Соседи - Николай Николаевич Задумкин
— Постой, постой, Петрович! Куда ты?
Но Знобишин был уже в сенях.
— Не торжествуй, сосед, не докажешь. Да и кто тебе поверит, — злобно кричал Варакин. — Никто! А за клевету, знаешь сам…
Николай Петрович остановился у крыльца, взял лом и лопату, потом тихо сказал:
— А я уже доказал. Казнись теперь моей ненавистью. И не будет твоей совести отныне покоя… от меня, ото всех нас…
У РОДНИКА
АГНЮШКА теребила лен на крайнем загоне поля. Стояла невыносимая жара. Земля так затвердела, что, казалось, корни пожелтевших растений были впаяны в камень. Когда она брала в горсть стебли льна, головки его невнятно нашептывали какую-то песенку без слов. От этого у Агнюшки еще сильнее ныла натруженная спина, саднило намозоленные руки, а голова наливалась свинцовой тяжестью. Хотелось пить. Агнюшка вспомнила, что на конце поля бьет из-под земли маленький родник. Наскоро перевязав сноп, она устало побрела к нему.
Вода, от которой было больно зубам, утолила жажду, но усталость не прошла. Агнюшка посмотрела на поле, потом поднесла к глазам исцарапанные руки, тяжело вздохнула и села рядом о родником.
Это был удивительный родник. Около небольшого камня-валуна выбивалась из-под земли небольшими клубочками хрустальная вода. По краям маленького углубления в земле росли незабудки. Они были почему-то всегда влажными и холодными, хотя вода из родника никогда не выплескивалась на них: уровень ее в углублении был всегда одинаков. Хрустальные клубочки, выбившись из-под земли, вновь уходили в нее, чтобы потом, вероятно, опять наполнить родник.
Агнюшка долго смотрела в прозрачную воду. А из родничка на нее тоже смотрела какая-то незнакомая девочка, кареглазая, с соломенными волосами и облупившимся носом. «Неужели это я? — удивилась Агнюшка. — Вот бы на меня сейчас посмотрели в городе, не узнали бы никак».
И Агнюшке вспомнилось, как месяц назад она уезжала в деревню погостить, к дяде Васе и тете Марише. Школьные подруги, провожая ее, завидовали: в деревне цветы, лес, грибы и ягоды — вот отдохнешь-то. Будет что потом рассказать в классе.
А что расскажешь? Агнюшка невесело усмехнулась. Она вновь посмотрела на поле, на котором школьники без устали теребили лен, и у нее опять заныла поясница. «Эх, зря я вызвалась вместе с ними помогать колхозу, — вздохнула Агнюшка. — Не по мне эта работа. Какая же из меня колхозница… Чтобы вывозить навоз, косить сено, обмолачивать хлеб или теребить лен, нужна сила да и большая, как, например, у Генки Малахова и Нюрки Уваловой», — думала она, полузакрыв глаза.
Агнюшка, действительно, не отличалась крепким здоровьем. Руки у нее были к труду непривычные. Да и откуда привыкнуть, если мама даже ведро с водой не разрешала поднимать. Заботливо собирая Агнюшку в деревню, она говорила:
— Ты у меня хиленькая, а там окрепнешь на свежем воздухе и на парном молоке.
«Окрепнешь, если сейчас рук не могу поднять», — невесело подумала Агнюшка. И ей опять вспомнился город, кинотеатр «Родина», а на углу, недалека от ее дома, киоск «Мороженое»…
Агнюшка решила тайком уйти с поля. А чтобы потом над ней не смеялись, уехать в тот же вечер в город. «Дядя Вася подвезет до станции. Попрошу его, он добрый».
Когда Агнюшка пришла в деревню, дядя Вася сколачивал во дворе своего дома из тонких обструганных колышков сажень, похожую на большую букву «А». Он был бригадиром и такой буквой обмеривал колхозные поля. Увидев Агнюшку, он, казалось, нисколько не удивился, а только попросил:
— А ну, Агнюш, принеси мне водицы испить.
Агнюшка бросилась на кухню, но воды там в ведре не оказалось. Она сообщила об этом дяде Васе.
— Зачерпни из колодца, — просто сказал он.
«Зачерпнуть из колодца? Так ведь мне ведра из него не вытащить», — в страхе подумала она, но не призналась дяде Васе. «Будь, что будет. Утоплю ведро, скорей отпустит в город… Нет, топить ведро не надо. Лучше зачерпну самую малость».
Она осторожно опустила ведро в колодец, дернула вбок веревку, как это делала тетя Мариша, и стала медленно вытаскивать его обратно. «Хватит ли напиться», — думала Агнюшка, так как груз ей показался что-то уж слишком легким. Но каково было ее удивление, когда она поставила к своим ногам полное-преполное ведро студеной воды.
А вокруг все оставалось прежним. Стояла жара. В огороде на грядках густо лежали, словно булыжники на мостовой, гладкие тыквы. Рядом с забором вытягивал свою бугристую шею к солнцу лохматый подсолнух. Дядя Вася испытывал прочность новенькой сажени.
— Ого! — удивился он, когда Агнюшка поставила рядом с ним полное ведро воды. — Как ты поздоровела, Агнюш. А ведь когда к нам приехала, кувшина не могла поднять. Вот что значит работа да деревенский воздух. Не стыдно будет мне тебя и матери сдать. Который уже день на поле ходишь?
— Пятый, — тихо ответила Агнюшка.
— Только-то? А силы в тебе, Агнюш, в десять раз прибавилось. Работа, она крепость дает. Видела, какие у нас ребятишки да девчонки в деревне? Генка Малахов, Нюрка Увалова… Богатыри растут. И все потому, что работы не боятся. Вот и ты будешь скоро сильной.
Непонятные чувства овладели Агнюшкой. В самом деле, почему она не может быть такой, как Генка Малахов или Нюрка Увалова? Ведь они же ровесники ей, тоже в этом году шестой класс окончили. И пусть не думают, что она, Агнюшка, слабосильная и слабовольная. Вот возьму и назло не уеду из деревни и буду теребить лен. Пускай болят руки, пускай печет солнце. Пусть, пусть… А ведь струсила, струсила… Сбежала тайком с поля, испугалась, бросила товарищей… Значит, не такая, как все… Стыд-то какой. Нет, нет…
— Да, Агнюш, а ты почему с поля пришла? — прервал ее мысли дядя Вася.
— Я, я… за водой. Ужас как всем пить хочется, — соврала Агнюшка и страшно покраснела.
— Так вы ведь на Дорофейке работаете, — сказал дядя Вася. — Там в конце поля есть расчудесный родничок. Он всех вас напоит. Я из него каждый год лакомлюсь. Выходит, незачем тебе отсюда воду тащить.
— Да? А я и
