Виталий Закруткин - Сотворение мира
— Спасибо, Таша, — сказал Андрей. — Сразу легче стало.
На сухом взлобке невысокого кургана, расстелив брезент, сидели Ермолаев, агроном Младенов, Егор Иванович, Володя Фетисов. На откосе земляного вала, на поваленных бревнах, а то и просто на земле рассаживались смертельно уставшие дятловцы. Женщины доставали из корзин куски сала, бутылки с молоком, вареный картофель. Несмотря на усталость, Андрей радовался тому, что станичники сразу откликнулись на его просьбу помочь саду.
— Ежели денька три так поработаем, сад останется целым, — утешил его Ермолаев.
Хмурый Младенов посмотрел на Андрея.
— От воды мы сад, видимо, отвоюем, — сказал он. — А вот я проверил примерно сотню деревьев, на них появилось много бурой и зеленой тли, особенно на яблонях и сливах. Это такая сволочь, что может сожрать всю молодую листву, а химикатов никаких у нас в совхозе нет.
— Ничего, мы подлечим деревья по старинке, как деды лечили и нас учили, — ободрил начальство неунывающий Егор Иванович. — Соберем по всей станице табачок да махорку, сделаем крепкий настой, стирального мыла туда прибавим и скажем этой проклятой тле: пожалуйте бриться. Она сразу лапки кверху поднимет…
Пообедали быстро, не задерживаясь. И опять замелькали в руках у людей лопаты, ведра, заскрежетали нагруженные землей тачки. Высоченный тракторист Филя, которого все в станице называли Полтора Километра, взгромоздившись на грейдер, стал подбирать выброшенную из канавы землю, оттаскивал ее к валу и там разравнивал.
Андрей снова взялся за свою совковую лопату. Солнце уже пригревало вовсю, он снял пиджак и расстегнул воротник сорочки. С каждым взмахом лопата становилась все тяжелее, но, поглядывая на беззащитные деревца, боясь того, что люди не успеют преградить путь губительной воде, он упрямо выбрасывал из канавы землю, дышал, как запаленный конь, но работу не оставлял.
Работавшие поблизости женщины, не выдержав, заговорили о нем:
— А молодой агроном, видать, настырный парень.
— Не иначе, в деревне возрастал.
— Мокрый весь, будто его искупали, а отдохнуть стыдится.
— Ничего, такой сдюжает, порядок наведет.
Языкатая Панка Бендерскова, смазливая бабенка, от которой сбежали два мужа, игриво проворковала:
— Чегой-то он все один да один, жинка толечко разок показалась в станице и кудысь умотала. Может, приголубить его? Жалко такого мужика, даром добро пропадает.
— Нишкни, шалава, еще услышит, — оборвал ее кто-то.
Андрей, медленно подвигаясь по канаве, выбрасывая лопатой землю, думал о Еле, о Димке, и зло его разбирало… Мысленно упрекал он себя в том, что так и не смог переломить, осилить упрямство жены, вынужден был подчиняться ее желаниям и жить здесь, в станице, каким-то неприкаянным бобылем, который не сегодня, так завтра может стать посмешищем для всей Дятловской. Андрей много раз спрашивал у Ермолаева, когда в конце концов начнут строить совхозные дома для специалистов, но тот ничего утешительного не мог ему сказать — ссылался то на нехватку денег, то на отсутствие строительных материалов. Впрочем, чем дальше шло время, тем больше Андрей убеждался в том, что даже при наличии квартиры Еля вряд ли откажется от города. Она, если судить по ее редким письмам, привязалась к школе, в которой преподавала музыку, была довольна тем, что Димка хорошо учится, и ни разу не упомянула о возможности ее переезда в Дятловскую…
Солнце уже было на закате, когда к Андрею подошел секретарь парткома Володя Фетисов и сказал, отдуваясь:
— Пожалуй, хватит, Андрей Дмитриевич, народ уморился. Школьники, так те прямо на ногах не держатся. Надо отпускать людей домой, иначе завтра никто не придет. — Школьников можно отпустить, — сказал Андрей, — а мы чего будем бросать так рано?
— Женщины начали ворчать, ведь их ждут коровы, свиньи и прочая живность, — продолжал настаивать Фетисов. — Нельзя заставлять людей работать до одурения. Так мы сами себе навредим.
Андрей вздохнул, бросил лопату.
— Ладно, Володя, кончать так кончать…
Таясь от подружек, подчиняясь горячему желанию возвращаться домой рядом с Андреем, идти с ним по лугу в вечерних сумерках, слушать его голос и не помнить себя от счастья, Наташа нарочито долго возилась у реки: мыла злосчастные калоши, старалась умываться подольше и все время поглядывала, не ушел ли Андрей. Но Андрей все еще стоял возле тачанки, в которой сидели Ермолаев и Младенов. Когда Наташа робко подошла к ним, Андрей мельком глянул на нее и сказал Ермолаеву:
— Иван Захарович, подвезите до станицы мою молодую хозяйку.
— А ты чего? — спросил Ермолаев. — Садись, места хватит.
Андрей вздохнул и сказал, как будто оправдывался:
— Я не поеду, останусь тут и жеребца своего оставлю. Буду следить за рекой. Если что, не обижайтесь: поскачу в станицу и разбужу всех. Боюсь я за сад.
Ермолаев пожал плечами, засмеялся:
— Чудак ты, Ставров! В саду остается сторож Ежевикин, ему это по чину положено и вообще. А там как хочешь, вольному воля.
Он помог опечаленной Наташе сесть в тачанку, крикнул кучеру:
— Поехали!..
Андрей с Егором Ивановичем долго сидели у костра. Говорить не хотелось. Егор Иванович разворошил костер, запек пару лещей. После ужина пошел проверил свою вешку с насечками и сказал, позевывая:
— Уморился я, в сон меня клонит, пойду в сторожку, прилягу. Насчет водички ты, Митрич, дюже не тревожься, прибывает она почти что неприметно.
Он подбросил в костер сушняку и побрел спать.
Стемнело. Сухие ветки быстро прогорели. Костер стал угасать. Сквозь тонкий слой пепла еще светились тускнеющие жаринки. Андрей сидел на обрубке бревна, смотрел на остатки костра, и ему так же, как когда-то в детстве, казалось, что он один летит высоко над землей, а где-то внизу сверкают далекие огни огромного города, и в этом городе живет великое множество людей, и у каждого из них своя судьба, свои беды и радости, свои большие и малые дороги.
За левобережным лесом взошла огромная красноватая луна. В ее неверном свете Андрей увидел крайние ряды деревцев в саду. Они чуть угадывались на фоне звездного неба. «Вот и моя дорога привела меня к этому саду, — подумал он, — и разве я когда-нибудь смогу покинуть его? Ведь в каждом деревце живу я сам, и все они живы мною, от меня они ждут защиты, ласки, заботы, во мне их жизнь…»
В займище стояла нерушимая тишина поздней ночи. В этой тишине Андрей слышал плескание сонной рыбы в реке, шуршащие шаги ежей в сухих бурьянах на берегу, смутные, таинственные звуки, которые едва доносились из леса, из трав и которые показались ему невнятным, недоступным человеку голосом живой земли…
Его клонило ко сну. Сладко ныло наморенное тело. Он закрыл глаза, и ему опять показалось, что он летит высоко над уснувшей землей, а под ним далеко внизу медленно проплывают леса, моря, реки, незнакомые города, вся земля с ее счастьем и несчастьем, жизнью и смертью, с бесконечным ее движением, которое никакие силы не могут остановить, и где-то там, среди множества чужих людей, живет она, Еля, которой ему так не хватает в этом ночном одиночестве, в томящей душу тишине.
4Жизнь Елены Ставровой проходила спокойно и размеренно. Платон Иванович Солодов, ее отец, удивился тому, что она согласилась с предложением директора музыкальной школы, в которой работала уже два года, перейти на новую квартиру, выделенную для нее школой.
— Зачем тебе эта квартира? — спросил он. — Или ты все еще надеешься, что Андрей согласится жить в городе?
— Квартира никогда не помешает, — сказала Елена. — Если мне придется уехать, я верну ее школе.
Солодовы понимали, что дочери не совсем удобно жить вместе с ними. Она тяготилась тем, что подросший Димка, живой, не очень послушный мальчишка, то и дело нарушал порядок в доме, сорил, играми своими и криком мешал Платону Ивановичу отдохнуть после утомительной работы на заводе, это нервировало Елену, и, как ни успокаивали ее отец и мать, она невольно чувствовала себя виноватой.
Когда обрадованная Елена принесла ордер на квартиру и показала его родителям, Марфа Васильевна настороженно спросила:
— А ты, Еля, с мужем посоветовалась? Ты подумала о том, как он отнесется к твоему уходу от нас?
— Я послала ему письмо, но ответа до сих пор нет, — сказала Елена. — Не могу же я ждать месяц. Мы с Димкой уже так вам надоели, что мне просто неловко.
По просьбе дочери Платон Иванович взял на заводе грузовой автомобиль, нанял грузчиков. Теплым майским днем Елена с сыном переехала в другой конец города. Квартира была на третьем этаже, небольшая, но уютная, с удобным расположением двух просторных комнат, с большим балконом на солнечную сторону. В связи с переездом пришлось и Димку переводить в другую школу, но это не потребовало больших хлопот.
