будто переписывает курильщиков. Маленькая хитрость подействовала, коридор опустел. Теперь Яков выскажет Евгению все, что думает о нем. Но отчего Анатолий пытается втолкнуть Евгения в ближайшую комнату, где жили слесари, а тот, упираясь, бубнит:
— Сбежали… Испугались дневального, велика личность!
— Молчи! Директор…
Евгений сразу же протрезвел, решительно направился в умывальную. Поздно! Его неровная походка еще в парке вызвала у Николая Федоровича подозрение:
— Шабров!
Евгений шел, не оборачиваясь. Николай Федорович еще громче повторил приказание. Евгений остановился, по привычке одернул шинель.
Из комнат, чуть приоткрыв двери, выглядывали ученики. К их неудовольствию директор увел Евгения на административную половину. В кабинете было холодно. Мимо раскрытой форточки летели снежные хлопья. Николай Федорович захлопнул форточку, зеленые шторы, шурша, упали вниз. Евгений стоял у двери, хмель проходил, начинала болеть голова.
— Где пил?
— У Гостиного двора.
— Кто угощал?
— Не все ли равно…
Наглый ответ вывел Николая Федоровича из терпения. Он схватил Евгения за борта шинели, сильно встряхнул, но быстро опомнился, пальцы сами разжались. Евгений испуганно отшатнулся. Николай Федорович сам не узнал своего голоса, когда предложил Шаброву вывернуть карманы. Так он и знал! На стол вместе с хлебными крошками, табачной трухой упала пачка пятидесятирублевых бумажек.
— Откуда у вас эти деньги, ученик Шабров?
Евгений объяснил, что две тысячи рублей ему, якобы, дал на костюм капитан, друг отца. Он назвал даже фамилию, имя и отчество знакомого, полевую почту, оговорив, что за литерную букву не ручается, понадеялся на память, не записал.
Этому можно было поверить. В годы войны с Ленинградского, Волховского фронтов, а иногда из Прибалтики, Украины, приходили денежные переводы, написанные карандашом по-телеграфному лаконично: «Товарищ директор, купите ребятам подарки к празднику». Десятка четыре таких переводов с оправдательными документами и сейчас хранятся в сейфе. Но Николай Федорович всем своим опытом воспитателя чувствовал — Шабров лжет. Нельзя верить ни одному его слову.
Евгения на месяц лишили отпуска в город. Из вечерней школы его отчислили за пропуск занятий. В пятницу он сдал три контрольные работы. На отобранные у Евгения деньги Николай Федорович велел сшить ему костюм. В субботу Евгения возили в ателье снимать мерку. Костюм должен быть нарядный. Максим Ильич выбрал темно-синий отрез. Появилась надежда, что парень выправится, а в воскресенье он сбежал.
Произошло это около полудня. В общежитие зашла девушка, которая назвалась сестрой Шаброва.
Евгений и его сестра недолго постояли у окна, беседуя шепотом. Затем, накинув на плечи шинель, он пошел проводить ее до ограды. Евгения увела старая знакомая — Эмилия.
43
На комсомольской работе Вадим уже был не новичок, но нет-нет да и опять споткнется. Правда, его срывы проходили незамеченными для комсомольцев. Секретарь партбюро, директор или замполит вовремя поправляли комсомольский комитет.
Набело переписав повестку
