Олег Шестинский - Блокадные новеллы
— Я не вор и не тать, а на ту же стать, но обо мне не сомневайтесь, я имею абшид из Тайной Канцелярии и прошу у вас позволения переночевать, потому что время позднее, а до моей квартиры далеко, а абшид мой можете взять себе до утра.
Такая речь произвела на рейтара Нелидова серьезное впечатление, и история подтвердит, что наутро они расстались друзьями.
III
На пасху бойкий торг наступил в колокольном ряду гостиного двора. Выбирали горожане колокола, колокольцы, колокольчики, звоны их пробовали — такой благовест разносился в ясном и бодром весеннем воздухе. Торговцы, чувствуя оживление покупателей, товар нахваливали, сами медью трели выводили. Шел Каин по гостиному, и у самого от звона сердце радовалось, потому что не просто шум был, а каждый купец на свой лад выставлялся. А вырученные деньги купцы в лавке пересчитывали да и покладали их возле себя под рогожею. Вот это-то Каин и приметил пуще всего. В какой-то момент несколько купцов из соседних лавок вышли на прихожую часть перемолвиться друг с другом, а Каин тотчас прыгнул в лавку, кулек с деньгами из-под рогожи выхватил и пустился наутек.
Купцы увлеклись разговором, не обратили внимания на молодца, а торговка-пирожница всполошилась, руками замахала: «Люди добрые! Грабят!» Купцы всей своей компанией — вдогонку рванулись, а Каину среди людской толчеи несподручно бежать. Тут его и настигли разъяренные гостинодворцы. Приволокли в свою контору и, особо на полицию не надеясь — сами знали, что откупиться можно, — собственноручно одежку с него сорвали, абшид изъяли, на шею цепь надели с огромным замком и ремнями полосовать принялись.
Каин скрючился от боли и, не думая о последствиях, а лишь о том, как бы мучения прекратить, закричал:
— Слово и Дело Государево!
Купцы приостановились, — серьезная причина коли, лучше не встревать. И, не медля ни минуты, отвели Каина в канцелярию сыскной команды к господину полковнику Редькину. Полковник приказал посадить Каина в тюрьму вплоть до прибытия высокого начальства.
Здесь и проявил себя Камчатка, друг сердечный. Накупил он сдобных калачей и под видом благодетеля пришел в тюрьму и стал милостыней оделять колодников, что в ту пору властями разрешалось. А как до Каина очередь дошла, протянул он ему два калача — в одном серебряные деньги спрятал, а в другом — отмычки. Протянул и шепнул ему на мошенническом языке:
— Трюка калач ела, страмык сверлюк страктирила… — что в переводе на общерусский значило: «Ключи в калаче, открой замок».
Каин достал отмычки и деньги, принял самый благодушный вид и, потягиваясь, обратился к караулящему драгуну:
— А в самый раз винца пропустить для укрепления духа, — и сам в кулаке серебром позвякивает.
Драгун рукой по усам провел, словно винные капли сбросил.
— Облегчи участь, служивый. И сам жажду утолишь, — слезливо канючил Каин.
Драгун согласился, ибо, при всей строгости наказания, содержали заключенных с поблажками.
Выпили они с драгуном, а потом, вполне естественно, попросился по нужде Каин. Драгун сопроводил Каина, а сам остался у входа ждать в предвкушении новой выпивки. Каин же цепь отмычкой разомкнул, доску из стенки выставил и побежал…
Ждал, ждал драгун, после засомневался, вошел в сортир и, увидев выломанную доску, мигом сообразил, в чем суть. Поднял всю караульную команду, и по городской улице солдаты бросились догонять Каина. И уже почти схватили, но внезапно Каин завернул за угол и попал в месиво кулачного боя. Стенка на стенку шла, смешивалась, как волны, двигались бойцы туда-сюда. Каин между ними зашнырял— а там и след его простыл. Выскользнув из молодецкого побоища, Каин через постоялые дворы выскочил к Макарьевской пристани и, увидев топящуюся баню, сразу унял дух и без заполошности, степенно проследовал в нее.
Разделся Каин аккуратно в предбаннике, одежду стопочкой сложил, чтобы суетливостью в глаза людям не бросаться, и в парную затопал, но все же для осторожности глянул в оконце. Глянул в оконце, а там — боже ты мой — солдаты в обхват баню берут, ровно как на неприятеля наступают. Сообразил Каин, по «чью душу солдаты рыскают». «Попался», — оборвалось внутри, но не из таких людей был Каин, чтобы мгновенно опустить руки.
Схватил свою одежду в предбаннике и незаметно закинул в темный угол под полку, а сам, как был голышом, выскочил с криком из бани, да и мимо солдат вприпрыжку прямо на гауптвахту к караульному офицеру. Одной рукой срам прикрывая, а другой себя в грудь бия, застонал Каин, что он, мол, обкраден в бане, все деньги вытащили и паспорт, данный московским магистратом. Офицер несколько опешил, лицезря столь странную фигуру, но решение принял скорое: дать Каину солдатскую шинель для прикрытия наготы и отослать в канцелярию сыскной команды.
Стоя перед полковником Редькиным — а это оказался он, — Каин хоть и босоног был, но обрел бравый вид в солдатской шинели: «Так, мол, и так, ваше высокородие, я московский купец, приехал с товарами, пошел с устатку в баню помыться…» И далее поведал все, как и караульному офицеру.
Полковник слыл человеком строгим, сразу на веру слова Каина не принял и приказал подьячему допросить с письменным изложением обстоятельств.
Каин, взглянув на испитое кувшинное рыло подьячего, смекнул, с кем дело имеет, и шепнул по-свойски:
— Будет тебе муки фунтов десять с походом, — что значило на воровском языке: «Будет тебе кафтан с камзолом».
Подьячий понял и не столь истину выяснял, сколь свел допрос к перечислению оправдательных моментов. А далее — по всем правилам допрос оформив, доложил полковнику, что чист в помыслах и поступках несчастный московский купец. Но, подозрительный человек, полковник Редькин велел подьячему поехать с Каином на ярмарку и там удостовериться — вправду ли купцы на ярмарке его своим товарищем считают.
Попали они, конечно, не в торговые ряды, а в известный винный погреб, где соратники Каина, выдав себя за купцов, приветствовали Каина, одежку ему принесли и доброе угощение на стол выставили. А подьячего они потчевали усердно, о своих торговых оборотах рассказывали и, расставаясь с ним, десять рублей подарили.
Подьячий, возвратись с Каином в канцелярию, заверил полковника, что ярмарочные купцы признали Каина и в чести его ручаются.
Полковник разрешил идти ему на все четыре стороны, да еще по слезному молению Каина дал ему новый паспорт взамен якобы украденного — на два года с канцелярской печатью и собственную роспись совершил.
IV
Так и текла жизнь Каина, полная хитроумных приключений, мошенничества, обмана. И однажды снизошло на Каина озарение.
Старинная книга так описывает это внутреннее душевное его состояние:
«Едучи дорогою, пришел Каин в раскаяние, размышляя сам с собою, что хотя до настоящего времени ему во всем счастие способствовало, но может статься, когда-нибудь, оставя его, предаст достойному наказанию, потому что нет ничего на свете неколебимого и твердого, нет постоянного; только одни превратности и суета составляют его; притом же пришло ему на мысль и то, что многие славные разбойники, как-то: Стенька Разин, Хлопка, Чертов Ус и другие сколько ни имели успехов, но наконец прекращали жизнь свою по достоинству дел своих, позорною смертью. И так рассудивши хорошенько о последствиях, ожидающих его, он решился бросить позорный промысел и сделаться честным человеком…»
А теперь посмотрим, во что вылилось такое благое намерение.
Деньги у Каина водились, и поселился он у знакомого ямщика в Рогожской ямской слободе. К какому-нибудь полезному делу Каин не был приучен, и потому, оставив воровство, ввергся он в развеселую гульбу. Друзей-приятелей приглашал, пил-буянил с ними, в карты садился играть и проигрыш свой никогда не задерживал. Проходимцы в нем души не чаяли, потому что завсегда были для них у Каина и чарка, и пирог с визигой. Да и прекрасный пол находил в обществе Каина всемерное утешение. Вроде вполне доволен был Каин, как жизнь движется, но… дохода не стало, а расходы прибавились, ибо сладкая жизнь тем слаще, чем заливистей серебряный звон в кошельке.
И наступил день, когда друзья-приятели перестали стучать в ворота, прожигая своими искрометными ласковыми улыбками; а первейшие красавицы полуночных переулков утрачивали интерес к Каину по мере оскуднения его застолья и благодетельствований.
И такое двуличное отношение к себе вводило Каина в расстройство, обиду и даже печаль.
Но он не просто печалился, а зрел в его неутомимом мозгу новый потрясающий план жизни.
От дружка своего, разбойничьего атамана по прозвищу Заря, знал Канн, что каждый год в конце осени из разных краев государства съезжаются воровские партии для закупки пороха, ружей и иных надобностей. Знал Каин и те места, где они имеют пристанище.
