Екатерина Шереметьева - Весны гонцы 2
Неужели волнуется? Неужели не спала ночь? Так легко и точно любое ее слово, интонация, взгляд.
И зарождается уже в этих цыплятах доверие к Агеше. И с урока они уйдут, потрясенные первой встречей с профессией, собственным невежеством и беспомощностью. Но поймут, что такое труд актера, безжалостный, тяжелый, как всякое большое счастье, не скоро.
Удивительное искусство Соколовой раскрывалось так полно. Алена жадно глядела на нее: «Когда теперь увижу?» Жгло под ложечкой, в горле, в глазах: «Седины́ прибавилось за четыре года. И от нас!»
Не кончился еще урок — в аудиторию ворвался космос:
— «…первый в мире искусственный спутник Земли…»
В «колонном зале» не протолкнешься, репродуктор оглушает:
— «…В СССР произведен успешный запуск первого спутника…»
— Никого нет? Кто же управляет?
— Полтора часа вокруг Земли!
— Он так все и будет носиться?
— Теперь человек скоро!
— Человека-то вернуть надо.
— Сколько наук сомкнулось в этом спутнике.
«Сколько наук!.. А Глеб?»
— Что еще увижу? — Тихий, застенчивый Виталий Николаевич громко обращался то к одному, то к другому, размахивал рукой. — В двадцать втором, еще не демобилизовался, летали на желтой итальянской развалюхе — «Ансальдо». Своих ведь не было. Как сейчас помню животрепещущее фанерное произведение! Сидел позади летчика, в ушах гремело, во все стороны кидало, из бака прямо на голову капал бензин, теплый бензин… Подумайте — на чем летали! Что еще увижу? Мне ведь только пятьдесят шесть…
— Огромный сегодня день, — повторила Алена. — На подводных лодках, конечно, есть радио?
— Да. — Рудный ответил рассеянно. — Эх, испортили вы мне обедню! Есть французское словечко entrain — увлечение, способность увлекать с задором, с веселым огоньком… Без этого оперетта — галушки без шкварок. В наших девушках не вижу… Может быть, эта новенькая Лида. С мальчиками лучше — Олег в полной мере, Джек, пожалуй…
— Я же сама хочу!
— Подождать, что ли, вас с опереттой?
Обеими руками она взяла Рудного за локоть.
— Милый Константин Палыч, не знаю. Может, и не нужна буду через год?..
Он только пожал плечами.
— Придут новые — пополнение…
— Конечно. Будет отсев и пополнение. В молодежные театры нужен особо строгий отбор. И дарований и людей. Тогда получатся настоящие ростки нового. А вы и через год и через два… — Рудный остановился. — Давайте прощаться, Лена.
От неожиданности она удивленно посмотрела на него.
— Проводил бы, но!.. Два года завоевываю… Не верит дочка. Что делать, Лена?
Что-то больно кольнуло.
— Разве я знаю?
Рудный усмехнулся:
— Перед собой надо быть честным. Понял ошибку — исправляй тут же. Как меня запутало самолюбие! Вы — умница…
— Ох, Константин Палыч!..
— Больших вам удач, счастья. Добрый привет «Пьеру Безухову», его жене. Глебу Щукину от меня поклонитесь низко.
— Я ведь еще домой… потом в Москву… и самолетом. С Гришей Бакуниным. А Глеб все в море. Полгода уже.
— Вернется. Дождетесь. Эта черная вода и огни — не оторваться. Ну, ни пуха!..
— К черту! Уж простите!
Алена пошла и остановилась. Что-то было сегодня неприятное? Переливаются огни в воде — то дрожат, тревожатся, то подмигивают. Сколько тут хожено, сколько всякого на этой дороге!.. Огромный день сегодня. Космос, галактики, бесконечность. В бесконечности — маленький шарик — Земля, крошки люди; «Создан первый в мире…» Упрямые крошечные существа, дерзкие умы, неутомимые сердца! На земле, под землей, на воде, под водой, на небе, за небом в космосе… Куда еще прорвемся? Сколько наук сомкнулось? Сколько мне ждать тебя, Глебка? «Вместе мы, вместе счет ведем…» — когда же вместе?
Цирк… Последний раз (как давно, кажется!) — с Джечкой. А, вот оно, неприятное, — Майка. Подошла в переменку, замурлыкала кисонькой:
— Только мастерство и радует.
— Еще бы! После Недова — Вагин!
— А вообще, знаешь, настроение… тоска.
— Зима пролетит — не заметишь. А то и на каникулах слетай.
— Конечно. — И особенно нежным голосом спросила: — А нельзя там работать без прописки — не знаешь?
— Как?.. Не понимаю?
— Ну, здесь не выписываться.
— Зачем?..
— Ну, мало ли… Как с Джеком? И вообще…
— Ты?.. — «Вот почему было Яшку жалко!» — Не любишь, что ли?
Майка надулась:
— Люблю, конечно! А как получится — знаешь? Тогда куда я?
— Замуж не вышла — уже разрыв планируешь? Никакая не любовь это… Это пакость, если хочешь знать.
Майка удивленно заморгала:
— А сама-то с Огневым?
— Разве мы? — Боль и злость захлестнули. — Пустая твоя голова! Да разве можно?!.
— Мало ли расходятся, что ты на меня? — Птичьи глазки растаращились, заплывали слезами.
Как объяснишь ей? Что понимает, как чувствует?
— Куриное сердце, мещанка! И как только Яшка такую…
Оглушил звонок, разговор оборвался.
Намается Джек — жалко. Может, она любит его по-своему? «Смирный любёночек». Листья уже падают, шуршат. Чем встретит Сахалин? Говорят, зима вроде здешней — Сахалин-то Южный… Нет, этот расчет; «Не выписываться… не прописываться…» — отвратно! Пережитки? Ничего подобного — собственное производство: «кадр» вместо человека. Ох, еще сколько их «бродит по нашей земле и вокруг»! Улица, где жили с Сашкой, царапает. А куда ни глянь — история государства Российского, история государства Советского. Самое любимое, самое красивое место в городе — ничего нет лучше, торжественней и проще. И так набережная памятна! А этот мост, сейчас обозначенный только огнями…
Ранним утром возвращались в институт допущенные к конкурсу. Усталые — целую ночь бродили! — на середине моста вдруг встрепенулись и застыли. Чуть золотился край неба; в воздухе — легкий сиреневый дым рассвета; тихие строгие набережные. Высоко на граните — античный бог войны. Мощная бронзовая фигура в шлеме и с мечом никак не вяжется с образом великого русского полководца. Но памятник здесь хорош, к месту. За ним уже тронутая осенью масса зелени, вдали чуть виден светлый павильон.
Сколько гениальных людей одухотворили этот город; сколько великих событий родилось и совершилось в нем!
В то утро, четыре года назад, только смутно ощутила неброскую красоту удивительного города. Верно сказал француз: «Чем ближе узнаешь, тем безвозвратнее привязываешься».
Как часто с Глебом ездили по этому мосту! И самый первый раз… Подумать — ночью, в дикий мороз подобрал!.. И все равно сразу, с этого позорного знакомства думала о нем, снился даже! Нет, как могла? Глебка, где ты? Без тебя никогда не уймется тоска. Если б вернуть!.. А если? Не может быть. А муж Сони? «Глупо погиб». Нет. Бывает же. Нет — что угодно, пусть — что угодно, пусть — Соня, лишь бы… Нет. Нет! Нет, Глебка, ты существуешь. Ты… А вдруг приду сейчас, и ты… Всегда же у нас с тобой чудеса. Ох, даже думать жарко! Скорей! Огромный сегодня день. Скорей, скорей!.. Вот за угол — и видна Калининская. Скажет негромко: «Леночка», — засмеется — как он редко смеется! — широко раскрытые, заискрятся глаза, руки мягкие… Скорей! Скорей!..
Ключ скребет по двери, не попасть в отверстие — Глеб, открой, ведь ждешь, неужели не слышишь? Или в детской?.. Наконец-то!
Ни шинели, ни фуражки на вешалке. Тихо. Спрятали нарочно и молчат?
Две чашки, две тарелки на столе, как всегда. Чуть заскрипел в детской пол…
— Бабушка!
— Что, милая? Что ты? В пальто…
— Просто хотела… Огромный такой день. Хотела… если бы Глеб!
— И я все о нем сегодня. Как услышала радио, почему-то… Ну, раздевайся же. Чай только заварен, слоенки теплые еще. Он обещал к празднику, а до праздника всего месяц. — Бабушка ушла.
Его бабушка. И теперь его дом. В детской Сережка. Спит сероглазый. «Плавать буду, как дядя Глеб, и машину водить, и все знать». Даже кудри разглаживает, как дядя Глеб! Сегодня еще ночь на его диване. Здесь все ждет его, называют все по-морскому — бабушка хлопочет в камбузе… Пойти помочь.
— Серега еле угомонился. Со всего дома друзей собрал: рассуждают: «Из чего сделан? Сколько будет летать? Не упадет ли на Землю? Как бы его увидать?» Побежали к чьему-то папе — инженеру. Вернулся недовольный. «Эх, был бы дядя Глеб!»
— Сережа больше Глеба вспоминает, чем отца, да?
— Глеба все ребята во дворе помнят. — Бабушка чуть вздохнула, стала наливать чай. — Ты все успела сегодня, что нужно?
Беспорядочно рассказывает Алена свой день:
— Никогда мне так интересно не было на уроке. — «Рядом с болью — счастье? Сумасшедшее счастье. И хватит сил?» — Только на Лильку никто не похож, она ведь совсем необыкновенная была. — «И на Глеба никто нигде не похож». — Хочу быть похожей на Анну Григорьевну. — «И на вас, бабушка, только это не сказать никак!» — Пирожки ваши знаменитые. Лучше в жизни не ела! — «Еще на первой прогулке с Глебом…»