Девчата - Борис Васильевич Бедный
— Да ну тебя! — отмахнулась Тося. — Стану я из-за него плакать… Вот еще выдумала! Просто лук сильный попался. Должно быть… из совхоза.
— Из совхоза? — удивилась Катя.
— Ну да, совхозный лук посильней колхозного слезу гонит. Это все повара знают…
Слеза капнула Тосе на руку. Не вынеся горючей ее тяжести, Тося выронила луковицу, ткнулась мокрым лицом Кате в плечо и пожаловалась:
— И чего я плачу? Ведь ничуть мне его, ирода, не жалко-о!..
В столовую ввалилась новая партия лесорубов.
— Скоро там? — недовольно спросил маленький тракторист Семечкин. — Так и обеденный перерыв пройдет!
И как всегда, когда Тося была слабой и не возносилась над другими девчатами, верная Катя поспешила ей на помощь. Она заслонила собой оконце, не давая никому заглянуть в кухоньку.
— Сейчас, сейчас! Минуту терпенья: авария с поваром.
КОЛЕНЧАТЫЙ ВАЛ
Анфиса сдала дежурство и вышла на крыльцо. К ночи подмораживало, в столовой громко, на весь поселок, хлопала вооруженная тугой пружиной дверь, к клубу парами и поодиночке тянулись лесорубы.
Идти в общежитие не хотелось. С недавнего времени Анфисе трудно почему-то стало бывать на людях. Раньше она просто не замечала, есть кто-либо рядом с ней или нет, а теперь любопытные девчата стесняли ее. Из гордости Анфиса и виду не подавала, что на сердце у нее кошки скребут после памятного вечера у Дементьева, и все время чувствовала себя как на сцене, где надо было играть фальшивую и надоевшую до чертиков роль. Вот когда пригодился ей артистический талант!
Еще меньше манил ее клуб с танцевальной своей толкотней. Но и на крыльце торчать, привлекая всеобщее внимание, тоже приятного было мало, и Анфиса, сбежав со ступенек, бесцельно побрела по улице.
Чтоб не встречаться с лесорубами, она свернула в переулок и лицом к лицу столкнулась с хмурым Ильей, сторонкой пробирающимся к себе в общежитие. Занятые своими мыслями, они молча разминулись, и тут же оба враз остановились.
— Здравствуй, Илюша, — невесело окликнула Анфиса. — И ты уже меня не узнаешь?
Илья невольно огляделся по сторонам, поймал себя на том, что боится, как бы Тося не увидела его вместе с Анфисой, и тут же разозлился на себя, а еще больше на Тосю, которая сделала его таким трусом. Он решительно шагнул к Анфисе.
— Не бойся, — снисходительно и лишь самую малость насмешливо сказала Анфиса, разгадав все тайные его опасения. — В школе она сейчас, не увидит… А ты что ж не занимаешься?
Илья махнул рукой, зачеркивая всю свою недавнюю образцово-показательную жизнь.
— Отзанимался я!.. Ты-то чего сумная? Слышал, инженер души в тебе не чает.
— Устарели твои новости, Илюша. Нашлись добрые люди, порассказали ему обо мне.
— Вот оно что…
Илья увидел вдруг в горемычной Анфисе товарища по несчастью. Но ему, несмотря на все его беды, было все-таки легче: он все еще надеялся, что гордая Тося сменит гнев на милость, а Анфиса, кажется, порастеряла уже все свои надежды. Илья подивился тому, что жизнь снова, совсем на другом своем повороте, свела его с Анфисой и перебросила между ними зыбкий мостик.
И, как встарь, Илья опять невольно сравнил Анфису с Тосей, но на этот раз в душе у него шевельнулась неприязнь к пронырливой Тосе. Ловко она устроилась! Ей все помогают наперебой, а неудачливой Анфисе никто не только руки не протянет в трудную минуту жизни, но даже и не посочувствует.
Что же, им с Анфисой пропадать теперь, если в прошлом наломали они по неведенью дров и не сумели вычертить свою жизнь по прямой линейке? Легко Тосе с Дементьевым осуждать их! Один учился чуть ли не до седых волос, высиживал диплом в инженерном инкубаторе, а другая в неполные свои восемнадцать лет просто и нагрешить-то еще не успела. Оба они — и ревнивый Дементьев и придирчивая Тося — показались Илье самыми настоящими чистоплюями, больше всего озабоченными тем, чтобы пройти по жизни, не запачкав ног…
Наигрывая на гармони, в переулке показался Сашка. Катя висела у него на руке и пела частушку:
Твои серые глаза
Режут сердце без ножа…
Проходя мимо Анфисы, Катя обернулась через плечо, спросила с ехидцей:
— Старая любовь не забывается?
И Анфиса не осталась в долгу:
— Нужно в школу ходить, раз записалась.
— А нашему классу повезло, — поделилась Катя ученической своей радостью. — Марь Степанна заболела!
Она повернулась к Сашке и допела частушку:
Мои карие глазенки
Достают аж до печенки!
— Живут люди!.. — позавидовал Илья чужому счастью. — А мы с тобой как проклятые. Все у нас наоборот получается: не любили никого — веселились, а полюбили — и хоть плачь… До чего же интересно жизнь закручена: прямо как коленчатый вал!
Анфиса посочувствовала Илье.
— Да, неуклюже у тебя с этим спором вышло.
— И черт меня дернул! — Илья замялся. — Как думаешь, простит она меня когда-нибудь?
— А кто ж ее знает? Вообще-то она не мелочная. Я к ней все приглядываюсь… Знаешь, в ней и в самом деле что-то такое есть.
Наконец-то и Анфиса признала Тосю!
— Вот видишь! — обрадовался Илья, но тут же и осекся, припомнив, что эта самая хваленая немелочная Тося гонит его от себя, как собаку, и никак не хочет понять, что спорил на нее один Илья, а расхлебывать его грехи приходится совсем другому, недавно народившемуся. Любила бы — так небось поняла.
— Ты поговори с ней по-хорошему, — посоветовала Анфиса. — Так, мол, и так… Не узнаю я тебя, будто робеешь ты перед Тоськой.
— Оробеешь тут! Сначала вроде нравился я ей, а теперь — как отрезало… Ледышка у нее вместо сердца!
Анфиса снисходительно усмехнулась:
— Знаем мы эти ледышки! Ты хоть сам-то не замерзай. Докажи, что любишь ее, ничего для нее не пожалеешь. Ну, подари ей что-нибудь.
Она разговаривала с Ильей так терпеливо и покровительственно, словно была старше его лет на двадцать. Илья встрепенулся было, но тут же сник.
— Не возьмет она от меня ничего… Это, знаешь, что за человек? — и восхищаясь против воли Тосей и осуждая ее за жестокий нрав, сказал он.
— А ты все-таки попробуй, — настаивала Анфи-ся, жалея запутавшегося Илью. — Она хоть и бойкая на язык, а разум у нее еще детский, да и не баловали ее в жизни подарками… Я знаю, ей часы давно хочется, только не с простым стеклом, а с увеличительным.
— С увеличительным, говоришь? — переспросил Илья.
По улице