Николай Глебов - Бурелом
Василий подошел к окну, за которым на темном фоне ночи начали поблескивать звезды, и с горечью ответил:
— На одной-то коняге много не напашешь, пришлось надел возле осиновых колков отдать камышинцам, а самому идти в люди.
— Ну вот вам и милость царская. Когда будете выбирать у книгоноши книги, возьмите сочинения Пушкина и Лермонтова. Ты, Прохор, кажется, сказки любишь? — улыбнулся Кирилл парню.
— Готов целую ночь сидеть, — ответил охотно Прохор.
Покурив, парни стали собираться домой.
— Мы к тебе, дядя Кирилл, еще зайдем, — уже с порога заговорил Василий. — Поди, надоели?
— Заходите в любое время. Еще найдем что-нибудь почитать, — уже многозначительно заметил Кирилл и, проводив парней, погасил лампу.
На следующий день, управившись с домашними делами, Василий с Прохором пошли на сельское торжище. Там уже шла бойкая торговля. На наспех сколоченных прилавках лежали куски ситца, сатина и других тканей. Расторопные приказчики, расхваливая товар, зазывали покупателей к себе. В красных рядах толпились степенные мужики, богатые заимщики и степные хуторяне. Девушки и парни толкались возле карусели и балагана, на подмостках которого кривлялся рыжий клоун и стоял господин с помятой физиономией, одетый в изрядно поношенную «визитку» и котелок, приглашая, «дам и господ» посетить цирк.
— Сегодня будет показана девушка-русалка и выступит всемирно известный силач, который свободно поднимает в зубах пять двухпудовых гирь.
Прохор и Василий, заплатив по десять копеек за вход, уселись ближе к арене. Сначала показывали свое искусство акробаты, затем фокусник, а через некоторое время четверо дюжих мужчин внесли оцинкованную ванну, наполовину наполненную водой. В ней полулежала молодая женщина, тело которой, начиная от груди, было покрыто чешуей и заканчивалось рыбьим хвостом.
— Вась, эту русалку я видел, — подтолкнув локтем своего друга, заметил Прохор.
— Где? — живо повернулся к нему Василий.
— Вечор к тетке Агафье она за молоком приходила.
— Тише вы, галманы, — не спуская глаз с «русалки», заговорил сердито знакомый им чистовец.
— Да она не настоящая, — ответил Прохор.
— Да ну?
— Вот те крест! — Прохор перекрестился.
Чистовец недоверчиво махнул рукой.
Тем временем спокойно лежавшая в ванне русалка, как бы делая попытку выбраться из нее, два раза ударила хвостом по воде. На публику полетели брызги и русалку унесли за кулисы.
— Господа! Вы видели чудо природы. Сия русалка по имени Лорелея, что значит Парасковья, выловлена в реке Рейн возле славного города Житомира, — объявил публике конферансье.
— Ну и вруша, — покачал головой Прохор, не спуская глаз с арены.
Через некоторое время вышел внушительного вида мужчина с лицом восточного типа и, свирепо вращая белками глаз, повел широкими плечами. Принесли гири. Связали их у ног силача веревкой и ушли. Тот покрутил ус, наклонился над ними. Взял веревку в зубы и, делая якобы огромное усилие, оторвал гири от земли.
— Вот это здорово, — протянул с восхищением Прохор.
— Да они не настоящие, — усомнился Василий.
— Ты откуда знаешь?
— Если бы чугунные, то, когда их связывали, стоял бы стукоток. А тут ничего не слышно.
— Стало быть, одурачили?
— За милую душу, — выходя из цирка, ответил Василий.
Парни направились к рядам, где расположились со своим товаром коробейники и сновали пронырливые лоточники. Прохор с Василием без труда нашли книготорговца. Его можно было заметить еще издалека. На двух шестах с натянутой бечевой были развешаны картины с видом Афонского монастыря, Киево-Печерской лавры, рядом висела ярко раскрашенная сцена «страшного суда», где с левой стороны два черта гнали трезубцами грешников в ад, с правой — трубили ангелы, показывая праведникам путь в царство небесное.
— А это кого черти поджаривают в кипящем котле со смолой? — показывая пальцем на одну из картин, спросил Прохор юркого торговца.
— Это, молодой человек, кто чрезмерно предается пьянству, — продолжая заниматься с другими покупателями, ответил торговец.
— Понятно. А книжки какие есть?
— Есть стихотворения, сказки, повести господина Пушкина, Некрасов, Никитин, сказка про конька-горбунка господина Ершова, песенники, оракулы и книга о черной и белой магии.
— Ну ее к лешакам, эту магию! Самоучитель к гармошке есть? — спросил Прохор.
— Зачем он тебе? — спросил рядом стоявший Василий.
— Может, пригодится. Охота разные песни выучить.
— Мне-то что, бери, только какой толк? Ничего ведь в нем не поймешь.
— Действительно, молодой человек, — поддержал продавец Василия. — Надо знать до-ре-ми, а потом фа-соль.
— А зачем мне фасоль? — пожал плечами Прохор и с хитрецой посмотрел на своего дружка. — У нас только одна попадья в огороде ее садит, а бабы любят больше горох да бобы.
— Фа-соль — это значит нота. Вам что, молодой человек? — обратился он к Василию и, не дожидаясь ответа, зачастил перед какой-то старушкой: — Есть крестики медные, серебряные, кипарисовые, поминальники за упокой и здравие. Ежели есть в семье грамотные, возьмите житие святой Марии Египетской, Серафима Саровского, про Кирилла и Мефодия, Зосима и Савватия.
— Мне, милый, про Иоанна Кронштадтского.
— Пожалуйста, с вас две копейки. Ну как, выбрали? — повернулся он к Василию с Прохором.
— Ага. Вот эти книжки.
Заглянув в названия, продавец начал подсчитывать:
— За Некрасова пять копеек, Никитина — четыре копейки, за Пушкина — десять. Значит, с вас девятнадцать копеек. Вы что выбрали? — обратился он к Прохору.
— Ничего. Покупка у нас обчая. Вместе читать будем.
— А самоучитель?
— Не подойдет. На слух буду учиться.
Ярмарочная площадь была наполнена гулом голосов, выкриками зазывал из харчевен, нестройными песнями подвыпивших мужиков и парней.
Василий с Прохором, сунув покупки в карманы пиджаков, пошли к берегу.
— Наши ребята сказывали, что камышницы своего борца Яшку рыжего из Ярков вызвали. Будто посулили ему два мешка муки и четверть водки поставить, — говорил доро́гой Прохор.
— Здорово, — протянул Василий. — А ты будешь выходить на круг? — спросил он приятеля.
— Посмотрю, — уклончиво ответил Прохор.
Каждую осень в покровскую ярмарку на берегу озера Чистого, что одним концом примыкает к центру села, устраивалась вольная борьба на опоясках. С одной стороны чистовцы — мирские, с другой камышинцы — двоеданы.
Василий с Прохором показались на берегу, когда уже началась борьба. Работая локтями, они с трудом протискались через толпу и добрались до круга, где для начала боролись подростки. Подогреваемые криками, ребята яростно били «со стегна» своих противников, а порой переходили на кулаки.
На смену подросткам вышли парни. Бросив на землю несколько чистовцев, Нестор Сычев, брат Февронии, победоносно поглядывал на толпу.
— Есть борцы? — вызывающе крикнул он.
— Есть. — Сняв пиджак, Прохор передал его Василию и, шепнув ему: — Ты сейчас не выходи, — шагнул в круг. Опоясался кушаком и подошел к Нестору. — Может, добровольно уйдешь с круга? — сдержанно спросил он Сычева.
— Не собираюсь. А ты с отцом-матерью не простился, когда выходил на круг? — Отозвался насмешливо Нестор.
Молодой Сычев был на голову выше Прохора, казался более стройным, чем его широкоплечий, приземистый противник. Схватившись, борцы молча прошли первый круг, как бы примериваясь силами. На втором заходе Нестор сделал попытку оторвать Прохора от земли, но тот словно прирос к ней.
— Не удалось! — прошумели в толпе. — Держись, Прохор!
На третьем кругу Сычев оплел своей ногой противника, пытаясь свалить Прохора, но тот устоял. Последующие события промелькнули с быстротой молнии. Оторвав Нестора от земли к себе на грудь, Прохор, не давая Сычеву встать на ноги, раза два крутанул вокруг себя и бросил на прибрежный песок. Толпа ахнула. Кричала что-то на пригорке сидевшая в повозках сельская знать. Нестор, пошатываясь, снял с себя кушак и бросил на землю. Он признал себя побежденным.
Второй камышинец, вышедший на круг на смену Нестору, тоже потерпел поражение. Больше из парней никто не выходил. Наступила очередь за «женатиками». Прохор ждал. Из толпы вышел на круг неказистый на вид мужичок, одетый в сермягу, и, поднимая кушак, добродушно сказал Прохору:
— Сборемся?
— Давай, — весело отозвался дружок Василия, уверенный в победе.
На первом же кругу Прохор повторил прием с Нестором, но мужичонка, крепко вцепившись в Прохора, раза два промелькнул в воздухе, но от опояски не оторвался. Борьба затягивалась. Тяжело дыша, Прохор от наступления перешел к обороне. «Вот черт, не скоро сломаешь», — подумал он про своего противника и сделал попытку вновь оторвать его от земли. Неожиданно мужичонка упал на спину, и случилось невероятное: быстро подобрав ноги, он уперся ими в живот Прохора и отбросил его на середину круга. Раздался рев толпы. Камышинцы, радуясь поражению Прохора, кричали, топали ногами.
