На широкий простор - Якуб Колас
Рада была бабка Наста увидеть деда и узнать от него о Панасе, но целиком отдаться своей радости не могла: обстановка была такая, что каждый час, каждая минута угрожали и деду, и Панасу, и всей семье страшной опасностью. Бабка Наста тряслась от глухой и темной тревоги. Что может она сказать деду Талашу, если он зашел так далеко в своих действиях?
Одно можно сказать: нельзя тут больше показываться ему, нельзя дразнить судьбу, пока жизнь не изменится к лучшему. Надо отрезать всякую дорогу к своему дому.
Дед Талаш молча, с глубоким вниманием слушает бабку и Максима. Заинтересовал деда рассказ о Савке и его фальшивом партизанстве и о той роли, которую сыграл во всем этом деле Василь Бусыга с приятелями. Дед Талаш долго не произносит ни слова. С ненавистью думает он о войте и о его бражке.
— Ишь ты, какие ловкие! — произносит он наконец. — Ну хорошо!
В этом «ну хорошо» слышится угроза. Дед Талаш еще и сам не знает, какой мерой воздаст он войту за его подлости, но твердо решил, что так этого не пропустит.
После долгого раздумья о том, что ему сообщили, дед Талаш сказал твердо и решительно:
— Так вот что, мои милые, послушайте теперь меня.
Все сразу почувствовали, что дед сейчас скажет что-то весьма важное.
— Вам всем надо уйти из дому, — категорически заявил дед Талаш. — Да, надо уйти.
Заявление деда было таким неожиданным, что никто не мог выговорить ни слова. А дед тем же тоном продолжал:
— Бросить хозяйство — оно у нас не очень большое. Хату заколотить. Если вы тут будете сидеть, ее все равно легионеры сожгут. А вы только еще больше горя хлебнете…
— А куда же мы денемся? Что ты говоришь, старый? — растерянно спросила бабка Наста.
— Ты, мать, — спокойно, но твердо ответил дед Талаш, — перебирайся в Макуши к Текле. Алена будет жить у своих родителей, а тебе, Максим, нечего тут бабу караулить. Уж если Савка в партизаны пошел, так тебе подавно надо идти в отряд… Только не по Савкиной дороге. Если вы останетесь тут, то и меня и Панаса будет тянуть домой, и рано или поздно нас всех поймают, а тогда пощады не жди!
Трудную задачу поставил дед Талаш. И была она неожиданной для всей его семьи.
Долго ломали над ней голову и наконец вынуждены были признать, что иного выхода из положения нет. Брошенную хату, может, и не сожгут… Нельзя не согласиться с дедом.
Уходя перед рассветом из дому, дед Талаш весело сказал:
— А что касается Савки, так я очень доволен этой новостью: мы с ним кое о чем поговорим. Отыщите же его и скажите ему: пускай идет в Карначи и спросит Тимоха Будика. Это наш верный человек. Тимох и покажет ему дорогу к нам…
Километров пять уже успел пройти дед Талаш, когда начало всходить солнце. В лесу было торжественно тихо. Только мороз звучно потрескивал в ветвях старых деревьев да звонко скрипел сухой снег под ногами деда. Самые опасные места, как ему казалось, остались позади, и он шел спокойно и неторопливо, погрузившись в свои думы. Думал он про Савку Мильгуна, про Василя Бусыгу. Думал и о своей хате: через несколько дней она опустеет. Что будут говорить люди? Как отнесутся они к вести о том, что Талаш и его семья ушли из дому? Деду казалось, что эта весть должна взволновать людей, и он еще раз подумал, что принял правильное решение. Да и спокойнее будет ему с Панасом и всей семье.
С такими мыслями подходил дед Талаш к Сухому Полю, где не так давно, ожидая Панаса, он встретился с Мартыном Рылем. Вот и тот старый шишковатый дуб. По-прежнему меж ветвей его зажата глыба снега, по-прежнему крепок он и могуч. Мороз, посеребривший дуб инеем, придал ему еще больше величия и красоты.
Загляделся дед Талаш на дуб — и тут оплошал: не успел он и оглянуться, как перед ним, словно выскочив из снежного сугроба, выросли три легионера. Направив на деда винтовки, грозно крикнули:
— Стой!
Вздрогнул дед Талаш. Горячая волна хлестнула в сердце. «Пропал ты, брат Талаш!» — сказал себе дед и остановился. Но в ту же минуту крепко взял себя в руки. «Тьфу, тьфу, тьфу», — три раза плюнул дед Талаш и сказал:
— Как же вы напугали меня, мошенники этакие!
Дед принял комичный вид перепуганного человека.
Этот испуг и смущение старика развеселили легионеров и даже польстили им:
— Кто ты и куда идешь?
— Здешний я, пане, иду на болото — верши там поставил: может, какой вьюн и влез?
— Ступай вперед! — приказал легионер.
— Куда и зачем? — На лице деда отразилось крайнее недоумение.
— Иди, иди, старый пес! — Солдат слегка толкнул деда.
Почесал дед затылок:
— Да ведь у меня и времени нет.
Деда стали подталкивать сильнее.
— А, чтоб вас! — в сердцах сказал дед и побрел с солдатами.
«Конец», — с тоской думал дед Талаш, и горькое чувство охватывало его душу.
По обе стороны дороги стоял лес, поседевший от инея, как и дед Талаш — от старости. Дед всматривался в деревья. Неужели в последний раз видит он этот лес? И как не хочется умирать! Он вспомнил свою хату. Хорошо ли он сделал, посоветовав родным покинуть дом? Последний его поступок вставал перед ним в другом свете. Грусть, одиночество и полную оторванность от мира, от людей чувствовал дед Талаш.
Но этот приступ отчаяния и душевная слабость быстро проходят. Молнией мелькают мысли Талаша. Стремительно, с необычайной четкостью возникают перед его глазами недавние события.
